Визит в Москву высокого представителя ЕС по внешней политике и политике безопасности Жозепа Борреля вызвал чрезвычайное оживление, особенно в Европе. В публичном пространстве звучит резкая критика. Большинство комментаторов в странах Евросоюза назвали поездку провалом и даже унижением европейской дипломатии.
Сам бывший испанский министр, вернувшись в Брюссель, посетовал на продолжающееся расхождение России и ЕС, но повторил тезис, которым он объяснял желание отправиться в Москву: необходимо сохранять диалог, ибо Россия важна по многим вопросам.
Жозепу Боррелю по-человечески стоит посочувствовать. Он действительно считает неправильным отсутствие контактов и ехал на встречу с намерением их возродить. Однако дальше его собственная установка значения уже не имеет, поскольку в дело вступают системные факторы отношений. А они не дают оснований для оптимизма.
Основа взаимодействия Российской Федерации и Европейского союза закладывалась в первой половине 1990-х годов. На тот момент для Москвы это было, вероятно, одно из самых главных направлений внешней политики. После распада СССР Россия сохранила атрибуты сверхдержавы (ядерное оружие, постоянное место в Совбезе ООН). Но тяжёлое внутреннее положение, дефицит ресурсов и идейный настрой на отказ от прежней политики предопределили стремление занять на международной арене совсем другую позицию. Цель войти в некое сообщество европейских стран, с одной стороны, была развитием поздней советской установки на «общий европейский дом», с другой – отражала атмосферу всей политики Европы конца ХХ века. Главным словом тогда было «объединение», быстрое преодоление раскола времён холодной войны.
Два эти компонента звучали похоже, но друг другу противоречили. Можно упрекать приверженцев горбачёвского «нового политического мышления» в идеализме и непродуманности последствий, но «общий дом» не означал для них подчинения Москвы «правилам общежития», которые предложены Брюсселем. Имелось в виду, что вырабатывать их будут совместно. После распада СССР разговор о совместности прекратился, речь шла о вхождении в клуб, где уже действуют правила. Претенденты должны их выполнять, а клубное руководство решит, достойны ли они присоединиться.
В отношениях Евросоюза с бывшими соцстранами Восточной Европы схема работала почти безупречно, а вот что делать с Россией, чётко не знали. Вопрос о вступлении в Евросоюз на практическом уровне никогда не ставился, а без этого будущий статус страны в «Большой Европе» выглядел размытым.
Впрочем, по тем временам это всех устраивало: давало обеим сторонам новые возможности, а обязательства не казались чрезмерно обременительными.
Объём данной заметки не позволяет описывать путь, пройденный за 25 лет. Заметим только, что изменилось за этот период всё – мир, Европа, Россия, представления о возможном и необходимом. Неизменной осталась только приверженность Евросоюза тому, что система его норм и стандартов должна быть фундаментом отношений с внешними партнёрами, особенно с теми, кто хотя бы теоретически может рассматриваться как часть общей европейской сферы.
В силу же специфики единой Европы, сложного интеграционного объединения с элементами конфедерации, нормы касаются не только поведения на международной арене, но и внутреннего устройства государства-собеседника. Здесь мы подошли к причине нынешнего плачевного состояния российско-европейских отношений. Россия далеко ушла от готовности 1990-х годов (тоже, надо сказать, ограниченной) корректировать своё внутреннее состояние для укрепления связей с внешними партнёрами. Это следствие собственной эволюции, но не только. В условиях, когда международная среда агрессивна и крайне нестабильна, поддержание управляемости и устойчивости государства – неоспоримый приоритет для любого правительства.
Принципы наднационального управления и универсальных подходов, диктуемых внешними обязательствами или необходимостью вписываться в транснациональные институты, переживают кризис. Суверенизация – общий тренд, сам ЕС также испытывает его на себе.
В такой ситуации даже намёк на попытку воздействовать извне на суверенные обстоятельства любой страны, особенно крупной и привыкшей к самостоятельности, вызывает резкое отторжение. Опять-таки – отнюдь не только России это касается. Евросоюз же иначе действовать даже не столько не хочет, сколько не умеет.
По многим причинам, в том числе объективным – объединение почти трёх десятков очень разных стран требует твёрдых нормативных устоев, чтобы держать их в упряжке.
В том, что Россия и Европейский союз придут к новой форме взаимодействия, нет никаких сомнений. Это нужно обеим сторонам – и с прагматической, и с культурной точки зрения, а значит, это произойдёт. Но перед этим придётся перевернуть страницу прежней модели отношений, которая сейчас, увы, не производит ничего, кроме взаимного раздражения.
