Россия в глобальной политике

Российские идеи и дипломатические усилия сыграли важную роль в выработке Совместного всеобъемлющего плана действий (СВПД) по урегулированию ситуации вокруг иранской ядерной программы.

Вклад России в позитивный результат переговоров «шестёрки» (Великобритания, Германия, Китай, Россия, США, Франция) и Ирана имел разноплановый характер – от выработки концептуальных, базисных установок (например, принципа «поэтапности и взаимности») до сугубо технических предложений как можно «развязать» те или иные аспекты сложнейшего набора противоречий (например, перепрофилирование уранообогатительного предприятия в Фордо)^[1]. Критическим фактором в приведении Тегераном своей ядерной программы в соответствие с Планом действий стало содействие со стороны Госкорпорации «Росатом» при координирующей роли МИД России, благодаря которому стороны смогли приступить к практической реализации СВПД 16 января 2016 г.

В ситуации, сложившейся после выхода США из договорённости и ответных ограниченных действий Ирана, Россия последовательно выступает за восстановление действенности СВПД, что включает возвращение всех его первоначальных участников к выполнению своих обязательств по СВПД в полном объёме. В своём выступлении на Московской конференции по нераспространению – 2019 министр иностранных дел России Сергей Лавров отметил, что «несмотря на […] действия Вашингтона, СВПД не утратил своей значимости. Он позволил снять все имеющиеся у МАГАТЭ вопросы к Тегерану, создал режим максимальной прозрачности ядерной программы Исламской Республики Иран […]. Убеждены, что в интересах всех стран – сохранить СВПД и создать благоприятные условия для его дальнейшего устойчивого, полнокровного и добросовестного выполнения в установленные сроки»^[2]. В ходе пресс-конференции по итогам переговоров с министром иностранных дел Исламской Республики Иран Мохаммадом Джавадом Зарифом 24 сентября 2020 г. глава внешнеполитического ведомства России подчеркнул, что «единственный путь к сохранению СВПД лежит через его последовательное, полноценное выполнение всеми вовлечёнными сторонами с учётом взятых обязательств и в строгом соответствии с теми условиями, временными рамками, которые были заданы в 2015 г. и подкреплены резолюцией 2231 СБ ООН»^[3].

Джозеф Байден в ходе президентской кампании неоднократно заявлял о готовности вернуть США в договорённость в случае своего избрания. В частности, в редакционной статье для сайта CNN он написал «если Иран вернётся к строгому соблюдению положений ядерной сделки, то США вернутся в соглашение в качестве отправной точки для последующих переговоров»^[4]. Свою позицию он также подтвердил уже после президентских выборов^[5].

В данной статье предлагается авторский взгляд российских экспертов на ключевые принципы и подходы к возвращению к полному выполнению своих обязательств СВПД всеми первоначальными участниками договорённости, а также на возможную роль России в этом процессе.

Здесь и далее, говоря о «восстановлении действенности» и «выполнении СВПД в полном объёме», авторы исходят из того, что практически все шаги США по выходу из договорённости и ответные действия Тегерана являются обратимыми, а единичные «необратимости», как, например, развитие знаний в области уранообогатительных технологий в Иране и ситуация на объекте Фордо, не носят критического характера и могут быть разрешены через механизм Совместной комиссии, созданной в рамках реализации СВПД. Также Вашингтон и Тегеран способны решить вопрос компенсаций, поднимаемый иранской стороной, при наличии политической воли высшего руководства обеих стран.

Ключевые факторы достижения договорённости по СВПД

Прежде чем перейти к рассмотрению вопросов восстановления действенности СВПД, ретроспективно обратимся к ключевым элементам, которые сначала позволили сформировать устойчивый переговорный процесс, а затем – выйти на достижение договорённости по Плану действий в июле 2015 г. Представляется, что этот опыт может быть в значительной степени использован при восстановлении действенности СВПД.

К числу факторов, которые способствовали формированию переговорного процесса, следует отнести признание администрацией Барака Обамы, что санкции не способны заставить Тегеран отказаться от развития ядерных технологий и что оно не может быть остановлено военными средствами, а удары по иранским ядерным объектам лишь усугубят проблему^[6]. Отказ США – на том этапе – от идеи смены политического режима в Тегеране и готовность к мирному сосуществованию с Ираном стали другими фундаментальными решениями на пути достижения прогресса в вопросе иранской ядерной программы (ИЯП)^[7].

Курс Вашингтона на решение проблемы ИЯП дипломатическими средствами и переход к прямому диалогу с Тегераном (“direct engagement”) создали необходимые предпосылки для активизации переговорного процесса с участием «Группы шести» и Исламской Республики Иран, а политическая воля на высшем уровне – в первую очередь в Вашингтоне и Тегеране – сыграла ключевую роль в придании этому процессу устойчивого характера и позволила достичь договорённости^[8].

Готовность Ирана и США к серьёзному компромиссу, общие рамки которого были выработаны на серии секретных двухсторонних встреч в Омане, и готовность всех участников многостороннего переговорного процесса к достижению результатов на основе выверенного баланса интересов, сочетающего права и обязанности – другие фундаментальные элементы успеха переговорного формата^[9].

Одним из ключевых элементов успеха переговорного процесса стало решение его участников сфокусироваться на проблематике ИЯП, «отвязав» её от региональных вопросов и вопросов развития ракетного потенциала в Исламской Республике Иран, на чём настаивали некоторые страны Ближнего Востока (“compartmentalization”).

Высокую операционную эффективность переговоров обеспечивала их многоканальность – поиск развязок и проекты решений по отдельным вопросам могли сначала обсуждаться в двухстороннем формате (Иран – США, Россия – Иран, ЕС/E3 – Иран, Россия – США и так далее), а затем полноформатно, с участием всех стран. Иногда вопросы обсуждались в узком кругу наиболее заинтересованных участников^[10].

Важнейшим вкладом в формирование эффективного многостороннего диалога стала готовность его участников отделить и изолировать вопросы ИЯП от многочисленных негативных наслоений в их отношениях (например, глубокие разногласия по Сирии, Украине, санкционной политике, если говорить о Москве и Вашингтоне)^[11].

Наконец, стоит отметить роль личных отношений переговорщиков – несмотря на разногласия в позициях, иногда глубочайшие разногласия, участники переговорного марафона относились друг к другу с глубоким уважением^[12], а сложившийся в результате этого дух сотрудничества в значительной степени содействовал успеху переговоров^[13].

Восстановление действенности СВПД: принципы и подходы

Определение задачи. Под термином «восстановление действенности» в статье понимается возвращение в договорённость США, вышедших из неё в одностороннем порядке в мае 2018 г. и предпринявших затем ряд шагов, несовместимых с СВПД и резолюцией СБ ООН 2231 (в основном в части санкций против Ирана), при параллельном возвращении Ирана к выполнению СВПД в полном объёме.

Практическая сторона дела. Основная часть процесса восстановления действенности должна включать отмену американских санкций против Ирана, введённых как следствие выхода США из СВПД, а также прекращение Ираном работ в ядерной области, не предусмотренных на данном этапе в СВПД. Кроме того, Иран должен будет сократить до установленных уровней запасы низкообогащенного урана, вернуть объект Фордо к работе в соответствии с СВПД (возможно, с уточнениями, которые потребуется зафиксировать решениями Совместной комиссии, созданной в рамках реализации договорённости, для преодоления «необратимостей» в рамках проекта) и привести численный и качественный состав своего центрифужного парка в соответствие с СВПД.

Дипломатическая команда президента Хасана Рухани, согласно имеющейся информации, не видит политических препятствий для быстрого решения этих вопросов, однако практические детали могут потребовать экспертной проработки, в том числе совместной, а решение некоторых из них может потребовать времени. Может понадобиться подготовка своего рода «дорожной карты» возвращения Вашингтона и Тегерана к полноохватному выполнению СВПД. Есть и аспекты, где полное возвращение к ситуации, существовавшей до выхода США из СВПД, невозможно. Это касается приобретённых Ираном знаний и инженерных наработок в области центрифуг. Если говорить о США, то отмена и даже приостановка целого ряда санкций может занять определённое время (не всех в одинаковой мере) и сопровождаться (и осложняться) политической борьбой вокруг различных подходов к выстраиванию отношений с Ираном, которая вряд ли прекратится в случае принятия в Вашингтоне решения о возвращении в СВПД. Снятие некоторых формально «неядерных» санкций (и не связанных напрямую с СВПД) может оказаться по внутриполитическим причинам невозможно вовсе. Это потребует гибкого подхода и от Вашингтона, и от Тегерана.

Список соответствующих шагов со стороны США должен включать:

• аннулирование меморандума президента США от 8 мая 2018 г. о выходе США из СВПД^[14] и возвращение США к выполнению положений договорённости в полном объёме без дополнительных условий;
• дезавуирование (отзыв) заявлений госсекретаря США Майка Помпео от 19 сентября 2020 г.^[15] и 20 августа 2020 г. ^[16] о восстановлении действия санкционных резолюций Совета Безопасности ООН в отношении Ирана, и отмена последовавшего за этим исполнительного указа президента США от 21 сентября 2020 г. о введении санкций в отношении любого физического и юридического лица, занимающегося поставками, продажей или передачей обычных вооружений и их компонентов Тегерану и возможных последующих законопроектов Конгресса^[17];
• отмену введённых после 8 мая 2018 г. односторонних санкций США не только в отношении иранских физических и юридических лиц, но и лиц, относящихся к юрисдикции других государств, в том числе России.

Политическая сторона дела. На политическом горизонте просматривается большое количество неопределённостей, которые будут мешать восстановлению действенности СВПД и диктовать жёсткие временные рамки для достижения хотя бы первых успехов – а они необходимы для создания «позитивной политической инерции» как внутри США и Ирана, так и в отношениях между ними. Главный фактор неопределённости сегодня – способность избранного президента Джозефа Байдена, высказывавшегося в пользу возвращения в СВПД, и новой президентской команды противостоять попыткам заставить их отказаться от этой цели или связать её с условиями, делающими её заведомо недостижимой. Однако не следует также недооценивать потенциальные риски возникновения внезапных кризисных ситуаций – как случайных, так и преднамеренных провокаций (примером последних может служить убийство иранского учёного Мохсена Фахризаде 27 ноября 2020 г.).

Что касается Ирана, то здесь большую роль будет играть предвыборная борьба в этой стране. С одной стороны, президенту Хасану Рухани и министру иностранных дел Джаваду Зарифу очень нужна ситуация, в которой они могли бы объявить об улучшении экономической ситуации и обеспечить хотя бы первое срочное финансовое вливание в экономику и благосостояние людей. Но, с другой стороны, это не значит, что Иран будет готов пойти на дополнительные уступки в части изменения параметров СВПД, каких-то дополнительных двухсторонних договорённостей с США или даже проведения отдельных двухсторонних переговоров (тем более секретных, по крайней мере в той форме, как это было в 2013 г.) – это может привести к немедленной политической смерти их самих и стоящих за ними группировок, невзирая на возможные экономические дивиденды. Всё это диктует необходимость политической воли к полноохватному возвращению в СВПД, готовности к компромиссам со стороны Ирана и США и внимания к временному фактору.

Нельзя исключать, что в дальнейшем, после прихода следующей иранской администрации, может стать возможной реализация подхода «больше за большее» (more—for—more). Но без возвращения к соблюдению положений СВПД в полном объёме перспективы выхода на возможную сделку в развитие договорённости 2015 г. не просматриваются.

Принципы и подходы. Важно, чтобы также всеми участниками процесса соблюдались определённые принципы.

Во-первых, это неизменность самого текста СВПД. У Вашингтона может возникнуть желание продлить те или иные сроки, «пристегнуть» ограничения на ракеты; в свою очередь Иран может быть обеспокоен отдельными элементами первоначальной договорённости, учитывая опыт её реализации в 2015–2020 г. Такие вопросы можно было бы рассмотреть, не делая из них условия для полного восстановления действенности СВПД и не до, а после полного восстановления. Необходимо всячески избегать намёков на то, что Иран (и другие участники СВПД) должен заплатить цену за возвращение США в договорённость. Также вызывает сомнение получившая хождение версия, согласно которой США и Ирану было бы легче договориться об «урезанном» СВПД (так называемом «СВПД минус»), в рамках которого две страны вернулись бы к выполнению лишь части своих обязательств по СВПД. Как минимум это повлекло бы дополнительные трудности в выстраивании новых балансов интересов, а также осложнило бы процедуру внутреннего одобрения итогового соглашения, ибо и для Тегерана, и (особенно) для Вашингтона встала бы задача рассмотрения в соответствующих государственных структурах не уже известного, а нового соглашения. Всё это означало бы потерю темпа в условиях явного недостатка времени.

Во-вторых, сохранение фокуса исключительно на ядерной проблематике. Необходимо удерживать всю работу по восстановлению действенности СВПД в изначальных рамках договорённости, то есть фокусируясь исключительно на ядерной проблематике. Выстраивание параллельного диалога с участием Вашингтона и Тегерана (и других стран) по региональным вопросам, направленного на снижение напряжённости на Ближнем Востоке, может приветствоваться, однако его прогресс не должен увязываться с прогрессом по ядерной проблематике, он также не должен отвлекать ресурсы от переговоров по возвращению в СВПД. Кроме того, он должен быть логистически отделён от усилий по восстановлению действенности СВПД для создания правильной политической оптики. В качестве первого шага в этом направлении можно рассматривать организованные под российским председательством в СБ ООН 20 октября 2020 г. министерские дебаты по ситуации в Персидском заливе. На выработку мер, направленных на предотвращение дальнейшей эскалации и формирование в Персидском заливе надёжной системы коллективной безопасности, нацелена инициатива президента Российской Федерации Владимира Путина о проведении в онлайн-формате встречи глав-государств – постоянных членов СБ ООН, а также ФРГ и Ирана^[18].

В-третьих, максимальное задействование механизмов СВПД с самого начала. Это будет дополнительным фактором укрепления доверия и позволит более оперативно решать возникающие вопросы, особенно те, для решения которых потребуются усилия со стороны других участников. Можно предположить, что Совместная комиссия стала бы наиболее политически удобной платформой и для возобновления прямых американо-иранских контактов. Очень важно и то, что она вполне позволит сочетать разные форматы переговоров: многосторонние и двухсторонние, формальные и неформальные.

Наконец, в-четвёртых, на самом начальном этапе позитивную роль могли бы сыграть обговоренные, но формально односторонние и не обязательно связанные с СВПД шаги США и Ирана «по восстановлению доверия». Такие шаги также должны позволить остановить негативную динамику в рамках СВПД и облегчать возвращение к его полноохватному выполнению. Со стороны США это могли бы быть гуманитарные меры, которые бы позволили снять препятствия для закупок Ираном медикаментов и медицинского оборудования, в том числе для борьбы с COVID-19, дать Ирану возможность экспортировать ограниченные объёмы нефти, приостановить действие санкционных рестрикций в банковской сфере, а также снять санкционные ограничения в отношении третьих стран и их компаний за осуществление деятельности, связанной с одобренными в СВПД проектами по Араку и Фордо, а также на Бушерской АЭС. Встречные иранские шаги могли бы также носить гуманитарный характер и, если удастся, включать встречные шаги в ядерной сфере, которые могут рассматриваться как первичные усилия, направленные на приведение Тегераном ядерной программы в соответствие с Планом действий. Например, речь могла бы идти о непревышении Ираном уровня обогащения в 3,67 процента (максимального уровня обогащения, зафиксированного в СВПД).

Возможная роль России

Разумеется, основная политическая нагрузка в процессе восстановления действенности СВПД ложится на США и Иран. Задачи же остальных участников процесса можно сгруппировать в следующих широких областях:

1. содействие в выстраивании и структурировании диалога между всеми первоначальными участниками договорённости;
2. осуществление эффективной совместной с Ираном экономической деятельности;
3. содействие в практическом приведении ИЯП в соответствие с СВПД.

Сказанное в полной мере относится и к Российской Федерации.

К числу фундаментальных факторов, определявших характер участия России в переговорах по СВПД, можно отнести следующие:

• защита и укрепление режима ядерного нераспространения в целом и в регионе Ближнего Востока в частности; содействие укреплению центральной роли ДНЯО и МАГАТЭ при разрешении кризисов в рамках режима ядерного нераспространения;
• стремление не допустить перерастания конфронтации вокруг ИЯП в вооружённый конфликт в непосредственной близости от российских границ;
• необходимость нормализации обстановки вокруг Ирана и формирование благоприятных условий для развития двухстороннего торгово-экономического сотрудничества с Ираном;
• содействие укреплению центральной роли Совета Безопасности ООН в обеспечении мира и безопасности.

Представляется, что по состоянию на декабрь 2020 г. этот список не претерпел изменений с точки зрения российских национальных интересов, исходя из которых и будет формироваться будущая российская политика в отношении Совместного плана. Россия, последовательно на высоком уровне декларирует политическую поддержку возвращению всех первоначальных участников СВПД к выполнению своих обязательств в полном объёме в интересах восстановления действенности договорённости. При этом подчёркивается, что Россия придаёт важное значение «готовности Тегерана незамедлительно вернуться к полному соблюдению всех требований СВПД, как только будут сняты его законные озабоченности относительно невыполнения условий «ядерной сделки» некоторыми другими участниками»^[19].

Российские политические и иные стратегические каналы коммуникаций с Тегераном, в том числе для обсуждения вопросов СВПД, продолжают активно использоваться, несмотря на пандемию COVID-19. Так, Джавад Зариф только в июне – ноябре 2020 г. три раза посещал Москву, а всего – 31 раз в период своего руководства МИД Ирана. Россия, исходя из вышеупомянутых факторов, заинтересована в восстановлении действенности СВПД и, представляется, будет готова оказывать активное содействие в выстраивании диалога для выработки необходимых для возвращения к полноформатному выполнению СВПД договорённостей. В этом контексте следует вспомнить, что в июне 2012 г. Москва принимала один из раундов переговоров «шестёрки» с Ираном по ИЯП.

Однако не стоит рассчитывать, что Россия будет готова расплачиваться за действия администрации Трампа в отношении Совместного плана, которые не только поставили под угрозу существование самой договорённости, но и нанесли ущерб российским интересам.

Чтобы возвращаться к выполнению СВПД в полном объёме, необходимо, чтобы США оперативно расчистили те «завалы», которые образовались из-за американских действий в 2018–2020 гг.

Не следует также ожидать, что Россия может в короткие сроки внести прямой вклад в улучшение экономической ситуации в Иране, учитывая, что приоритет Ирана – восстановление экспорта нефти в то время, как Россия сама является одним из крупнейших в мире экспортёров углеводородного сырья. Здесь ключевая роль должна принадлежать Китаю и странам ЕС, а также другим традиционным крупным импортёрам иранской нефти, в частности Южной Корее и Японии.

Россия может играть центральную роль в приведении ИЯП в соответствие с СВПД. Учитывая политическую поддержку Россией полноформатной реализации СВПД, технологические ресурсы и опыт взаимодействия с Ираном, было бы логичным предположить возможность повторного участия российской атомной промышленности в технических проектах, связанных с приведением ядерной программы Ирана в соответствие с Совместным всеобъемлющим планом действий. Опыт реализации сложных зарубежных и трансграничных проектов в ядерной сфере госкорпорации «Росатом» никуда не делся.

С другой стороны, ситуация в данном вопросе представляется более сложной, чем это было накануне заключения СВПД в 2015 году.

Опыт участия в технических проектах в рамках СВПД в 2015–2020 гг. продемонстрировал высокие сопутствующие финансовые риски, связанные с возможным изменением политики США и потенциального задействования санкционных механизмов для подрыва договорённостей, достигнутых предыдущей американской администрацией. Сегодня с точки зрения интересов российской атомной промышленности ситуация находится не на уровне заключения СВПД, а ниже него. Администрация Трампа создала юридическую основу, которая может быть использована для введения трансграничных санкций в отношении госкорпорации «Росатом», её дочерних организаций и других юридических и физических лиц за реализацию проектов, предусмотренных СВПД. Односторонними действиями США созданы препятствия для реализации Россией проекта строительства Бушерской АЭС, который ранее рассматривался в качестве «священной коровы» в рамках урегулирования кризиса вокруг ИЯП и одного из ключевых проектов по реализации права Ирана на развитие мирного использования атомной энергии под гарантиями МАГАТЭ. Российская атомная промышленность оказалась в своего рода «ловушке», когда одна администрация США при согласии Ирана обратилась с просьбой вывезти на территорию России заготовки для топлива Тегеранского исследовательского реактора на временное хранение, а последующая администрация приняла законодательство, предусматривающее введение санкционных рестрикций за их возврат в Иран.

Кроме того, после выхода США из СВПД в Москве всё более громко стали звучать голоса влиятельных политологов и аналитиков (которые звучали и ранее, но были не столь заметны), критикующих согласие российского руководства на вывоз на территорию страны ядерных материалов и изделий из Ирана, выступая, по их словам, в качестве «мирового мусорщика». Добавила эмоций и инициатива в Сенате США, предусматривающая введение санкций в отношении российских компаний и организаций, в том числе потенциально госкорпорации «Росатом», за якобы невыполнение Россией статьи VI ДНЯО^[20].

Последующее вхождение России в подобные проекты очевидно должно предваряться выводом из-под риска санкций связанных с СВПД ядерных проектов на территории Ирана и российско-иранских проектов в области мирного использования ядерных технологий. Последнее должно включать предоставление гарантий/заверений со стороны администрации США, что санкции не будут вводиться в отношении госкорпорации «Росатом» и её дочерних организаций, других юридических и физических лиц, задействованных в соответствующих работах, а проекты сотрудничества России и Ирана в ядерной сфере не будут предметом односторонних санкций со стороны США. Также должен быть выработан механизм, который позволит сделать вывоз материалов атомной промышленности Ирана с участием России обратимым в случае одностороннего выхода США из договорённости.

С учётом сказанного, вопрос возможного участия России в технических проектах СВПД потребует детальной проработки Вашингтоном и Москвой, в том числе путём консультаций на высоком уровне, в целях формирования условий для возможного подключения российских юридических лиц к соответствующим работам.

В целом необходимо стремиться к выработке (без внесения изменений в текст СВПД) механизма, который бы создавал уверенность у всех ключевых игроков что Вашингтон вновь не выйдет в одностороннем порядке из договорённости в связи со сменой администрации. Если заглянуть за горизонт и задуматься о «последующей» договорённости (follow-on agreement) на основе принципа «больше за большее» (more-for-more), о которой упоминал избранный президент США Джозеф Байден, то нет причин, по которым Россия не поддержит шаги, отвечающие задаче дальнейшего снижения напряжённости в регионе Ближнего Востока и нормализации обстановки вокруг Ирана, а также возобновления нормального торгово-экономического сотрудничества с Тегераном, если эти шаги вырабатываются на основе баланса интересов и с участием всех вовлечённых сторон. Основной для «загоризонтного» диалога в рамках ближневосточного трека может служить Концепция обеспечения коллективной безопасности в зоне Персидского залива, предложенная Российской Федерацией^[21].