Миллионы американских детей обожают сказку «Паровозик, который смог», впервые опубликованную в 1900-х годах и с тех пор играющую важную роль в культуре США. Речь в ней идёт о маленьком локомотиве, который тянет тяжёлый поезд на крутой холм. Мораль заключается в важности оптимизма и стойкости. С трудом поднимаясь в гору, паровозик напевает: «Я думаю, что смогу, я думаю, что смогу». По окончании подъёма поезд движется дальше, к новым холмам и долинам. В эту среду российско-американский саммит на швейцарской вилле будет в некоторой степени выступать в роли маленького паровозика.
На фоне месяцев жёстких заявлений, начавшихся ещё с инаугурации Джо Байдена, и паутины, сотканной администрацией Трампа, двум лидерам потребовалось проявить волю, чтобы вообще встретиться. Ещё несколько недель назад в обеих столицах велись споры о том, состоится ли саммит.
Стимулы Владимира Путина не встречаться с Байденом были далеко не тривиальны. Возможно, в его непосредственном политическом окружении у него не так уж много проблем и противников, но он имеет длительный и неоднозначный послужной список во внешней политике, абсолютно не склонен признавать прошлые или настоящие ошибки или упущения, а также рефлекторно противодействует любому давлению. Он заставил Байдена дожидаться согласия на встречу: хотя президент США предложил это во время видеозвонка 13 апреля, приглашение не было публично принято и о планах приехать в Женеву не объявлялось вплоть до 25 мая.
Байден, со своей стороны, тоже мог легко отказаться от встречи. Его команда в Белом доме в начале этого года настойчиво старалась уверить всех том, что Россия будет для неё гораздо менее приоритетной, чем для её предшественников, что российское направление в некотором роде безнадёжно и что в любом случае оно не должно мешать решению более серьёзных и интересных проблем, таких как Китай и климат. Байден вполне мог уступить тем фигурам в исполнительной власти, в Конгрессе и в аналитических центрах, которые считают любые контакты с нынешним Кремлём бессмысленными или вредными. Или он мог бы взять на себя некий вариант «священного обязательства» перед испытывающими угрозы партнёрам по НАТО, о котором он упомянул на днях в Брюсселе.
Таким образом, оба лидера, и в особенности Байден, пошли на определённые жертвы ради того, чтобы хотя бы организовать встречу с противником.
Британский учёный Джефф Берридж писал, что дипломатия сейчас «в огромной мере» воплощается в личных встречах между главами государств и правительств, подобных той, которая вот-вот состоится в Женеве. Такие встречи проводились веками, но приобрели особое значение в 1960-х и 1970-х годах. Хотя в некоторых случаях на них могут обсуждаться важные дела, саммиты, по мнению Берриджа, «ценятся главным образом за свой огромный символический или пропагандистский потенциал». Телевидение превращает саммиты в новостной фейерверк, а социальные сети теперь вызывают отклики во всём мире. Встречи на высшем уровне могут быть многосторонними, как встречи «Большой семёрки» и НАТО, на которых только что присутствовал Байден, или двусторонними. В каждой категории Берридж выделяет три подтипа: «регулярные саммиты», происходящие через определённые промежутки времени, «рабочие саммиты» и «обмены мнениями на высоком уровне», часто происходящие в кулуарах другого мероприятия.
Сам по себе американо-российский саммит не является чем-то новым. После медленного старта таких встреч было много – пятьдесят шесть, если быть точным, – во время и после холодной войны. По классификации Берриджа они принадлежали к разным типам. В разделе «История» на сайте Госдепартамента США есть полезная, хотя и небрежная хронология с несколькими смехотворными пробелами.
Если взглянуть на всё это с американской стороны, то президент Дуайт Эйзенхауэр дважды встречался со своим советским коллегой Никитой Хрущёвым и отменил третью встречу, когда в мае 1960 г. был после сбит U-2; Джон Ф. Кеннеди однажды встречался с Хрущёвым в Вене; Ричард Никсон трижды садился за стол с Леонидом Брежневым (на сто часов в общей сложности), а Джеральд Форд и Джимми Картер встречались с Брежневым по разу. Рональд Рейган ускорил темп, шесть раз встретившись с Михаилом Горбачёвым. У Джорджа Буша было три встречи с Горбачёвым и две – с первым президентом новой России Борисом Ельциным. С Ельциным у Билла Клинтона было десять личных встреч – они установили хорошие личные отношения несмотря на разницу в возрасте, – а с Путиным – две. Затем наступила кульминация – двенадцать встреч Джорджа Буша с Путиным и одна – с Дмитрием Медведевым. Барак Обама и «перезагрузка» привели к семи встречам на высшем уровне с Медведевым и двум – с Путиным после его переизбрания на пост президента. Дональду Трампу выпало всего две встречи с Путиным, хотя они провели около двадцати телефонных разговоров. Если пересчитать это с российской точки зрения, то Путин – чемпион с восемнадцатью саммитами, за ним идут Ельцин (двенадцать саммитов), Горбачёв (девять саммитов), Медведев (восемь саммитов), Брежнев (пять саммитов) и Хрущёв (три саммита).
Что касается предстоящей встречи, пятьдесят седьмой по счёту, то это вопрос интерпретации, соответствует ли она второму или третьему типу по классификации Берриджа, или не укладывается в неё вообще. Двусторонние специальные встречи на высшем уровне обычно готовятся «шерпами» заблаговременно, проходят пару дней или дольше и часто включают подписание существенного соглашения или соглашений, согласованных помощниками. Саммит Байден – Путин плохо вписывается в строгое определение специальной встречи на высшем уровне, поскольку приготовления были спешными, встреча будет ограничена частью одного дня и ни слова не просочились о заранее подготовленных сделках, подлежащих формализации.
Подобно классическому обмену мнениями на высоком уровне, этот саммит будет иметь разную повестку дня и в какой-то мере будет посвящён прежде всего знакомству – не первому знакомству, естественно (Путин был премьер-министром, а Байден вице-президентом, когда они встретились в Москве в 2011 г.), а прежде всего – процессу знакомства с позициями друг друга в нынешних обстоятельствах. С другой стороны, встреча вряд ли выполнит ту роль, для которой, по мнению Берриджа, обмен мнениями подходит лучше всего, – а именно, подтолкнёт стороны к продолжению переговоров или спасёт то, что зашло в тупик по какому-то конкретному вопросу.
Насколько плодотворной будет встреча в Женеве? Все заинтересованные стороны последовали практически единогласному совету экспертов по данной теме: не ждите многого, чтобы плохой результат не разочаровал. «Мы не ожидаем больших результатов», – заявила на прошлой неделе пресс-секретарь Байдена Джен Псаки. И скорее всего, она права.
Однако скудные ожидания здесь – не только результат медиа-менеджмента. Вглядываясь в зеркало заднего вида, можно сказать, что с течением времени частота и теплота встреч на высшем уровне между США и Россией часто становится не только признаком состояния отношений, но и их определяющим фактором.
Россия заявляет о стремлении к лучшим отношениям, но обвиняет Соединённые Штаты в стремлении сменить режим в Москве, а радикальных оппозиционеров – в коллаборационизме с янки. Соединённые Штаты проповедуют международный порядок, основанный на правилах, но вводят множество санкций, которые часто имеют мало общего с правилами, и в последнее время заставляют своих союзников усерднее работать над принуждением России к соблюдению требований Вашингтона (пример: «Северный поток – 2», где, правда, в последние недели администрация Байдена несколько ослабила давление). Политический застой в России делает Путина единственным российским лидером, с которым приходилось сталкиваться большинству американских официальных лиц, что способствует нездоровой персонализации, а иногда и демонизации «Другого».
Россия была исключена из G8 в 2014 г. после кризиса в Крыму и на Украине, тем самым прервалась надёжная серия встреч на высшем уровне, на которых два вождя могли хотя бы коснуться базовых проблем. Санкции, контрсанкции и снова контрсанкции привели к отзыву послов и закрытию консульств в обеих странах, тем самым подорвав общение между людьми и взаимодействие между экспертами, в том числе между отдельными лицами и институтами, которые не понаслышке знают о проблематике международной безопасности. COVID-19 только усугубил ситуацию, а приложения Zoom недостаточно, чтобы заполнить почти полный вакуум.
Позитивно то, что оба правительства неоднократно заявляли о своей заинтересованности в «стратегической стабильности» и в более предсказуемых и управляемых отношениях. Отчасти это сотрясание воздуха, но не во всём.
Здесь вырисовываются три перспективы: начало восстановления дипломатического представительства в Москве и Вашингтоне на взаимной основе; объявление о создании группы экспертов для работы над заменой нового договора СНВ, который уже продлён Байденом и Путиным на пять лет; и создание некоего механизма для работы в опасной зоне на пересечении оружия массового уничтожения и кибертехнологий.
Эта небольшая встреча на высшем уровне в лучшем случае может принести скромные результаты. Но, как часто бывает в жизни, это было бы предпочтительнее, чем альтернативный вариант.
Международный дискуссионный клуб «Валдай»
