Фундаментальные изменения мирового устройства, происходящие на наших глазах, ставят каждую страну перед необходимостью комплексно оценивать свои будущие возможности. Сочетание геополитических, социальных, технологических сдвигов многократно усложняет задачу анализа. И хотя всякие прогнозы в таких условиях весьма рискованны, попытаемся совместить различные обстоятельства в картину вероятных сценариев развития мира и России.
Основные факторы перемен
В XXI веке быстро происходит накопление критической массы технологий и методов деятельности, подразумевающих изменение природы экономики, характера общества и даже самого человеческого бытия.
Все большее распространение получает индивидуализированное, распределенное, роботизированное производство, формирующее рынки труда, а не зависящее от них, зато крайне чувствительное к рынкам сбыта.
В коммуникациях, политике, торговле, управлении, логистике, финансах происходит переход от иерархических к распределенно-сетевым принципам организации.
В сфере транспорта, жилья, дорогого имущества доминирующей становится экономика аренды (sharing economy), а не владения.
В развитых странах фиксируется существенное продление продолжительности жизни и повышение ее качества.
За счет нейротехнологий качественно увеличивается глубина коммуникаций и взаимодействия.
Стираются языковые и культурные барьеры.
Формируется новая ключевая субъектность: от товаров и вещей – к впечатлениям и переживаниям, исчезает грань между обладанием и переживанием обладания.
Структура потребляемых и востребованных ресурсов в промышленности и энергетике резко меняется в пользу возобновляемых.
Меняются направления, приоритетные для развития. Ключевыми рынками и инструментами становятся следующие:
Образование и социальная структура.
- Снимаются статусные преграды перед доступом к современному технологическому и социальному укладу – происходит переход к сетевому и кластерному образованию вместо иерархической модели образования, кризис переживает вся система социальных лифтов.
- Транспорт. Преодолеваются географические и имущественные барьеры, затруднявшие доступность товаров и услуг. Исчезают различия качества и доступности товаров между мегаполисами и распределенными центрами, происходит сдвиг от урбанизации к субурбанизации, а от нее – к деурбанизации.
- Здоровье. Качественно смещаются пределы продолжительности жизни, снижаются или полностью снимаются имущественные и статусные барьеры в достижении качества жизни, а также чувствительности к типам поселений (деурбанизация).
- Безопасность. Рост препятствий для неконвенциональной деятельности при принципиальном ее удешевлении и массовом распространении – контроль становится все более тотальным, принимаются превентивные меры в сфере правопорядка.
- Информация. Резкий рост объема требуемой, передаваемой и перерабатываемой информации – человеческая и машинная среда сливаются в состояние гибрида.
- Нейрономика. Впечатления и переживания превращаются в материализуемые объекты (структуры памяти, картриджи, блоки памяти), развивается индустрия поставки (торговли и открытого доступа) впечатлений/переживаний и связанных с ними знаний.
- Торговля. Смещение фокуса на предоставление прав пользования, а не продажу; как следствие, увеличение роли обслуживания и сервиса продукта – возврат от финансово-промышленных групп к финансово-торговым.
- Энергетика. Формируется распределенно-сетевая, основанная на микроэнергетике и возобновляемых источниках система. Фиксируется существенный рост автономности техно- и социосферы, деурбанизация.
- Финансы. Все большее смещение от денег как эквивалента стоимости товара к деньгам как эквиваленту стоимости владения и энергии.
Система распределения населения и производственных сил
- Население (пространство). Переход от мегаполисов к специализированным техно-кластерам и агломерациям с распределенной системой проживания (от системы поселений «город-пригород-деревня» к реальным агломерациям на базе университетских, промышленных и торгово-развлекательных центров).
- Население (возраст). Резкий рост процента и веса представителей старшего поколения, образование и сервис сосредотачиваются на продлении активного периода жизни, включение старшего поколения в производящие цепочки и рост сферы услуг для них.
- Производство. Переход от промышленных комплексов к зонам концентрации технологических компаний с родственной инфраструктурой, распределенное автономизированное производство рядом с местами потребления.
- Энергетика. Ставка на распределенную и индивидуальную генерацию и умные сети, резкий рост энерговооруженности техники и человека, персонализированная торговля энергией (продажа и потребление).
- Транспорт и логистика. Глобальные товарные потоки сводятся преимущественно к компонентам и материалам, локальные – к товарам и услугам; увеличение веса микротранспорта (товарного и пассажирского) по сравнению с крупным.
Технологические и социальные изменения неизбежно повлекут за собой новые идеологические и политические тенденции:
- в потребительском поведении происходит отказ от обладания в пользу впечатления (ценность переживания выше ценности обладания);
- отход от национально-культурных идентичностей в пользу глобально-сетевых (глобальная сословная структура);
- рост борьбы между вертикальными (национальными) и глобально-сетевыми принципами интеграции и их инфраструктурами;
- нео-религии как формы идентификации и самоопределения в глобально-сетевом пространстве;
- формирование синтетических постнациональных глобализированных культур, их конкуренция между собой (от доминирования американо-европейской к рынку глобальных культур);
- отказ от стремления к однозначному социальному отождествлению с крупными сообществами в пользу множественности отождествлений с микрогруппами («уникальность»).
Устройство мира: «долины» и «светофор»
Экспоненциальный рост новых технологических направлений приводит к качественному перерождению общества, экономики и даже человека. Глобальный характер экономики и общества требует скорейшей трансформации институтов управления. Действующий консенсус подразумевает в идеале невмешательство правительств развитых стран в ведение компаниями бизнеса в обмен на невмешательство компаний в политику. Однако уже понятно, что это препятствует развитию глобальных компаний-лидеров. Совокупный потенциал таких компаний превосходит размеры многих национальных экономик и толкает их к обретению новой субъектности и формированию мировой политики нового типа.
Лидерами изменений становятся авангардные суб-общества (кластеры) ведущих экономик (условно – «кремниевые долины»), где складываются общество будущего (нестареющее, креативное, техно-интегрированное), экономика нового типа (роботизированные производства, сервисы, транспорт, стартап-экономика) и иной тип политики (прямые демократия и налоги).
Экономическая сила кластеров ведет к их фактическому обособлению от окружающих территорий своих и других стран – запретительные для «посторонних» цены на жизнь, доступ к сервисам другого уровня (Интернет, медицина, образование), собственная система безопасности (общество «киберпанка»).
«Долины» становятся безусловными лидерами агрегации талантов, выталкивая «неудачников» (людей и бизнесы) в непосредственно прилегающую «зону обеспечения» («зеленый пояс» – «пояс комфорта»), в котором приемлемые условия жизни создаются за счет обслуживания лидирующих экономик. «Зеленый пояс» агрегирует другие регионы стран-носительниц «долин» и избранные регионы внешних стран (пример симбиоза: Кремниевая долина – Израиль). В «зеленой зоне» культура и политика формируются из «долин», собственная культура вторична, национальные особенности стираются и унифицируются. Внутри «кремниевых долин» с большой вероятностью тоже произойдет движение от индивидуальных культурных особенностей к некоторой «общекремниевой».
Вокруг «зеленого» формируется «желтый пояс» – развивающиеся регионы и государства, ориентированные на обеспечение «кремниевых» и «зеленых» регионов (ресурсы, прежде всего человеческие, материалы и компоненты производства). Зона «желтого пояса» поддерживается в комфорте товарами «зеленого пояса», отток талантов компенсируется производством и импортом новых из худших зон. Стабильность в «желтом поясе» поддерживается национальными культурами и правительствами.
Вокруг «желтой» зоны – «красная», территория управляемой нестабильности, активного освоения, разрушения национальных («традиционалистских») правительств, превращения человеческого капитала и ресурсов в «сверхтекучие». Таланты перемещаются в виде рабочих в «желтую» и «зеленую» зоны, в виде талантов – в «зеленую» и «кремниевую» зоны, ресурсы – в максимально непереработанном виде в «желтую» и «зеленую» зоны (в «кремниевой» работают только с высокоуровневыми компонентами и сложными, упакованными в картриджи материалами).
Особенность данной трансформации в том, что вместо формирования структурно подобных друг другу национальных экономик (развитый сектор на вершине пирамиды, ресурсный – внизу) происходит глобальное переустройство в субрегионы и сообщества, в которых национальные правительства и экономики теряют контроль над потоками товаров, талантов и ресурсов. Попытка национальных правительств «удерживать» вертикаль передела ведет к маргинализации соответствующего государства, утечке бизнесов и талантов, формированию жесткой конкуренции за ресурсы и попытке обвала их цен. Национальные правительства развитых стран, понимая это, выделяют субрегионы для включения в глобальную сеть и ведут конкуренцию за место в десятке-двадцатке мировых центров (Лондон–Кембридж–Оксфорд, Сеул, Шанхай, Гонконг, Сингапур, Амстердам–Эйндховен, Израиль). Роль национальных регуляторов снижается, роль глобальных растет. Центры-лидеры (существующие и потенциальные «долины») интегрируются в глобальную сеть, выстраивают под собой контуры «зеленых» зон для поставки компонентов, упакованных материалов и талантов.
Политика «кремниевых» зон – исключительно стратегия управления потоками денег, знаний и талантов – тем, что приносит максимальную маржу. Вся «промышленная политика» – размещение производств, снижение издержек, рост глубины передела и т.п. – это прерогатива «зеленых» и «желтых» зон, которые обслуживают «кремниевые». «Красные» воплощают в жизнь либо линию на «ко-трансформацию» (лояльный верхним уровням режим), либо «альтернативную стратегию» («террористы»). Приз лояльных – попадание в «желтый» сектор.
Функция принятия стратегических решений уходит от финансовых столиц к технологическим и инновационным центрам. Туда же перемещаются креативные индустрии. Формируется новая финансовая система (через кризис ныне существующей биржевой), направленная на изменение правил игры в расчетах и банкинге. «Новые» банки, аффилированные с технологическими гигантами, формируют глобальную финансовую сеть, правила игры которой определены из зоны «кремниевых долин».
Численность населения в «кремниевых» зонах в 2020-е – 2030-е гг. можно оценить примерно в 100–200 млн человек, существенного роста не предполагается (равновесие достигается за счет стоимости жизни и требуемого качества человеческого капитала). Население «зеленой» зоны — 1 млрд человек. Население «желтой» зоны – 4–5 млрд человек. Население «красной» зоны – 1–2 млрд человек.
Формирование описанной конструкции ведет к появлению противоречий – и соответственно источников глобальной нестабильности – по следующим осям.
- Нежелание стран «красной» зоны (или государств «желтой», сползающих в «красную»), принимать правила игры и становиться объектами «пересборки».
- Нежелание национальных правительств «желтой» зоны терять субъектность и формировать внутри себя «кремниевые» и «зеленые» пояса, управляемые фактически наднациональными органами.
- Нежелание правительств «зеленой» зоны терять контроль над высокомаржинальными «кремниевыми» зонами.
Описанные противоречия охватывают всю структуру глобальной миграции, товарооборота, распределения труда. Дополнительное влияние будет оказывать и конкуренция внутри каждого сегмента, которая при определенных условиях способна стать очень значимым фактором. В пиковом случае развитие противоречий может привести в 2025–2035 гг. к экспоненциальному росту мировой нестабильности – войне. Ее форма, характер и результат должны учитываться при выборе дальнейшего сценария развития.
Три варианта и место России
Сценарий развития с неизбежностью должен отталкиваться от нынешнего положения, понимаемого нами следующим образом: Россия в последние 30 лет дрейфует из потенциально «зеленой» (мечта перестройки) в «желтую» (девяностые-нулевые), а в перспективе «красную» зону – сейчас мы находимся на границе зон.
Дальнейшая траектория зависит от глобального сценария. Ниже приведены три основных варианта.
«Сингулярность». Предполагает настолько быстрый технологический прогресс, что скорость трансформации (и рост прибыли) «кремниевых» зон формирует их безусловное лидерство в качестве жизни, безопасности и военном потенциале.
Национальные элиты бессильны сопротивляться и стремятся купить себе место в «кремниевых» зонах за счет компрадорской и соглашательской политики. В элитах отдельных стран происходит раскол: ориентированная на глобальную интеграцию часть убеждает образованное население в перспективности стратегии вхождения в «зеленые пояса» и борьбы за получение хотя бы одного «кремниевого» кластера на своей территории. Козырями становится доступ к современной медицине, образованию и высокомаржинальным сферам деятельности (уровню доходов). Консервативные круги оттесняются на обочину и формируют фронду в регионах с максимально устаревшими укладами. Помощь «интеграторам» в вооруженном противостоянии оказывают глобальные структуры. За счет технологического превосходства фронда подавляется или становится маргинальной.
«Желтый пояс» покупает право на высокий процент национального самоуправления, отдавая дешевые ресурсы и таланты (не препятствует их оттоку и не формирует национальных «зон прорыва»). Уровень жизни стабилизируется на приемлемом уровне, возникает национальный консенсус «достаточности».
«Зеленые» зоны вырабатывают философию «достаточности комфорта», который поддерживается культурной и технологической продукцией «кремниевых» зон (импорт впечатлений, утилизация населения в виртуальные и смешанные среды). Экономика «зеленых зон» – производство компонентов и упакованных в нужные формы ресурсов, а также низкомаржинальной товарной продукции (ширпотреб).
В «кремниевых» зонах начинается взрывной рост технологий, формируются фундаментальные прорывы (техническое бессмертие, техническая телепатия, полная роботизация и автоматизация среды, полная реалистичность виртуальных сред, создание наполненных впечатлениями смешанных реально-виртуальных сред). Краеугольным камнем развития становится природа человека – возможность разотождествления личности и носителя (тела), что ведет к истинному бессмертию и качественно новому состоянию человечества – интегрированным мультиличностным конгломератам (сверх-сообществам). Освоение новой реальности является крайне важной задачей развития и становится на последующие несколько столетий предметом деятельности части человечества, находящейся в «кремниевых» зонах, на вершине иерархии рассматриваемой модели.
Предмет их деятельности известен остальным в профанированном виде, что формирует представление об «обожествлении» части человечества. Это вызывает взрыв неорелигии «техно-просветления», призванной конституировать разрыв и барьер доступа в «кремниевую» зону.
Потенциал доступа в мультиличностную реально-виртуальную среду определяется композицией талантов и навыков, «вербовка» ведется через общедоступные массовые каналы (компьютерные массовые игры, массовое образование) с втягиванием талантов в зоны обучения, а затем – в ядро «кремниевого сообщества». Отъезд туда означает «просветление», удачу и трактуется обществами и «зеленой», и «желтой» зон как удача семьи и нации. Обратный приток ресурсов в семьи от «просветленных» становится значимым фактором экономики «желтых» зон. Массовая культура превращается в предварительный период вовлечения и обучения, унификации культурных кодов и образов, обогащается за счет национальных элементов (мультикультурализм) для облегчения доступа представителям разных культур.
«Красные» зоны бомбят и уничтожают при помощи разных типов оружия, в том числе биологического. Конвенциональность последнего становится неустановимой («внезапный вирус гриппа», «мутация СПИДа», «прогрессивное снижение рождаемости в зонах голода» и т.п.). Классическое литературное воплощение этого сценария – Лапута, описанная в третьей части «Путешествий Гулливера» Джонатана Свифта.
Вероятность сценария «сингулярность» – 30%. Несмотря на высокие темпы развития, готовность формировать механизмы управления глобальной политикой и экономикой драматически отстает, риски нестабильности очень высоки.
Стратегия России в ситуации победившей «сингулярности» – борьба за статус глобальных технологических хабов одной-двумя мегаагломерациями (Москва–Петербург, Томск–Новосибирск). Формирование вокруг них «зеленых поясов» (новая регионализация). Возникновение далее «желтых поясов» с реинтеграцией во внешние «желтые» зоны («большой Кавказ», «ресурсы Арктики»). Приз – доступ элит и хабов в наднациональные системы управления и перераспределения ресурсов, достижение «кремниевого» уровня жизни для 1/10 – 1/6 части населения, достижение «зеленого» уровня развития для трети населения и «желтого» для остального (примерно половина) населения.
Инквизиция. Начало идентично общим трендам и сценарию «сингулярность». Мировые зоны лидерства («кремниевые долины») провоцируют трансформацию «зеленых» и «желтых» зон, подогревают рост напряжения «красных». Обостряется ситуация во всех переходных странах (Индия, Китай – из «желтой» в «зеленую», Россия, Бразилия – из «желтой» в «красную»). Причина – несогласие национальных элит на обслуживающую роль, желание пресечь отток талантов, капиталов и ресурсов. Формирующиеся препоны снижают эффективность роста «кремниевых» зон, провоцируя национальные правительства (ленд-лордов) осуществлять агрессивную политику борьбы за приток ресурсов и талантов.
Возникает антагонизм «старых» (США, Великобритания, часть континентальной Европы и т.д.) и «новых» лидеров (Китай, Индия, Россия, Бразилия). Избегая прямых столкновений, игроки превращают в зону конкуренции «красные пояса», нестабильность которых становится инструментом поглощения ресурсов соперников.
Масштаб столкновений в «красных» зонах, а также насыщение их лидеров, структур и сообществ оружием и ресурсами провоцирует распространение нестабильности на соседние «желтые» зоны, которые игроки оказываются готовы принести в жертву. Масштабы столкновений и потерь провоцируют рост милитаризма и напряжения в «зеленых» зонах, формируя разрывы в системе мировой торговли (война санкций, ставки на «импортозамещение», концентрация на национальных проектах развития в ущерб глобальным). Это ведет к разрушению международной системы инвестирования с появлением локальных регионов (зон) инвест-благоприятствования и формированием блоков (БРИКС vs G7).
Отсутствие консенсуса и скрытая подпитка противоборствующих сторон в «красных» зонах ведет к распространению войны на все потенциально нестабильные регионы (Черная Африка, Магриб, Ближний и Средний Восток, Центральная Азия). Необходимость наращивания расходов на противостояние тормозит развитие всех стран, включая лидирующие.
Необходимость обеспечения конкурентного доминирования толкает конфликтующие стороны на отказ от этических ограничений в применении технологий. Информационные, биологические атаки, милитаризация космоса, резкий рост роботизированных армий, утечка ядерных технологий, направленные изменения климата – все это провоцирует насилие и ведет к непреднамеренным последствиям и техногенным катастрофам, вызванным неуправляемыми последствиями «ограниченного» применения. Развивается глобальное противостояние, именуемое «новой холодной» или «мировой гибридной войной», которое ведет к резкому торможению развития во всех отраслях, связанных с качеством жизни (зато растут технологии роботизации, новых материалов, управляемой эволюции и биологической коррекции человека и природы). Милитаризация и перекос в сторону двойных технологий становятся причиной появления «корпоративных» государств и госкапитализма даже в странах нынешнего либерального устройства. Стратегией становится полное уничтожение стран-противников как самостоятельных политических субъектов через их расчленение на субгосударства (провоцирование национальной, конфессиональной, классовой, региональной розни).
Разрастание зон нестабильности и разрушение «окна благоприятствования» технологического взрыва приводит к осознанию необходимости «поиска баланса». В условиях блокового мышления и разрушенной глобальной инвестиционной системы консенсус становится достижим только на условиях «паритетного» развития, то есть подтягивания технологического уровня («технологического паритета»). Однако потребность в «договоре» об этом возникает не раньше, чем через 15–20 лет активного противостояния, жертв, насилия и серии техногенных (в том числе климатических и биологических) катастроф и эпидемий.
Предмет договора – обеспечение синхронности развития стран через контроль технологического прогресса («право вето» на проведение исследований, чему способствует их дискредитация на стадии «новой холодной» войны), создание системы «партнерств» с равным квотированием участников, приоритет международных технологических проектов развития, которые были бы прозрачны для всех сторон и в которых будет оговариваться обязательное присутствие всех заинтересованных субъектов. Это, например, управляемое изменение климата, освоение космоса, создание всеобщей энергетической системы, управляемая эволюция человека. Система мирового управления сводится к сочетанию политических институтов (новая ООН), комиссии по контролю над технологическим развитием (КОМКОН), системы глобального культурно-идеологического контроля – композиционный мультикультурализм («уважение разнообразия и традиций»; новая ЮНЕСКО).
Вероятность сценария – 60%.
Место России в нем – «наконечник копья» конгломерата «новых лидеров» (Китай), «отмороженные», «наемники», «анархисты». Основная компетенция – война в условиях «красных» зон, создание, испытание и экспорт неконвенциональных технологий, создание межгосударственных (но внутриблоковых) военно-технологических корпораций. Центр технологического шпионажа и копирования («нео-СССР»). Идеологическое лидерство «движения неприсоединения», роль «системного союзника» новых лидеров, создающих собственную картину мира, глобальную культурную и цивилизационную модель, формирование прообраза мультикультуральной («евро-азиатской») модели, основанной не на синтезе, а на балансе (трансфер европейских моделей/практик поведения, управления и организации в Азию и азиатских в Европу/США).
«Крах Рима». Сценарий неоднократно воспроизводился в истории (крах великих цивилизаций бронзы – Египет/Хеттское царство/Вавилон, Рим, Китай второй половины II тысячелетия). Основные причины – неспособность создать системы управления, соответствующие технологическим и социальным трансформациям, попадание технологий в руки менее развитых, но лучше организованных сообществ.
Начало аналогично варианту «сингулярность» с последующей деградацией до «мировой гибридной» войны и срыва даже с этой траектории из-за неспособности обуздать вырвавшиеся на волю разрушительные силы. Центрами деструкции становятся «красные» зоны, создавшие глобальные интеграционные проекты (ИГИЛ и т.п.), а также «желтые» зоны, не согласные с интеграцией на условиях обеспечивающих регионов (Россия, Африка, Латинская Америка).
Сценарий начинается как потеря правительствами младших партнеров противостоящих блоков контроля над своей территорией под воздействием ударов противников, а также в ходе технологических, климатических атак и эпидемий. Утрата управления приводит к власти радикалов и фундаменталистов, которые создают «фундаменталистский интернационал» (ФИ) для противостояния «империям зла». Возникновение альтернативы провоцирует скатывание в деструктивность. Зонами атак ФИ становятся мегаполисы и «кремниевые» зоны, начинается стремительный исход капитала и компаний из них в «технологические цитадели» – специальные новые регионы, независимые от правительств государств-лидеров.
ФИ эффективно ломает национальные правительства. На первом этапе – при поддержке стран-противников. Это ведет к политической деградации, милитаризации, регионализации, потере целостности государств и макрорегионов. Фундаменталисты захватывают власть в ряде стран «желтого» и «зеленого» поясов. Их альянс становится глобальной силой.
Попытки стран-лидеров сначала сепаратно, потом сообща уничтожать очаги ФИ и государства, в которых они пришли к власти, ведут к высвобождению неконвенционального оружия и серии техногенных, климатических катастроф и эпидемий. Они бьют рикошетом прямо и через общественное мнение по самим странам-лидерам, провоцируя их деградацию и развал.
Масштаб ударов и глобальный характер войны не позволяют США отсидеться, это первая война на их территории. Ускоренное перевооружение в формат робото-армий, применение био-, информационного и климатического оружия ведет к всплеску утечек технологий к соперникам, а от них – к фундаменталистам. Через 10 лет войны Соединенные Штаты получают все виды ударов по своей территории и не выдерживают.
Разразившийся мировой экономический мегакризис заставляет способных к развитию закрываться в локальные цитадели, где носителями компетенций становятся корпорации. Они вынуждают ослабевшие национальные правительства и их осколки бросать все на защиту корпораций в ущерб остальной территории, а затем вступают в торг с ФИ для определения зон контроля. Итогом соглашения становится пояс независимых корпоративных городов (редукция «кремниевых долин») с вырожденной социальной и технологической культурой, зона слабых национальных правительств (вырожденный «зеленый пояс») и пояс враждующих между собой фундаменталистских государств, покупающих оружие в обмен на ресурсы у корпоративных городов.
Темпы развития падают на один-два порядка, возрождение глобальной культурно-социальной среды занимает несколько столетий.
Вероятность сценария – 10%.
Россия с высокой вероятностью остается независимым национальным государством, возможно теряя отдельные территории, но участвуя в глобальной торговле оружием и технологиями. Это модель квази-СССР 1950-х годов. При этом страна попадает в технологическую зависимость от корпоративных городов во всем, связанном со здоровьем, нейротехнологиями и потребительскими товарами.