Европеец испытывает смешанное чувство, наблюдая за ситуацией в Восточной Азии. С одной стороны, поражают необычайные темпы экономической интеграции региона. С другой – тревожат усиление шовинизма и национализма, рост напряженности и гонка вооружений, напоминающие печальный опыт самой Европы. Примечательно, что открытую и наиболее непримиримую полемику в Восточной Азии вызывают события, ставшие достоянием истории. Обсуждение и осознание общего прошлого способствовали умиротворению Европы после катастрофы Второй мировой войны и обеспечили наступление эры примирения и объединения, не имеющей аналогов в предшествующие периоды. В Азии же это очередной источник трений.
Два гиганта Восточной Азии – Китай и Япония – переживают период максимальной экономической взаимозависимости. Одновременно взаимные неприязнь и недоверие достигли пика со времени установления обеими странами дипломатических отношений в 1972 году. На фоне небывалого роста объемов торговли и инвестиций Пекин и Токио все более склонны видеть друг в друге соперника. Усиливаются подозрения в военных приготовлениях и милитаризме, то и дело вспыхивают территориальные споры, инспирируются межнациональные конфликты. Неспособность адекватно воспринимать прошлое ведет к дальнейшему ухудшению отношений.
Европейская история преподала немало уроков, особенно в том, что касается ответственности за прошлое и решения проблем, связанных с решением проблем национализма, интеграции и с политическим лидерством. Начало «европейскому движению» положила Гаагская конференция 1948 года, ее участники в свою очередь черпали вдохновение в призыве Уинстона Черчилля к созданию Соединенных Штатов Европы, прозвучавшем в сентябре 1946-го в Цюрихе. Двинувшись по пути объединения, Старый Свет поставил задачу выйти за устаревшие рамки национальных государств. Именно такой путь привел к созданию нынешней единой Европы.
Так же как Париж и Бонн после 1945-го, Пекин и Токио могли бы сегодня совместно инициировать процесс, способный преобразить политический пейзаж на всем континенте. Вместо этого два великих азиатских государства, которые, подобно Франции и Германии, оказывают друг на друга серьезное стимулирующее влияние, стали на путь, чреватый серьезным конфликтом.
НЕ ИЗБЕГАТЬ ВСТРЕЧИ С ПРОШЛЫМ
Итоги Второй мировой войны, стоившей десятков миллионов жизней и приведшей к колоссальным разрушениям, заставили жителей Западной Европы осознать: мало просто добиться мира, нужно разорвать порочный круг конфликтов. Междоусобицы сотрясали столь близкие народы, что каждая из них, по сути, превращалась в братоубийство. Европейские отношения нуждались в принципиально ином фундаменте. Дабы избежать повторения ошибок прошлого, движущей силой новой Европы должна была стать воля к примирению.
Политика, выросшая из этой убежденности, базировалась на трех предпосылках. Каждая страна должна:
— честно, открыто и не оставляя повода для сомнений взглянуть на свои ошибки и преступления, ставшие частью общих бед в истории человечества;
— постоянно проводить четкое различие между теми, на ком лежит ответственность за совершенные злодеяния, и их национальной принадлежностью;
— отличать преступления, совершенные в прошлом, от деятельности ныне живущих политиков, ответственных перед будущими поколениями.
Примирение Франции и Германии, враждовавших на протяжении веков, и их отношение к прошлому – образец для прочих государств. Сближение Германии и Польши произошло некоторое время спустя и протекало крайне сложно ввиду неисчислимых страданий, перенесенных польским народом, а также из-за того, что к Польше отошла часть германской территории и миллионы немцев подверглись выселению из восточных районов страны.
Что же такое честное, открытое и внушающее доверие отношение к собственным ошибкам?
Во-первых, это четкое понимание того, что невозможно примириться, не осознав своей истории и не прилагая постоянных усилий к тому, чтобы сохранить национальную и индивидуальную память. Как сказал 8 мая 1985 года тогдашний федеральный президент ФРГ Рихард фон Вайцзеккер в приветственной речи по случаю сороковой годовщины окончания Второй мировой: «Все мы, и правые, и виноватые, должны принять свое прошлое таким, как оно есть. Все мы ощущаем его последствия и за него в ответе. И млад и стар обязаны помочь друг другу понять, как важно сохранить память». Вайцзеккер подчеркнул, что смысл искупления – в сохранении памяти о прошлом.
Во-вторых, недостаточно того, чтобы признание вины за преступления, совершенные в прошлом, было просто публичным. Оно может возыметь должный эффект и стать поистине значимым событием лишь в форме официального извинения. Примеров тому много много: «Исповедь вины», с которой выступила в октябре 1945-го Германская протестантская церковь, извинения выжившим жертвам Холокоста и трудовых лагерей, принесенные федеральным президентом ФРГ Йоханнесом Рау в декабре 1999 года…
Но подобные шаги должны быть подкреплены широким консенсусом в обществе и политическом классе. Более того, такое восприятие собственной истории должно стать неотъемлемой частью культуры, образом жизни, процессом, который не завершается подписанием договора или принесением извинений. Проявлением и подтверждением этого служат публичные действия представителей государства, направленные на принесение извинений и выражение соболезнований жертвам преступлений. Так поступили Вилли Брандт, преклонивший колена у памятника жертвам варшавского гетто, и Войцех Ярузельский, высказавший сочувствие немецким гражданам, выселенным из восточных районов Польши. На память приходит и эпизод, когда Жак Ширак и Герхард Шрёдер обнялись во время торжеств по случаю 60-летия высадки в Нормандии (речь идет о десантной операции англо-американских экспедиционных сил в июне–июле 1944-го, что способствовало открытию второго фронта против фашистской Германии в Европе. – Ред.).
Высшие представители Японии, включая самого императора, неоднократно приносили извинения Китаю и другим государствам, пострадавшим от акций Токио. Однако эти шаги не заслужили полного доверия в восприятии китайского народа и его соседей, поскольку не отражали воли общества в целом и не являлись закономерным продуктом политической культуры Японии. Немалую негативную роль сыграли и демонстративные посещения японским премьер-министром Дзюнъитиро Коидзуми храма Ясукуни, в котором похоронены люди, официально признанные военными преступниками.
Признать военные преступления своих соотечественников очень тяжело. Но европейцу, для которого значимость подобного шага очевидна, трудно понять, как честь и память людей, давно умерших, может быть важнее, чем будущее живых и их шанс на мирное и безбедное существование. Кроме того, цена, которую Япония платит за нежелание адекватно переоценить свое прошлое, не только не способствует улучшению отношений с соседями, но и наносит ущерб ее собственным национальным интересам. Токио, по праву добивающийся постоянного членства в Совете Безопасности ООН, тем самым лишается поддержки Пекина, одного из основных сторонников реформирования Организации Объединенных Наций.
Важную роль способна сыграть совместная работа, например, по пересмотру содержания учебников истории. Важной вехой на этом пути могла бы стать инициатива правительств обеих стран по созданию комиссии историков для взаимного пересмотра учебных материалов и реализации сформулированных рекомендаций.
Однако переоценка прошлого во имя примирения – процесс не односторонний. Извинения бесплодны, если они не встречены с пониманием. Когда Коидзуми воздержался от визита в храм Ясукуни в день 60-й годовщины окончания Второй мировой войны, посетив вместо этого гражданскую церемонию вместе с императором Акихито и принеся извинения соседям – жертвам военных преступлений Японии, он сделал то, чего ждали и на что надеялись страны региона. Но эта инициатива не встретила должного отклика, очередная возможность была упущена, погребена под тяжестью новых обвинений и взаимного недовольства.
Обоснованное недовольство Пекина недостаточным усердием Токио на этом направлении приобрело бы гораздо больший вес, обратись сам Китай к эпизодам собственной истории, например к «культурной революции».
ВИНА, ОТВЕТСТВЕННОСТЬ И СТЕРЕОТИПЫ
Проведение четкой грани между преступниками и народами, к которым они принадлежали, явилось залогом мирного процесса в Европе. По меткому выражению Рихарда фон Вайцзеккера, «нет правых и виноватых народов. Вина, как и невиновность, – понятие индивидуальное». В годы Второй мировой войны нацисты не ассоциировались в глазах участников Сопротивления с простыми немцами. В преамбуле к Конституции Четвертой республики (во Франции) 1946 года говорится не о победе над Германией, а о «победе свободных народов над режимами, пытавшимися поработить и унизить человека». Такое отношение подготовило почву для принятия Германии в ряды строителей Европейского сообщества.
Хотя стереотип, согласно которому все немцы – преступники, так и не был окончательно искоренен, правящие круги и их лидеры, избавившись от него, сумели организовать сотрудничество элит в целях созидания нового общества. Страны Восточной Азии пока не научились проводить подобные различия. Пекин ссылается на преступления японской военщины, стремясь очернить современную Японию. При этом замалчиваются ее успешный демократический опыт послевоенного времени, ее мирная и конструктивная внешняя политика, а также тот факт, что именно стратегия оказания помощи и инвестиций, взятая на вооружение Токио, заложила основы восточноазиатского регионализма.
Явственное различие между преступниками прошлого и современным поколением, на котором лежит ответственность за общее будущее, сыграло роль в послевоенном восстановлении согласия. Вина преступников, лишенных к тому времени власти и в большинстве своем почивших в бозе или отбывающих сроки, не распространялась на тех, кому выпало преодолевать последствия совершенных злодеяний, созидая иную Европу.
Молодое поколение немцев не отвечает за грехи отцов и дедов, но его долг – предотвратить повторение трагедии. Это справедливо и в отношении современных японцев. Однако рост антияпонских настроений и националистические выпады Китая свидетельствуют о том, что там эта простая истина вытеснена новой правительственной идеологией патриотизма. Она служит средством идеологического сплочения страны. Острие этой идеологии направлено против Японии.
На плечи новых поколений ложится забота о будущем, и прежде всего ответственность за формирование новых политических структур, способных избежать ошибок прошлого. Возникают и другие задачи. Как отметил в 1999-м один из учредителей фонда «Память, ответственность и будущее», справедливость требует принести публичные извинения, выплатить материальную компенсацию и сохранить память о прошлом.
БЧльшая часть капитала фонда, составлявшщего на момент учреждения 10 млрд немецких марок (5,1 млрд евро), идет на оказание помощи жертвам Холокоста и трудовых лагерей, особенно в бывших коммунистических странах, но определенный процент средств отчисляется на увековечивание памяти о прошлом и на борьбу с национальными предрассудками. Сама по себе денежная компенсация не восполнит потери и не залечит раны. Эта деликатная тема вызвала много споров как среди доноров фонда, так и среди жертв нацизма, но тем не менее деятельность организации способствовала примирению. На данный момент сумма компенсаций, выплаченных Германией жертвам и их потомкам, составляет около 100 млрд немецких марок (51 млрд евро), не считая сумм, выплаченных согласно двустороннему соглашению о помощи с Израилем. Возможно, проблема компенсаций отчасти объясняет упорное нежелание Токио возвращаться к теме военного прошлого, которую он считает с юридической точки зрения закрытой.
ВОСПРИЯТИЕ ВОЙНЫ И ХОЛОКОСТА
Время от времени представители Японии заявляют, что германские уроки неприложимы к их ситуации, поскольку Холокост – явление уникальное по своей чудовищности. При этом упускается из виду тот факт, что на протяжении первых, и самых важных, 25 послевоенных лет в основе процесса примирения в Европе лежала ненависть к прошлым войнам, и лишь впоследствии она расширилась за счет памяти о Холокосте.
На первый план выступало стремление таких лидеров, как Конрад Аденауэр, Альчиде де Гаспери и Робер Шуман, разорвать порочный круг европейских войн. Конечно, они знали о Холокосте, но, как и Шарль де Голль, исходили из горького опыта истории европейских междоусобиц в целом.
В качестве исторической задачи новой Германии первый федеральный канцлер ФРГ Конрад Аденауэр (занимал этот пост в 1949–1963 годах) выдвигал примирение с Францией, Израилем, а впоследствии и с Польшей. Вскоре после вступления в должность он, вопреки серьезному сопротивлению, принес (хотя и в несколько сдержанной форме) извинения еврейскому народу. Тогда же было заключено соглашение о выплате компенсаций с премьер-министром Израиля Давидом Бен-Гурионом и еврейскими организациями. Тем не менее многие годы высказывания Бонна о Холокосте справедливо подвергались критике за уклончивость, невнятность и неубедительность. В результате немцев даже обвинили в «неспособности скорбеть» – так называлась вышедшая в 1967-м и получившая широкую известность книга психологов Александра и Маргареты Мичерлих.
Все изменилось после создания в 1969 году коалиции социал-демократов и либералов, возглавляемой федеральным канцлером ФРГ Вилли Брандтом. Последний не только инициировал процесс примирения с Польшей, о котором говорил Аденауэр, но и как бывший эмигрант, боровшийся с нацизмом из-за границы, уделял гораздо больше внимания проблеме Холокоста. Высшим выражением решимости Брандта подвести черту под прошлым стал шаг огромной значимости – коленопреклонение у памятника на месте варшавского гетто, полностью уничтоженного СС. Данный жест сочетал в себе призыв к примирению и признание вины. Только после этого неприятие европейских войн и признание ответственности за Холокост стали для немцев частью их отношения к прошлому, их «культуры покаяния».
БОРЬБА С НАЦИОНАЛИЗМОМ
Европа не стала бы тем, чем является сегодня, не прими она в высшей степени благоразумное решение – отказаться от шовинизма. В послевоенный период правительства и отдельные группировки нередко допускали националистические выпады, но постепенно лидеры государств и элиты пришли к общему пониманию: шовинизм, демонизация отдельных стран и разжигание националистических предрассудков лежали в основе европейских трагедий и потому должны быть искоренены. В своей прощальной речи перед депутатами Европарламента президент Франции Франсуа Миттеран выразил это следующими словами: «Le chauvinisme, c’est la guerre!» («Шовинизм – это война!»).
Ключевую роль сыграла совместная деятельность правительств по преодолению проявлений национализма и формированию в общественном сознании новых отношений доверия. Помимо создания комиссий по пересмотру содержания учебников, запускались программы городов-побратимов. В 1993-м из 4 тысяч немецких городов-побратимов 1 500 (наиболее многочисленная группа) поддерживали самые разнообразные связи с французскими партнерами.
Не менее важную роль играло основанное в 1963 году Шарлем де Голлем и Конрадом Аденауэром франко-германское Бюро молодежи. С момента создания оно организовало 250 тысяч мероприятий, в которых приняли участие 7 миллионов молодых людей. В 1993-м аналогичную организацию учредили Германия и Польша, она охватила в общей сложности 1,5 миллиона человек. Два года назад создан германо-российский аналог.
К несчастью, национализм неискореним. Он возрождается на фоне свободы самовыражения и коммерческой эксплуатации в прессе популистских идей. Сами правительства зачастую не гнушаются использовать или реанимировать националистические настроения, чреватые неуправляемыми процессами. Правительства, которые, «заигрывая» с националистическими чувствами, руководствуются соображениями престижа, популярности, стремлением объединить страну или создать новую идеологию, не отдают себе отчета в возможных последствиях. Подобные тенденции можно сейчас наблюдать и в Японии, и в КНР.
Инициатива Коммунистической партии Китая по совершенствованию «патриотического образования», выдвинутая в 1994 году, породила опасную смесь антияпонских настроений и популистских движений, грозящих выйти из-под контроля. Все это крайне затрудняет проведение адекватной политики примирения, провоцируя эскалацию взаимных подозрений, неприятия и страха. Неудивительно, что, согласно опросам, освещение антияпонских инцидентов повысило уровень враждебности японцев по отношению к Китаю до 70 %.
Своими успехами в борьбе с национализмом Европа в немалой степени обязана последовательной политике правительств, оставлявших без внимания экстремистские выпады из-за рубежа. Неизбежные проявления маргинальных настроений не были помехой для сотрудничества здравомыслящих и дальновидных элит. В случае с Токио и Пекином нередко, увы, наблюдается обратное. КНР игнорирует положительные сдвиги в поведении Японии, даже такие важные и заметные, как критика в адрес премьер-министра за посещение храма Ясукуни, которая прозвучала со страниц консервативной газеты «Иомиури». Зато всякая экстремистская акция либо высказывание с готовностью трактуются как выражение государственной позиции, что только укрепляет порочный круг взаимного неприятия.
СОЗДАНИЕ ЕВРОПЕЙСКОГО СООБЩЕСТВА, ИНТЕГРАЦИЯ И КОНФЛИКТЫ
В основе Европейского сообщества лежал план, выдвинутый Жаном Монне и поддержанный лидерами будущего Европейского объединения угля и стали. Согласно заявлениям Монне, в условиях современного социального государства, постоянно осуществляющего валютные интервенции, экономическая интеграция требует интеграции политической и одновременно способствует ей.
Устранение национальных барьеров на пути к экономическому взаимодействию подразумевало хотя бы минимальные гармонизацию и координацию, а также наличие общих институтов. Строительство Европейского сообщества, начавшееся в сфере сталелитейной и угольной промышленности, продолжилось в других отраслях, что позволило привлечь новых участников. Хотя результаты референдумов по европейской конституции 2005 года во Франции и Голландии приостановили институциональные реформы, Европейский союз демонстрирует все признаки «авангарда» глобализации. Для него характерны высокая степень развития транснациональной торговли и инвестиций, международное разделение труда и аутсорсинг, наличие многонациональных компаний, тесные информационные связи в рамках сети Интернет. Экономическая взаимозависимость стран ЕС достигла беспрецедентного уровня.
В Восточной Азии также наблюдается довольно глубокая региональная экономическая интеграция. Продолжает расти экономическая взаимозависимость, обусловленная расширением внерегиональных торговых операций, инвестиций и обмена продукцией транснациональных компаний. В 2004-м товарооборот между Китаем и Японией вырос до 170 млрд дол. и составил для них соответственно 14,5 и 16,5 % от общего товарооборота.
Способен ли столь высокий уровень экономической взаимозависимости снизить вероятность развязывания войны? Скептики напоминают, что на момент начала Первой мировой экономическое взаимодействие европейских стран достигало наивысшей точки. Война в Азии была бы сегодня еще более губительной, разорительной и противоречащей духу времени, чем не только все европейские войны XX века, но даже и те, что могли разразиться после 1945-го. Ведь степень кооперации государств Восточной Азии в сфере торговли, инвестиций и развития экономики в целом очень высока и чрезвычайно важна для каждого из них. С другой стороны, безумие и шовинизм слишком часто заглушают голос разума – невосполнимые потери, понесенные Европой в 1939–1945 годах, стали очередным горьким подтверждением этого.
ФОРМИРОВАНИЕ ДОВЕРИЯ И ПОЛИТИЧЕСКОЕ ЛИДЕРСТВО
Центр мировой политики и экономики смещается в сторону Азии. Выход азиатских стран за чисто региональные рамки возлагает на них, особенно на Японию и Китай, растущую ответственность в деле сохранения всеобщего мира и благополучия. Обострение межгосударственных противоречий и рост национализма несут серьезную угрозу экономической интеграции и сотрудничеству в регионе. Если здешние правительства и элиты окажутся не в состоянии решительно нейтрализовать эти тенденции, выдающиеся достижения послевоенного времени будут утрачены.
К несчастью, обе страны загнали себя в угол. И дело не только в болезненной реакции Пекина на проведение церемоний в храме Ясукуни, но и в его отказе участвовать в последнем японо-китайском саммите. Избрание преемника Дзюнъитиро Коидзуми дает шанс перевернуть страницу, заключив «Великую сделку» в интересах всего региона, к чему призывал не так давно сингапурский премьер Го Чок Тонг.
Во-первых, лидерам обеих стран необходимо подвести черту в вопросах, касающихся совместной истории. Для этого следует принять ряд мер, начиная с переноса церемонии поминовения японских солдат из храма Ясукуни в другое место и заканчивая общими усилиями по пересмотру содержания учебных пособий.
Во-вторых, необходим комплекс мер по укреплению доверия в сфере безопасности наподобие тех, что были в свое время выработаны в рамках Совещания (ныне – Организации) по безопасности и сотрудничеству в Европе. Прозрачность военных расходов, утверждение правил проведения учений, включая введение института военных наблюдателей, а также обмен военными специалистами для стажировки – все это хорошие способы снизить накал подозрительности.
В-третьих, более интенсивное двустороннее сотрудничество пойдет необходимо обеим странам во имя процветания и стабильности в регионе и для собственного экономического благополучия. Япония жизненно заинтересована в том, чтобы КНР справилась со своими структурными проблемами. Речь идет о прогрессирующем социальном неравенстве, разрушении окружающей среды и нехватке энергии. Пекин в свою очередь крайне заинтересован в экономическом здоровье своего соседа – основного инвестора и торгового партнера.
В-четвертых, и Токио, и Пекин испытывают насущную потребность в развитии азиатского и восточноазиатского регионализма, в создании собственного сообщества. Не так давно ведущую роль здесь играла Япония, но по мере превращения Китая в экономический центр региона он становится одним из главных «акционеров» в формировании такого сообщества. Это необходимо Пекину не только ради снятия опасений, связанных с его новым статусом сверхдержавы, но и для того, чтобы создать важный механизм решения общих задач процветания, борьбы с терроризмом и преступностью, а также удовлетворения нужд в энергоснабжении.
Смену токийского руководства следует использовать в качестве повода для того, чтобы принять решительные меры по восстановлению взаимоотношений во имя экономической интеграции, столь необходимой и региону, и миру в целом.
