Несмотря на свои скромные размеры и периферийное положение по отношению к глобальным политическим центрам, Корейский полуостров многие годы остается в фокусе международного внимания. Здесь причудливо переплелись сложные процессы – как уходящие корнями в прошлое, так и порожденные современностью. И итоги второго межкорейского саммита, который прошел в Пхеньяне 2–4 октября 2007 года, имеют принципиальное значение не только для Корейского полуострова, но и для региона в целом.
Со времени трагического раскола страны и разрушительной корейской войны (1950–1953) конфликтные ситуации воспроизводились здесь постоянно, дестабилизируя обстановку и угрожая интересам близлежащих государств. Если в прошлом Корея нередко становилась объектом экспансии и борьбы за влияние со стороны могущественных соседей, то теперь великие державы, включая Россию, Китай, США, а также Японию, серьезно обеспокоены обстановкой на полуострове и вокруг него. В ответ на ракетные, а затем и ядерные испытания, проведенные КНДР в прошлом году, против Пхеньяна были введены жесткие санкции по линии ООН. (В рамках данной статьи мы специально не касаемся ядерной проблемы, поскольку это – сложная тема для отдельного разговора.)
ОТ КОНФРОНТАЦИИ К РЕАЛИЗМУ
Коренная перестройка всей системы международных отношений после окончания холодной войны не обошла и межкорейские отношения. В течение десятилетий две Кореи полностью отрицали друг друга, делая ставку на достижение безусловной победы над «противником» любой ценой. Хотя с начала 70-х годов прошлого века между обеими странами осуществлялись ограниченные официальные контакты, это мало отражалось на общей картине взаимоотношений. Их атмосферу определяли глубокая взаимная неприязнь, недоверие и враждебность.
Поворот к политическому реализму произошел в начале 1990-х. В декабре 1991 года главы правительств Севера и Юга подписали беспрецедентный документ, разработанный в ходе восьми встреч на уровне премьер-министров, – Соглашение о примирении, ненападении, сотрудничестве и обменах. Одновременно с этим была принята межкорейская декларация о денуклеаризации полуострова. Впервые за всю историю раздельного существования двух корейских государств Пхеньян и Сеул фактически отказались от идей «завоевательного похода» против другой стороны и, по крайней мере на бумаге, признали равноправное существование двух самостоятельных государственных образований.
В улучшении межкорейских отношений важную роль, помимо общего влияния внешней обстановки, сыграли два фактора.
Во-первых, в конце 1980-х на волне глобальных изменений и роста протестов в Республике Корея (Южная Корея) рухнул режим военной диктатуры и к власти впервые пришло демократически избранное правительство. Новое руководство выдвинуло ряд конструктивных идей, нацеленных на развитие контактов и мирное сосуществование с северным соседом.
Во-вторых, в результате распада Советского Союза и коммунистического блока Корейская Народно-Демократическая Республика лишилась солидной материальной помощи и политической поддержки. Для Северной Кореи с ее отсталой экономикой, неразвитыми внешними связями, автаркической системой ведения хозяйства новые реалии обернулись ситуацией, близкой к катастрофе. Вынужденное свертывание внешнеэкономических контактов с Россией на фоне небывалых стихийных бедствий, постигших КНДР в середине 90-х годов прошлого века, поставили страну на грань экономического коллапса. В этой непростой ситуации следовало срочно корректировать стратегию, и оптимальным выходом виделся отказ от прежней политики «коммунизации» Юга в пользу более прагматичного курса на постепенное развитие межкорейских связей, прежде всего в сфере экономики.
Оценивая перспективы развития ситуации на полуострове, многие внешние наблюдатели руководствовались известными схемами. Они были апробированы в странах, которые к тому моменту уже перешли от социалистического устройства к рыночной экономике и демократии. Вполне очевидной представлялась тогда и эволюция пхеньянского режима. Наиболее вероятными считались два сценария.
Согласно первому (его поддерживало меньшинство специалистов), предполагалось, что Северная Корея пойдет по пути Китая или Вьетнама. Пхеньян постепенно переведет нежизнеспособную экономику на рыночные рельсы и осуществит экономические реформы в целях привлечения иностранных инвестиций и создания сильного экспортного сектора. Предрекалось, что Север будет опираться на возрастающую помощь Юга, однако реальная интеграция произойдет не так скоро, поскольку для «размягчения» жесткого политического режима потребуются и время, и создание необходимых условий для влияния на него.
Однако подавляющее число экспертов полагали, что КНДР, как и большинство восточноевропейских стран, ждет неминуемый и скорый политический и экономический крах с тяжелейшими социальными последствиями. Обвал режима означал бы острую, но быстротечную борьбу за власть в правящей верхушке с неизбежной победой сторонников объединения с Южной Кореей (естественно, на ее условиях) и стремительное «поглощение» Северной Кореи Югом. Уместно напомнить, что в начале – середине 1990-х самые смелые из приверженцев второго сценария отводили КНДР не более двух-трех лет независимого существования. Из установки на неизбежность скорой «абсорбции» Севера исходил в те годы и официальный Сеул.
Действительность опровергла предположения и тех, и других. Власти Северной Кореи в тот период отказались от значимых рыночных реформ и проведения курса открытости в политической сфере. Однако нельзя считать, что ситуация в стране оставалась полностью статичной.
ТРАНСФОРМАЦИЯ СЕВЕРА
С начала 1990-х годов северокорейское руководство переносит акценты с марксистско-ленинских постулатов на традиционные конфуцианские и феодально-бюрократические. Во внутренней политике все чаще звучит тема национальных традиций, культурно-исторического наследия и конфуцианских ценностей. Для новой легитимации КНДР используется тезис о том, что она является преемницей некогда сильных и успешных государств, прежде всего Когурё и Корё, в древности располагавшихся на территории нынешней Северной Кореи. Для консолидации общества на основе национальной идентичности возрождается миф о легендарном родоначальнике корейской нации Тангуне, жившем за две тысячи лет до н. э. (кстати, Тангун весьма почитается и в Южной Корее).
В повседневную жизнь все шире внедряются древние нормы и традиции, в частности культ предков. Соблюдение Ким Чен Иром трехлетнего траура по своему отцу, Ким Ир Сену, скончавшемуся в 1994-м, и исполнение многих требований конфуцианского ритуала – одно из подтверждений данного тезиса. Частью курса на утверждение национального наследия и культурной самобытности стало возрождение таких традиционных праздников, как Новый год по лунному календарю, а также формальное восстановление в правах религии. Помимо буддийских храмов в стране действуют и христианские: протестантские, католические, православный. В своей внутриполитической риторике северокорейские власти реже вспоминают социализм и марксизм.
Для преодоления глубокого экономического кризиса середины – второй половины минувшего десятилетия ставка была сделана на традиционную политику «затягивания поясов» ценой любых жертв. К примеру, различные зарубежные источники утверждают, что в так называемый период «трудного похода» (середина 1990-х годов) от голода и болезней, вызванных недоеданием, в стране умерло от 300 тысяч до 2 миллионов человек.
Одновременно был взят курс на укрепление военной мощи для сохранения существующего строя и обеспечения его безопасности перед лицом внешней угрозы, главным источником которой считалась «враждебная политика» Вашингтона. Основой национальной стратегии выживания провозглашается политика «сонгун», рассматривающая армию в качестве основной политической силы и отдающая приоритет военному строительству в ущерб социально-экономическому развитию.
«Политика приоритета армии» достаточно многослойна, и ее не следует трактовать одномерно. Возведение в ранг главной движущей силы общества не рабочего класса с компартией во главе, а надклассового института – армии может при определенных условиях облегчить переход к иным формам социального устройства. Не следует забывать и о том, что вся «военно-ориентированная» риторика и милитаризация, поражающие воображение иностранцев, на деле подчинены прежде всего стремлению обеспечить жесткий контроль над обществом и охладить пыл возможных агрессоров. Если Ким Ир Сен еще мечтал о военном объединении Кореи, то Ким Чен Ир и его окружение думают исключительно о самосохранении, осознавая необходимость перемен. Подтверждение этого – начатая в июле 2002 года очень осторожная экономическая реформа.
Почти полная изолированность от внешнего мира, отсутствие информации о ситуации за пределами страны, а также мононациональность и относительная однородность общества придавали повышенную устойчивость северокорейскому режиму. С другой стороны, высокий мобилизационный потенциал экономики командного типа, традиционно низкий уровень жизни населения, привычка граждан воспринимать трудности и лишения как нечто естественное, их преклонение перед властью в любых условиях – все это позволяло поддерживать стабильность даже без применения широких карательных мер. Консервации существующих порядков способствовала и высокая степень консолидации политической элиты перед лицом возможных попыток США и их союзников «свалить» авторитарный режим путем «политических диверсий» или же в результате прямой военной агрессии.
«СОЛНЕЧНОЕ ТЕПЛО» С ЮГА
Сеульский политический истеблишмент постепенно начал отдавать себе отчет в том, что режим Ким Чен Ира – это всерьез и надолго. По мере осмысления этого обстоятельства все большее распространение в Южной Корее получала точка зрения, что подталкивание северокорейской системы к краху контрпродуктивно и лишено смысла. Альтернативой могли стать решительный отказ от прежней линии на «поглощение» КНДР по германскому сценарию (по крайней мере, в обозримой перспективе) и переключение усилий на наведение мостов.
Именно такое восприятие ситуации способствовало избранию президентом Республики Корея Ким Дэ Чжуна. Этот политик леволиберального толка, бывший диссидент, был известен приверженностью делу воссоединения нации и примиренческими настроениями по отношению к Пхеньяну. Предложенная им «политика солнечного тепла» подразумевала вовлечение КНДР в диалог, оказание ей масштабного содействия в решении социально-экономических проблем и установлении контактов с внешним миром, включая ближайших союзников Сеула. На этой основе должны были быть созданы условия для постепенного сближения двух Корей и их последующей политической, экономической и культурной интеграции на взаимоприемлемых условиях.
Северокорейский режим внимательно наблюдал за эволюцией политических воззрений южнокорейского руководства, выказывая осторожную поддержку как самому Ким Дэ Чжуну, так и его взглядам.
Именно в этой атмосфере президент Республики Корея выдвинул идею проведения первого в истории межкорейского саммита. Главным итогом поездки Ким Дэ Чжуна в Пхеньян и его встреч с Ким Чен Иром в июне 2000-го стала Совместная декларация – по сути, программа развития двусторонних отношений на годы вперед.
Документ нацеливал на решение проблемы объединения Кореи путем совместных усилий, содержал признание общности предложений Севера и Юга относительно движения к этой цели. Обе стороны договорились о мерах укрепления взаимного доверия. Ставились задачи обеспечения сбалансированного развития экономики, активизации сотрудничества и контактов во всех областях, включая социальную сферу, культуру, спорт. Кроме того, в этой декларации говорилось о налаживании общения между членами разделенных семей.
По единодушной оценке самих корейцев, лидеры обеих стран заложили основу для прорыва в отношениях и постепенному развороту от конфронтации к примирению и поэтапному сближению. Саммит дал старт качественно новому взаимодействию Пхеньяна и Сеула как по официальным каналам, так и по общественной линии, что в принципе позволяло искать пути решения довольно широкого круга вопросов сотрудничества.
Главным каналом контактов стали переговоры на уровне министров, на которых поднимались наиболее актуальные проблемы, представлявшие интерес для обеих сторон (состоялось же более 20 таких встреч).
Предусмотрена возможность поддержания связей по военной линии, а также между обществами Красного Креста Севера и Юга для обсуждения разнообразных гуманитарных проблем. Несколько позже, по мере углубления межкорейских хозяйственных связей, было принято решение о выделении вопросов экономического сотрудничества в отдельный блок и создании подотчетного министрам двустороннего органа. При этом с расширением и диверсификацией контактов структура Комитета по содействию экономическому сотрудничеству между Севером и Югом становилась все более разветвленной, увеличивалось число входивших в него отраслевых подкомитетов.
В 2000 году Сеул впервые предоставил Пхеньяну солидную экономическую помощь в размере 113,76 млн дол., объемы которой из года в год возрастают. Бурное развитие получили связи в торгово-экономической области. Если в 2000-м общий объем двусторонней торговли составил 425 млн дол., то в 2006-м он достиг 1 349 млн долларов. Южная Корея уверенно вышла на второе после Китая место в качестве ведущего торгового партнера КНДР. При этом доля коммерческих сделок во взаимном товарообороте составляет сейчас около 70 %. Остальная часть приходится на фактически безвозмездные поставки продовольствия и минеральных удобрений, без которых Северная Корея, по существу, не в состоянии обеспечить население продуктами питания.
Достижения в межкорейских отношениях очевидны, причем все основные сдвиги произошли за последние шесть-семь лет. В определенном смысле можно говорить о реальном прорыве в восстановлении взаимного доверия. Большинство жителей и Севера, и особенно Юга перестали воспринимать друг друга как врагов. В южнокорейском общественном мнении примирительно-объединительный подход пустил столь глубокие корни, что даже наиболее консервативные, традиционно жестко антисеверокорейские силы теперь вынуждены в целом поддерживать курс на примирение и сотрудничество с Пхеньяном.
НАСЛЕДИЕ ВОЙНЫ
Тем не менее о подлинной нормализации говорить пока рано. За шесть десятилетий раздельного существования между Севером и Югом обозначились глубокие политико-идеологические, социально-культурные и даже языковые различия (по признанию Ким Чен Ира, в ходе первого межкорейского саммита он понимал Ким Дэ Чжуна всего на 80 %), преодоление которых потребует обоюдных усилий, терпения и времени.
Два государства де-юре по-прежнему находятся в состоянии войны. Заключенное более 50 лет назад Соглашение о военном перемирии в Корее остается единственным политико-правовым документом, удерживающим стороны от новой братоубийственной междоусобицы.
Острые конфликты вспыхивают время от времени в спорных водах Желтого моря. По итогам корейской войны сухопутная «граница» между Севером и Югом была оформлена в договорном порядке. А так называемую «северную разграничительную линию» в Желтом море, которую произвольно установило американское командование, Пхеньян не признаёт. Кровопролитные столкновения между воинскими формированиями обеих стран в этом районе, богатом морскими ресурсами, в 1999 и 2002 годах приводили к человеческим жертвам.
Взаимное недоверие в военной среде выше, чем среди других кругов политической элиты. В 2000-м состоялась единственная за все послевоенное время встреча глав оборонных ведомств, осуществляются контакты и на более низком уровне. Однако стороны так и не приступили к обсуждению вопроса о мерах доверия в военной области и сокращении вооружений. Южане при этом обычно ссылаются на то, что в районах, прилегающих к границе, сосредоточено свыше 70 % всех боеспособных соединений Севера, включая десятки тысяч артиллерийских и ракетных систем, способных в считанные минуты уничтожить Сеул и превратить 50-километровую приграничную полосу в «море огня». Уместно, однако, напомнить, что лишь с 2004 года военная доктрина Южной Кореи официально перестала рассматривать КНДР в качестве «главного противника». Вместо этого была введена новая, чуть более корректная формула – «угроза со стороны Севера», на противодействие которой и нацеливалась мощь страны.
В Республике Корея до сих пор действует Закон о национальной безопасности. В этом уникальном для современной политической практики документе КНДР квалифицируется как «территория, находящаяся под контролем антигосударственной организации». А потому несанкционированные контакты граждан Республики Корея с представителями Северной Кореи и поездки на Север, а также публичное проявление симпатий к существующим в КНДР порядкам или выражение поддержки официальной идеологии Пхеньяна однозначно рассматриваются как «помощь врагу» и посягательство на национальную безопасность. Либеральная идеология на Юге все же смягчает область правоприменения этого закона. Если раньше нарушители могли быть подвергнуты наказанию вплоть до смертной казни, то теперь им чаще всего угрожает условный срок тюремного заключения или крупный денежный штраф. А нелегальные перебежчики из КНДР принимаются почти как национальные герои и автоматически получают гражданство Республики Корея.
В свою очередь Пхеньян лишь после саммита-2000 перестал называть сеульское руководство «марионеточными властями». Тем не менее во внутренней пропаганде по-прежнему господствуют утверждения о том, что власти Южной Кореи, находящейся под «иностранной военной оккупацией», не в состоянии проводить независимую политику на международной арене и в сфере межкорейских отношений. По сути, КНДР до сих пор не отказалась от претензий на право именоваться единственным суверенным государством на Корейском полуострове.
В действующей Конституции страны особо оговаривается, что Корейская Народно-Демократическая Республика «представляет интересы всего корейского народа». (Кстати, и Конституция РК предусматривает распространение суверенитета Сеула на весь Корейский полуостров.) Неудивительно, что в прессе и в высказываниях официальных северокорейских представителей Республика Корея практически никогда не называется «государством», а вместо этого употребляется своеобразный эвфемизм – «южная часть республики». При этом такие понятия, как «президент», «правительство» либо «парламент Южной Кореи», как правило, приводятся в кавычках.
Пхеньян рассматривает пребывание американских войск на территории Республики Корея как военный вызов, а учения, периодически проводимые южанами совместно с США, считает «репетицией» нападения на КНДР. Северяне категорически отказываются посылать на них своих наблюдателей и оповещать Сеул о собственных аналогичных маневрах.
ДВЕ ТЕНДЕНЦИИ
Излагая столь подробно перипетии межкорейских отношений, авторы стремились на конкретных примерах показать, что на Корейском полуострове по-прежнему сталкиваются две, казалось бы, несовместимые тенденции – к противоборству и сотрудничеству, к жесткой военно-политической конфронтации и национальному примирению. При этом ситуация может кардинально меняться в зависимости от конъюнктуры, цепочки роковых или, наоборот, счастливых случайностей. Она зависит от политических, властных амбиций лидеров Севера и Юга, оспаривающих друг у друга право на историческую и политическую легитимность. Не последнюю роль играют и трудности преодоления «осадной» психологии, ощущения отчужденности, сформировавшегося за годы раскола и размежевания, и стремление Северной Кореи к выживанию и защите своих порядков любой ценой – вплоть до обладания ракетно-ядерным потенциалом сдерживания.
С другой стороны, у корейцев, как у малой нации с многовековой историей, весьма велико стремление к национальной идентичности, обострено чувство единения и родства. Достаточно сказать, что ни на Севере, ни на Юге у политика нет ни малейших шансов сделать карьеру, если он хотя бы на йоту усомнится в возможности объединения Кореи, пусть даже в отдаленном будущем.
Наиболее важным достижением последнего десятилетия стало осознание Пхеньяном и Сеулом того, что, несмотря на существующие фундаментальные разногласия, нельзя достичь объединения нации ни военным путем, ни принудительным «поглощением» одной стороны другой. Для столь несхожих партнеров, каковыми являются КНДР и Республика Корея, это уже немало.
Существенную роль в росте взаимного притяжения играют экономические соображения. Несмотря на продолжающуюся пропаганду идей «социализма корейского образца», северокорейские лидеры прекрасно осознают, что автаркический экономический курс в духе «идей чучхе» завел страну в тупик. Единственным условием выхода из него без ущерба для существующего режима являются как продолжение начатых в 2002-м «проторыночных» преобразований в экономике, так и расширение сотрудничества с Сеулом, включая получение масштабной помощи, к оказанию которой южнокорейцы в принципе готовы.
Для Юга приоритетами остаются обеспечение доступа к богатым природным ресурсам и дешевой рабочей силе Севера, а также преодоление фактически «островного» положения за счет соединения с «Большой землей» – прежде всего Россией и Китаем – через территорию КНДР, где должны быть проложены автомобильные и железнодорожные коммуникации, трубопроводы для доставки углеводородного сырья.
Второй межкорейский саммит стал еще одним шагом на пути примирения и сближения Севера и Юга. Президент Южной Кореи Но Му Хён продолжил линию своего предшественника Ким Дэ Чжуна. В Совместной декларации о развитии межкорейских отношений, мире и процветании, подписанной по итогам переговоров, стороны подтвердили приверженность принципу невмешательства во внутренние дела, стремление решать проблемы двусторонних отношений в духе согласия и сотрудничества, исключая использование силовых методов.
Крупным достижением стала выраженная Сеулом и Пхеньяном решимость вести дело к переходу от режима перемирия к прочному, постоянному миру на Корейском полуострове. Для этого предполагается начать диалог с участием «трех-четырех высших руководителей». Вряд ли такие планы можно считать четкой политической договоренностью, но уже само обсуждение этой острой темы является серьезным сдвигом.
Лидеры двух стран наметили в Пхеньяне впечатляющую программу развития двустороннего экономического сотрудничества. Среди крупных проектов – создание специального экономического района в северокорейском городе Хэджу, дальнейшее развитие Кэсонского технопарка, кооперация в области судостроения, реконструкция железных и автодорог на Севере, начало железнодорожных грузовых перевозок через демилитаризованную зону и создание совместной рыболовной зоны в спорном районе Желтого моря.
С точки зрения перспектив укрепления взаимного доверия и развития межкорейской экономической интеграции результаты встречи выглядят многообещающими. Они открывают возможность сделать ситуацию на Корейском полуострове более стабильной и предсказуемой, ослабить хроническую конфронтацию.
Реализация экономических договоренностей даст КНДР возможность улучшить транспортную инфраструктуру, укрепить промышленный потенциал, увеличить валютные поступления. Последовательное осуществление намеченных проектов может привести к созданию по периметру западных границ между Севером и Югом целой полосы совместных экономических зон, способных стать общекорейской «лабораторией» для выработки и применения на практике взаимоприемлемых форм совместной хозяйственной деятельности.
Естественно, многое будет зависеть от готовности Пхеньяна и Сеула выполнять намеченные планы. На предстоящих в Южной Корее в декабре с. г. президентских выборах шансы на победу имеет претендент от правоконсервативной оппозиции Ли Мён Бак. Он давно критикует действующего главу государства за чрезмерный либерализм и уступчивость Северу. На Юге уже высказываются сомнения относительно возможности реализации масштабных, но «слабо проработанных» экономических проектов. Независимые исследовательские институты в Республике Корея подсчитали, что обещания, содержащиеся в принятой Но Му Хёном и Ким Чен Иром декларации, обойдутся стране не менее чем в 13 млрд дол., что ляжет тяжелым бременем на экономику. В этой связи нельзя исключить, что будущая южнокорейская администрация, не отказываясь формально от намеченных планов, постарается спустить их на тормозах.
Не до конца понятны и намерения Пхеньяна, который в прошлом делал все для того, чтобы экономические и иные связи с Сеулом носили дозированный и ограниченный характер. На Севере небезосновательно опасаются, что экономическое проникновение южного соседа в КНДР может быть нацелено на постепенное изменение северокорейского строя изнутри.
Немало будет зависеть и от международной и военно-политической ситуации вокруг Корейского полуострова, особенно в связи с необходимостью решения северокорейской ядерной проблемы. Дальнейший прогресс в ходе ведущихся в настоящее время в Пекине переговоров отнюдь не гарантирован. Позиция же ближайших союзников Южной Кореи – США и Японии состоит в том, что любые уступки Пхеньяну, равно как и продвижение вперед в межкорейских отношениях в целом, должны находиться в прямой зависимости от успехов в деле ядерного разоружения Северной Кореи.
В заключение можно сделать следующие выводы:
- начатая бывшим президентом Южной Кореи Ким Дэ Чжуном «политика солнечного тепла», а также ее модифицированный вариант – курс нынешнего президента Но Му Хёна на сближение и сотрудничество – работают;
- данный курс базируется на выработанном в Сеуле прагматичном и реалистичном подходе. От объединения в качестве конечной цели никто не отказывается, но это – вопрос не сегодняшнего и не завтрашнего дня;
- линия на примирение и сотрудничество встречает растущее понимание и в Северной Корее, руководство которой, несмотря на сохраняющиеся идеологические «ограничители», демонстрирует все большую заинтересованность в расширении контактов и связей с Югом в практических областях;
- объединение по германскому образцу путем «поглощения» станет неподъемным для южнокорейской экономики. Задача нынешнего этапа, который может оказаться достаточно длительным, – не допустить военного конфликта на Корейском полуострове и коллапса КНДР. Южная Корея должна способствовать развитию Северной Кореи, сближению и постепенной конвергенции обоих государств, чтобы минимизировать цену будущего объединения.
