Глава Форин-офиса Лиз Трасс прервала поездку на встречу министров иностранных дел «двадцатки» в Джакарте и возвращается в Лондон. В потоке новостей о правительственном кризисе в Великобритании это сообщение, пожалуй, главное для того, чтобы понять суть современной мировой политики.
Заседание G20 раскручивали, как крайне важное событие. Оно и понятно – первый столь представительный съезд с начала острейшего международного кризиса, разразившегося после 24 февраля. На повестке дня вопросы поистине планетарного значения: всеобщий продовольственный кризис, состояние энергетических рынков, угроза глобальной рецессии, не говоря уже о собственно украинском вопросе. Но Бориса Джонсона всё-таки вынудили уйти, разворачивается сражение за пост лидера Консервативной партии и премьер-министра, а это, ясное дело, поважнее, чем всякие там мировые проблемы.
Было бы преувеличением сказать, что случилось нечто совершенно небывалое – дескать, прежде лидеры крупных стран откладывали свои домашние дела, чтобы решать международные. В демократических системах источником легитимности властей служит волеизъявление граждан, оформленное в определённых процедурах, и без этого оформления самый что ни на есть авторитетный лидер теряет опору. Хрестоматийный пример – Уинстон Черчилль выиграл Вторую мировую войну, но проиграл выборы. Сейчас, однако, взаимосвязь внутренних и внешних дел усилилась донельзя, и доминирование внутренней повестки над международной принимает гиперболизированные формы.
Борис Джонсон настолько колоритен в своей карикатурности, что очень трудно абстрагироваться от сценического образа и оценить его собственно политические свершения. Тем более что этот самый образ во многом и был инструментом проведения политики. Энергия и безудержный напор Джонсона обеспечили доведение до конца мучительного и хаотичного процесса по выходу из Евросоюза. Его идейная гибкость на грани оппортунизма по основополагающим вопросам государственной политики – социальные расходы, реакция на пандемию, отношения с составными частями Соединённого Королевства – порождала как успехи, так и провалы. Но Джонсон с его рваным напористым стилем действий, безусловно, ощущал себя в гармонии с окружающей реальностью. Той, которая не подразумевает долгосрочных стратегических выкладок, требует действий здесь и сейчас и не признаёт формальных границ между внутренними и внешними направлениями деятельности. А ещё приучила публику реагировать на эффектность декораций и броскость костюмов гораздо более, чем на собственно содержание постановки.
Действительно, такой персонаж, как Джонсон, буквально притягивал к себе скандалы, и требовались очень громкие сторонние инициативы, чтобы отвлечь внимание раздражённого избирателя. С другой стороны, сводить линию Лондона только к этому несправедливо, премьер-министр вполне осознанно делал ставку на Киев как способ зафиксировать особенное положение Великобритании в мировой политике после Брекзита. Идеи «глобальной Британии», выдвигавшиеся в процессе выхода из ЕС, натолкнулись на нехватку реальных ресурсов, а вот российско-украинский конфликт дал возможность компенсировать этот дефицит харизмой и нахрапистостью. Идейно-этическое лидерство в западной коалиции против России, которое постаралось взять на себя правительство Джонсона, едва ли сохранится при его преемнике. Всё-таки все из возможных претендентов уступают нынешнему главе кабинета по бойцовским качествам и темпераменту. А в современной мировой политике, где институты и формальные связи все слабее и менее эффективны, личностный фактор, без сомнения, выходит на первый план.
Собственно, в этом, наверное, и заключается феномен Бориса Джонсона, который делает его знаковым для современного мира. Это способность прикрыть собой, своим, так сказать, политическим телом, своими личными качествами растерянность и непонимание, что и как делать дальше в условиях распадающегося мироустройства. И чем ярче внешние проявления, тем дольше возможно фокусировать внимание на упаковке, отвлекая его от отсутствующего содержимого. Впрочем, даже самым великим талантам не удаётся сохранять иллюзию вечно.