Ровно пять лет назад, 18 марта 2014 года, Крым официально вошел в состав Российской Федерации. Этому историческому событию предшествовали потрясения в Киеве, которые нанесли удар по дизайну украинской государственности, возникшему при распаде СССР. Победа Евромайдана стала тяжелым поражением России. Перечеркнутой оказалась вся политика Москвы в отношении Киева с 1992 года. Россия делала ставку на поддержку Украины в советских административных границах в обмен на экономическое взаимодействие (зачастую на основе не национальных, а корпоративных интересов) и определенную степень геополитической лояльности (невступление в западные альянсы).
Ставка не сыграла. После смены режима в Киеве возникла реальная перспектива того, что новая власть при активном содействии западных патронов постарается как можно быстрее прекратить российское военное присутствие. Было бы странно ожидать, например, что радикально антироссийские по духу политические силы, свергнувшие Виктора Януковича, решат вдруг придерживаться подписанного им соглашения о продлении базирования Черноморского флота России в Севастополе до 2042 года. Притом что изначальный договор истекал в 2017 году, и денонсация продления означала бы, что у Российского флота оставалось всего три года на поиск другого места дислокации и уход.
С военно-стратегической точки зрения присоединение Крыма было неизбежно. История не предусматривает альтернативных сценариев, и мы не узнаем, как пошли бы дела, не начнись «крымская весна». Но не исключен был вариант полномасштабной межгосударственной войны, например, в случае попытки подхлестнуть выдворение ЧФ из Крыма после истечения действия договора 1997 года. Ее последствия предсказать невозможно, однако эскалация, риски и охват участников оказались бы кратно выше, чем даже все то, что проявилось в связи с Донбассом.
К тому же инерция расширения НАТО на Восток столкнулась со столь решительным противодействием, что была в основном остановлена (Черногорию и Македонию в расчет не берем — от их вступления не меняется практически ничего). Если бы такого не случилось, рост напряженности по этой линии между Россией и Западом был чреват еще более опасным фронтальным столкновением.
Это, впрочем, гипотезы относительно того, чего не произошло. Между тем международные правовые и политические последствия вхождения Крыма в состав России конкретны. Глупо отрицать, что изменение статуса полуострова создало долгосрочную проблему в отношениях России как минимум с частью мира. Нет оснований ожидать, что принадлежность Крыма Российской Федерации будет в обозримом будущем признана кем-то из серьезных мировых игроков. Равно как не стоит брать на веру неформальные уверения западных дипломатов или политиков, что надо утрясти вопрос Донбасса и вообще пойти навстречу Западу по важным вопросам, а Крым, мол, все уже «проглотили» и де-факто оспаривать не будут. В условиях юридических разночтений между Россией и остальными крымский вопрос может как козырная карта быть выброшен на стол в любой момент. Коллизия в Керченском проливе наглядно продемонстрировала, насколько легко в такой ситуации спровоцировать нагнетание обстановки и добиться очередной волны дисциплинарных мер против России.
На Западе принято считать, что события 2014 года стали переломным моментом в истории так называемого «либерального мирового порядка». Мол, Россия повела себя резко вопреки договоренностям, лежавшим в основе этого порядка, чем обусловила его кризис. О том, с какого времени следует отсчитывать историю этого самого порядка, есть разногласия. Запад ведет его хронологию с окончания Второй мировой, игнорируя, что все мировое устройство 1940-80-х годов было построено на балансе двухполюсной конфронтации США и СССР. И правила, в том числе либерального происхождения, фиксировались этой рамкой. С концом Советского Союза баланс и рамки исчезли, а попытка распространить либеральную часть мироустройства в глобальном масштабе закончилась сомнениями в ее жизнеспособности.
Жесткая реакция Москвы пять лет назад положила конец западной эйфории относительно необратимости собственной экспансии после «холодной войны». Эйфории очень чреватой, как сказано выше. Но происшедшее — это именно закрытие старой главы, а не начало новой. Это избегание худшего, несмотря на немалые издержки. Возвращение Крыма не стало, как одни надеялись, а другие боялись, моделью для дальнейшей политики Москвы по «отвоевыванию» утраченного. Оппоненты России с удовольствием замкнули бы ее на крымско-украинский и сходные сюжеты, чтобы отвлечь от реальных проблем, принципиальных для будущего страны. Попытки этого продолжаются.
Но прошедшее пятилетие показало: несмотря на важность украинских событий, они остаются на периферии глобального развития. В центре — сложные процессы, происходящие в обществах по всему миру, которые ведут к фундаментальным сдвигам, в том числе в геополитике. Риски растут. Однако не последствия распада СССР при всей их болезненности и долговременности определяют повестку на будущее. Это не говорит о том, что ими не надо заниматься. Но важно правильно расставлять приоритеты, помещая их в правильный контекст.
