Статья опубликована в спецвыпуске, изданном в рамках выполнения проекта «Россия глазами зарубежных лидеров нового поколения», при реализации которого используются средства государственной поддержки, выделенные в качестве гранта в соответствии с Распоряжением Президента Российской Федерации от 19 февраля 2018 года N 32-рп и на основании конкурса, проведенного Фондом президентских грантов (http://svop.ru/wp-content/uploads/2019/07/rimG.pdf).
В статье 1990 г. «Почему мы скоро начнем скучать по холодной войне» американский политолог Джон Миршаймер советовал Вашингтону как можно дольше сохранять конфронтацию с Россией. Он правильно предсказал, что насилия в Европе будет больше спустя 10 лет после ухода СССР, чем за 10 лет до этого. С характерной провокационностью Миршаймер советовал Вашингтону расширять распространение ядерного оружия на континенте и побуждать только что объединенную Германию к разработке оружия массового уничтожения. Миршаймер полагал, что американские войска вскоре покинут Европу, но в интересах США поддерживать баланс сил на континенте с минимальными затратами. В такой ситуации что может быть эффективнее 20-летних немцев, сооружающих ядерные шахты в Фульдском коридоре?
К счастью, этот сценарий не был воплощен в жизнь. Так и не появилась вновь вооруженная Германия, сдерживающая ослабленного постсоветского колосса, пока США отдыхают в задних рядах. Вместо этого Германия, никогда не обладавшая богатыми природными ресурсами, продолжала искать для себя удобную нишу в глобальной системе поставок. Позиции Германии в 1990-2000-х гг. можно считать продвинутой версией Китая: Германия производила оборудование, на котором делали станки для производства футболок в Гуандуне. Россия в это время не имела возможности «выгрызть» собственный кусок мирового хозяйства. Вместо этого Москва просто наращивала продажу природных ресурсов, которые оставались главной опорой советской экономики в период ее предсмертной агонии. Нефть, газ, древесина и другие сырьевые товары теперь принадлежали частным или частично приватизированным компаниям, которые не осознавали социальной ответственности перед обществом. Эти компании управлялись новым олигархическим классом, который изо всех сил старался следовать постулатам Уолл-стрит, включая повышение стоимости акционерного капитала.
С точки зрения гипотетической военной конфронтации между ЕС и Россией, вряд ли можно представить что-то, хотя бы отдаленно напоминающее столкновение США и Китая из-за Тайваня, который американские ВМС уже не в состоянии защитить. На фоне действий России в Крыму и на Украине позиции Москвы в Восточной Европе остаются достаточно слабыми. Так называемая попытка переворота в Черногории в 2016 г. провалилась. Приписываемые Москве усилия вмешаться в спор Скопье и Афин из-за названия также не увенчались успехом. Большинство «побед» России остались символическими. В качестве примера можно вспомнить танец Путина и главы МИД Австрии Карин Кнайсль на ее свадьбе: Вена практически ничего не сделала для укрепления позиций России на континенте, не говоря уже об ослаблении санкций и других мер экономического давления. Осознавая силу символизма, группа, вынудившая вице-канцлера Хайнца-Кристиана Штрахе уйти в отставку после скандального видео с Ибицы, понимала: достаточно просто произнести «Россия», чтобы добиться смены режима, чего пока не удается самой Москве.
Сегодня Россия успешно использует наследие советского периода не только во внутренней политике – например, государственный жилой фонд, но и во внешней – поддерживая репутацию неустрашимого бойца холодной войны. Вмешательство России в выборы в США в 2016 г. скорее всего не повлияло на результаты, но сам факт, что это делала именно Россия, провоцирует национальную истерию, которой Китай с его кибератаками пока не добивался.
Полагаю, что любое гипотетическое вмешательство России в Прибалтике – под любым предлогом – отразится бумерангом. Объявленные Трампом учения НАТО в Прибалтике призваны еще раз подчеркнуть очевидное: вмешательство России в регионе станет подарком для любого американского президента, потому что это конфронтация, которую Запад умело выиграет. Путин, вероятно, это понимает. Гораздо любопытнее, собирается ли Москва закреплять фактический контроль над Приднестровьем, хотя результат предсказуем: Евросоюз будет кричать о нарушении прав человека, а затем последует молчаливое согласие. Никого в Европе не беспокоит вмешательство России на территориях, присоединение которых к Евросоюзу не рассматривает сам Брюссель. Процесс вступления в ЕС Албании и Македонии, о котором недавно говорил Дональд Туск, скорее всего замедлится под воздействием сил внутри союза, а не из-за вмешательства Москвы.
Оставим в стороне проблему Украины и рассмотрим два других вопроса. Во-первых, Москву не нужно злить разговорами о европейской армии. Дискуссии на эту тему не вызывают реального интереса в самой Европе. Никто не верит, что она появится на самом деле. Немцы понимают, что Макрону иногда нужно «бросить косточку», поэтому потворствуют его идеям – и своим собственным. Если такая армия все же появится, Heckler & Koch будет поставлять ей HK416, которые уже стали стандартным оружием французских солдат. Если посмотреть на нынешнее размещение европейских сил, лишь несколько действительно направлены против России. Самый крупный европейский контингент – это операция «Бархан» в Сахеле, в которой задействовано около 3500 военнослужащих, в основном французских. Они пытаются справиться с хаосом в Северной Африке после падения режима Каддафи, потому что в ночных кошмарах Брюсселя главный монстр – это африканский мигрант, а не русский танк.
Протесты, проходящие по всей Европе по пятницам – «Пятницы во имя будущего» – серьезная проблема, если говорить с точки зрения геополитики. Возможно, Владислав Сурков мог бы использовать внешнеполитическую доктрину России, которая включает защиту естественной окружающей среды, в качестве основополагающего принципа работы. В мире, где моральные и социальные ценности меняются быстрее, чем раньше, можно предположить, что США, Европа и Китай вскоре будут соперничать за предоставление лучших, самых чистых естественных условий жизни для своих граждан. Такой вариант трудно представить, но и исключать его нельзя. Новая «зеленая» сделка американских демократов скорее всего не имеет перспектив в Конгрессе, немецкие «зеленые» уже давно отказались от экологического радикализма, но сегодня «зеленая волна» в Европе является самой морально обоснованной силой, более мощной, чем религия, и совместимой – по крайней мере теоретически – с новыми формами милитаризма. Самые радикальные элементы европейских правых придерживаются «зеленых» взглядов в отношении местообитания. Не стоит также забывать, что в Пекине стратег, запустивший термин «китайская мечта», разработал «зеленую» повестку для Китая в начале 2000-х годов. А что делает Россия в этих условиях? Пренебрежение к экологии при Путине можно сравнить только с вырубкой лесов в Турции при Эрдогане. Вопрос – как бы наивно и футуристично он ни звучал – в том, когда нетерпимость к «зеленым» начнет наносить геополитический ущерб Кремлю.
