21.08.2006
Дальневосточный треугольник
№4 2006 Июль/Август
Наташа Курт

Доктор наук, преподаватель Королевского колледжа (Лондонский университет).

Рост энергетических потребностей Китая и Японии, равно как и угрозы, которые война в Ираке и возможная военная акция против Ирана представляют для стратегических поставок нефти, означают, что у России есть шанс стать долговременным поставщиком энергоносителей для этих двух гигантов Восточной Азии. И Пекин, и Токио нуждаются в диверсификации источников энергии, чтобы застраховать себя от проблем на будущее.

С одной стороны, потребность в энергоресурсах способна привести к улучшению отношений между Российской Федерацией  и Японией, а также между КНР и Японией. С другой – поиск Китаем новых источников энергоносителей в долгосрочной перспективе чреват конфликтом. Еще один возможный сценарий состоит в том, что прагматичное сотрудничество, хотя оно и будет стимулироваться потребностью в российских энергоресурсах, останется на низком уровне простого сосуществования («холодный мир» наподобие того, что установился между Китаем и Японией).

Одним из поводов для оптимизма может служить возросшее внимание руководства России к роли российского Дальнего Востока – региона, который ранее выпадал из поля зрения Кремля. Еще недавно здесь кипели междоусобные конфликты, в которые были втянуты  местные губернаторы и предприниматели, что нередко негативно сказывалось на взаимоотношениях и с Пекином, и с Токио. Президент России Владимир Путин попытался пресечь деятельность нелояльных губернаторов — отчасти с помощью реформ на федеральном уровне. Этот шаг знаменовал решительную централизацию российской политики, но все же есть признаки того, что глава государства готов предоставить регионам некоторую свободу внешнеэкономических действий.

ГЕОПОЛИТИКА И ГЕОЭКОНОМИКА

В прошлом Москва переоценивала энергетические потребности Японии, полагая, что у Токио нет иного выбора, кроме как инвестировать в Россию, а значит, японской стороне придется отодвинуть на задний план свои территориальные претензии. Даже сегодня ощущается благодушный настрой: российские официальные лица исходят из того, что для Японии естественно вкладывать капиталы в экономику России хотя бы из-за географической близости последней и ее колоссальных природных ресурсов. Хотя решение Токио добиваться возвращения всех четырех спорных южнокурильских островов означало бы возвращение к патовой ситуации, необходимость реализации энергетических проектов может вдохнуть новую жизнь во взаимоотношения и способствовать продолжению диалога.

Россия надеется на то, что переговорный процесс по одному из аспектов взаимоотношений распространится и на другие области. При Борисе Ельцине печальную известность приобрел принцип «острова за наличные»; если же для достижения прогресса в споре о территориях России удастся задействовать нефть, или, по выражению известного российского востоковеда Василия Михеева, «нетерриториальные» ресурсы, это, возможно, помогло бы найти приемлемый для всех выход из тупика.

Акцент на геополитику, ставший весьма характерным элементом российских внешнеполитических дебатов, остается ключевым в мировоззрении Кремля, однако в качестве инструмента внешней политики более важное значение приобретает экономика. Россия все увереннее чувствует себя в данной области — отчасти вследствие увеличения потребности других стран в альтернативных поставщиках нефти. Новая энергетическая стратегия, нацеленная на увеличение доли Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР) в экспорте российской нефти с 3 % до 30 % к 2020 году, ясно это демонстрирует. Как выразился один из российских ученых, геоэкономика становится «особой формой геополитического планирования: в новом мире экономические конфликты оказываются главным источником возможного противостояния на международной арене».

Примерно так же мыслят и российские военные теоретики, считающие, что в будущем конфликты могут быть спровоцированы борьбой США за энергоресурсы. Из этой логики следует, что Сибирь понадобится Китаю для обеспечения доступа к долговременным поставкам нефти. Однако, хотя военные часто указывают на возможность возникновения конфликта за обладание энергоресурсами, российские дипломатические круги больше склонны рассматривать трубопроводы как стабилизирующий фактор этого огромного региона. В России любят ссылаться на то, что советский газ неукоснительно поставлялся в Западную Европу даже в самый разгар холодной войны.

ЭКОНОМИКА – ЛОКОМОТИВ УСПЕШНОГО ПАРТНЕРСТВА

Именно потребность в стабильности сыграла основную роль в том, что Михаил Горбачёв, а затем и Борис Ельцин придавали добрососедским отношениям с Китаем очень большое значение (особенно учитывая незавершенную на тот момент демаркацию общей границы). В начале 1990-х Владимир Лукин (в 1991 году – глава Советского национального комитета по азиатско-тихоокеанскому сотрудничеству, в 1993–1999 годах  – председатель Комитета Государственной думы РФ по международным делам. – Ред.) даже говорил о построении отношений «необратимой взаимозависимости» с Китаем, с тем чтобы любой разрыв был «неприемлемо болезненным для обеих стран». Это очень похоже на описанный Барри Бьюзеном комплекс безопасности: соображения безопасности так тесно связывают оба государства, что они становятся неразлучными. Но российско-китайские отношения пока далеки от этого идеала.

Для Владимира Путина отношения с КНР тоже чрезвычайно важный фактор. Одной из его первых задач на президентском посту стал поиск ответа на намерение Соединенных Штатов создать национальную систему противоракетной обороны и выйти из Договора по ПРО. Эта проблема весьма взволновала и Китай. Ведь создание системы стратегической ПРО способно обесценить китайский ядерный потенциал и создать угрозу государственному суверенитету КНР с учетом гарантий безопасности, которые Вашингтон предоставляет Тайваню. В ходе первой встречи на высшем уровне президент Путин и тогдашний председатель КНР Цзян Цзэминь выступили с резким осуждением планов создания оборонительных ракетных щитов, заявив, что США «понесут всю полноту ответственности за подрыв международной стабильности и безопасности, а также за все вытекающие отсюда последствия».

Демаркация российско-китайской границы – важная веха в отношениях, поскольку в течение десятилетий пограничные вопросы нагнетали атмосферу взаимного недоверия. В противовес синоцентризму ельцинской и первых лет путинской эпохи Кремль приложил в последующие годы немалые усилия к тому, чтобы выработать более сбалансированную политику. В частности, направленную на налаживание добрососедских отношений с Японией ввиду острой необходимости улучшить условия жизни на российском Дальнем Востоке. Однако в пограничных областях до сих пор не устранены такие нетрадиционные угрозы отношениям, как миграция и неудовлетворительная экологическая обстановка, не решены и вопросы, связанные с совместной эксплуатацией природных ресурсов.

В 1990-е взгляды Москвы и Пекина на общемировые и региональные проблемы сближались быстрее, чем росли экономические связи. На встрече в 2000 году Владимир Путин и Цзян Цзэминь провозгласили развитие экономических отношений приоритетной задачей. Китай заявил о намерении отдавать предпочтение российскому импорту, надеясь на ответные жесты с российской стороны. В 2000-м российско-китайский торговый оборот вырос на 20 % и составил около 8 млрд долларов. В 2005 году этот показатель достиг рекордно высокого уровня – 29 млрд дол., и Путин торжественно пообещал стремиться достичь уровня в 60 млрд в последующие пять-шесть лет, отметив, что 100 млрд дол. – это «абсолютно реалистичная» конечная цель. Нынешний китайский лидер Ху Цзиньтао, не желая отставать от российского коллеги, в 2005-м призвал Россию в четыре раза увеличить торговый оборот к 2010 году.

Однако КНР по-прежнему не удовлетворена торговым дефицитом с Россией, тогда как последняя недовольна высокой долей сырья в структуре своего экспорта. В Москве хотели бы, чтобы китайцы импортировали больше промышленных товаров, но те не доверяют качеству российской продукции (россияне точно так же относятся к китайским товарам широкого потребления). В 2002-м Пекин даже попытался ограничить импорт из РФ некоторых товаров. В 2005 году доля продукции машиностроения и готовых изделий в российско-китайской торговле еще больше снизилась.

В документе «Стратегия экономического развития Сибири и Дальнего Востока», принятом при президенте Путине, говорится о необходимости диверсифицировать экономику Сибири, с тем чтобы сделать ее менее зависимой от экспорта сырья. Между тем в условиях дефицита рабочей силы и неразвитости производственной базы эта задача невыполнима. Ничтожны и зарубежные инвестиции в этот регион.

РОССИЙСКИЙ ДАЛЬНИЙ ВОСТОК И КИТАЙ

Пока мало что делается для реализации долгосрочного плана развития российского Дальнего Востока, провозглашенного путинской администрацией. Но, по крайней мере, на официальном уровне есть осознание того, что жизненно важно не допускать превращения дальневосточных областей России в простые транзитные маршруты. Сейчас много говорится о создании особых экономических зон: первая планируется в Амурской области возле городов Благовещенск и Хэйхэ. После завершения процесса демаркации границы такие проекты становятся более реальными, но все еще отсутствует необходимое законодательство.

Россия затягивает строительство трубопровода из Ангарска в Дацин, где находится крупнейшее в КНР – теперь уже чистом импортере нефти – нефтяное месторождение (поначалу предполагалось, что финансировать проект будет ЮКОС – российская частная нефтяная компания, впоследствии уничтоженная Кремлем). Москва попыталась избежать выбора между рынками, предложив пустить одну ветку в Китай, а другую – в Японию и Южную Корею. Однако Токио, проведя собственный анализ экономической целесообразности, возражал против ответвления на Дацин и настаивал на нефтепроводе, идущем до Находки.

Кремль предпочитает воздержаться от строительства трубопровода, обслуживающего исключительно КНР, поскольку опасается чрезмерной зависимости от этой страны. Однако Москва понимает: чтобы не испортить отношения с соседом, она должна обеспечить ему поставки. В настоящее время российские власти оставляют вопрос открытым, финансируя сооружение первой очереди нефтепровода, которая пройдет от Тайшета до города Сковородино, недалеко от границы с КНР, откуда нефть может доставляться в Поднебесную по железной дороге. Вероятно, в дальнейшем будет сооружена вторая очередь нефтепровода до тихоокеанского побережья, которая обеспечит экспорт на рынки Японии и Южной Кореи. Лишь затем предполагается рассмотреть возможность продления трубопровода до Дацина.

Помехой на пути выстраивания тесных отношений между Москвой и Пекином является критическая ситуация в области миграции. По словам Владимира Путина, вследствие миграционных процессов на Дальнем Востоке российские граждане почти изгнаны с рынков труда, а бывший председатель Правительства РФ Михаил Касьянов предупреждал Китай о необходимости соблюдать российские иммиграционные законы. Регион по-прежнему готов предоставить рабочие места военным и морякам; вакансии в других отраслях подразумевают исключительно малоквалифицированный труд и не привлекают коренных жителей. Иммигранты же, желающие получить такую работу и закрепиться на местном рынке труда, сталкиваются с враждебным отношением к себе со стороны местного населения. Никакой реальной стратегии решения этой проблемы не выработано, и до тех пор пока федеральные власти не обратят на нее внимание, она будет эксплуатироваться в политических целях.
В 2003 году президент РФ Путин и новый председатель КНР    Ху Цзиньтао объявили о создании рабочей группы, призванной содействовать сокращению нелегальной иммиграции в Россию. Однако страх перед чрезмерной зависимостью от Китая сохраняется.

РОССИЯ – ЯПОНИЯ: ПОЛИТИЧЕСКИЙ ТУПИК?

Высшей точкой в развитии российско-японских политических отношений можно считать красноярскую «встречу без галстуков», которую в 1997-м провели президент России Борис Ельцин и японский премьер Рютаро Хасимото. С тех пор никаких существенных сдвигов не произошло. В 1997 году Токио формально отделил политику от экономики (секей фукабун, то есть нераздельность политики и экономики, превратилось в какудай кинко – «широкое сотрудничество»), а Хасимото выступил с концепцией «евразийской дипломатии» (внешнеполитическая стратегия Япония, в которой особое внимание уделяется странам Азиатско-Тихоокеанского региона, а также государствам Центральной Азии и Закавказья. – Ред.). Обещание Ельцина подписать мирный договор к 2000-му так и осталось обещанием, тем более что сам первый президент России покинул свой пост в декабре 1999 года.

В конце 2000-го, накануне встречи с Путиным, японский министр иностранных дел публично заявил о том, что российско-японские отношения находятся в состоянии застоя и что инвестирование в Россию практически невозможно. На самом деле японские бизнесмены еще раньше давали понять, что не политика (вопрос мирного договора), а экономика мешает им вкладывать средства в Россию. Даже в 2005 году торговый оборот не смог перевалить через 10-миллиардный рубеж. Торговля с Японией страдает от того же перекоса, что и торговля с Китаем: основной статьей экспорта остается сырье – преимущественно древесина и морепродукты.

Летом 2001-го отношения, похоже, достигли критической стадии, когда Япония обнаружила, что Россия выдает южнокорейским фирмам лицензии на рыбную ловлю в акватории Курильских островов. К весне 2002 года ситуация еще больше ухудшилась. Влиятельного японского политика Мунэо Судзуки (видный деятель Либерально-демократической партии. – Ред.) обвинили в том, что заказы на гуманитарную помощь Южным Курилам он размещал на собственных предприятиях. В то время Судзуки оказывал значительное воздействие на российскую политику Токио и высказывался в пользу компромиссного решения. По некоторым данным, в неофициальном порядке Судзуки даже утверждал, что Япония не нуждается в спорных островах, но настаивает на своих требованиях ради национального престижа. Его связи с японскими дипломатами даже поставили под сомнение добросовестность МИДа; значительное число его сотрудников, в том числе министр иностранных дел Микико Танака, были уволены. Все это усугубило антироссийские настроения в японском обществе.

На заседании Госдумы в марте 2002 года прозвучало требование внести изменения в российскую политику на японском направлении и выйти из международных соглашений, «мешающих отстаивать территориальную целостность России». Переговоры по мирному договору снова зашли в тупик. Заместитель министра иностранных дел Александр Лосюков сделал пессимистичное признание: мол, возникла пауза и японская сторона утратила всякий интерес. Он даже намекнул на то, что МИД Японии развернул хорошо продуманную кампанию, направленную на подрыв двусторонних отношений и вдохновляемую теми японскими силами, которые по-прежнему мыслят категориями холодной войны

В ноябре 2004-го президент Путин подтвердил обязательства России (зафиксированные в Совместной декларации СССР и Японии, подписанной в Москве осенью 1956 года) передать Японии два спорных острова – Хабомаи и Шикотан, наименьшие из четырех. Токио продолжает отстаивать свое право на все четыре острова, и если его позиция не изменится, мирный договор так и не будет подписан. Необходим компромисс между формулами «два или ничего» и «четыре или ничего». Владимир Путин еще в 2000-м предлагал пересмотреть московскую Совместную декларацию, однако японцы расценили этот шаг как тактику затягивания, призванную подогреть надежды на благоприятное разрешение проблемы и тем самым стимулировать японские инвестиции. Токио тогда настаивал на том, что выполнение декларации должно стать первым шагом к возвращению двух более крупных островов – Кунашира и Итурупа.

7 февраля 2005 года –150-летняя годовщина подписания первого мирного договора между Россией и Японией и «День северных территорий» (в этот день проводятся мероприятия, посвященные территориальной проблеме), – было ознаменовано в Токио митингом, участники которого требовали немедленного возвращения спорных островов. Другой митинг прошел на российском Сахалине. Его участники требовали, чтобы Япония отказалась от территориальных претензий, перестала «смотреть в прошлое и сделала первый шаг на пути построения по-настоящему добрососедских отношений с Россией».

По результатам опроса, проведенного в 2005-м, 55 % россиян считают российско-японские отношения вполне удовлетворительными и не видят необходимости в подписании мирного договора. Долгожданный визит президента России в Японию в ноябре 2005 года никак не изменил ситуацию.

ВОЗМОЖНОСТЬ ДЛЯ СБЛИЖЕНИЯ?

В июне 2002 года министр иностранных дел Японии Йорико Кавагучи прибыла во Владивосток, где выразила заинтересованность ее страны в строительстве нефтепровода из Восточной Сибири в Азиатско-Тихоокеанский регион. Она подчеркнула, что две экономики могли бы взаимно дополнять друг друга, поскольку «растущий экспорт российских энергоносителей в Японию ведет к росту экономической взаимозависимости и доверия».

Что же изменилось? Почему вдруг зазвучали обнадеживающие нотки? Во-первых, как уже говорилось выше, Япония отделила экономику от политики, а во-вторых, в свете событий на Ближнем Востоке более настоятельной оказалась потребность в диверсификации источников энергии.

К 2003-му был разработан «план действий», основанный на стремлении развивать двусторонние отношения по «самому широкому спектру вопросов». Главная идея заключалась в том, чтобы выстраивать взаимоотношения на базе задач, поставленных Ельциным и Хасимото: углубление политического диалога, консультации о мирном договоре, сотрудничество в международных делах, торгово-экономическое сотрудничество, взаимодействие в военной сфере и в области безопасности. Премьер-министр Японии Дзюнъитиро Коидзуми назвал данный план «дорожной картой», которая позволит двум сторонам развивать и углублять отношения в рамках отдельных договоров по ключевым вопросам.

Глава российского МИДа Сергей Лавров продолжил жесткую линию по вопросу Южных Курил, настаивая на том, что Россия вернет лишь Хабомаи и Шикотан. Российские официальные лица считают эту позицию компромиссом, однако Токио выступает против любой сделки, которая не предусматривала бы возвращение всех четырех островов. С другой стороны, в экономической сфере именно Россия должна доказать Японии, что способна создать цивилизованную деловую среду для японских инвестиций на Дальнем Востоке. Как подчеркивает российский исследователь Василий Михеев, если отечественный бизнес не желает инвестировать в российский Дальний Восток, то почему этого должны хотеть японцы?

Несколько просветов на горизонте все же появились. В 2003 году Россия и Япония подписали двухмиллиардный контракт на строительство крупнейшего в мире завода по сжижению природного газа на Сахалине («Сахалин-1»). Продукция будет транспортироваться в Японию начиная с 2007-го, но потребность всего региона в сжиженном природном газе (СПГ) явно растет. Японское правительство лоббирует сооружение еще одного предприятия по сжижению газа, которое соединит «Сахалин-1» с островом Хоккайдо. Если такое произойдет, то, как отмечает аналитик из ИМЭМО Эдуард Гребенщиков, «это первое частное предприятие газовой отрасли в истории России станет первой линией, которая свяжет Японию с другой страной, и этой страной окажется Россия». Благодаря сахалинским энергоресурсам Япония рассчитывает сократить свою зависимость от поставок арабской нефти с 90 % до 80 %, а затем –  с помощью восточносибирских ресурсов – до 60 %.

В целом то, что происходит на субрегиональном и межрегиональном уровне, куда более многообещающе, чем межгосударственные взаимоотношения. Расширять контакты между рядовыми японцами и россиянами помогают различные региональные события, например открытие весной 2001 года на Сахалине представительства бизнес-центра Хоккайдо. В 1998-м между двумя регионами был подписан договор о дружбе и сотрудничестве. Подобного рода кооперация способствует укреплению взаимного доверия и взаимопонимания в долгосрочной перспективе. В условиях отсутствия должного финансирования из федерального центра у многих регионов нет другого выбора, кроме как торговать либо с Китаем, либо с Японией. Почти половина всего экспорта Хабаровского края в 2004 году пришлась на Китай.

Учитывая прошлую тактику Токио по налаживанию бизнеса на российском (и советском) Дальнем Востоке, вероятно, что Япония будет и впредь вести себя крайне осторожно. До сих пор нет полной ясности с потребностью страны в российской нефти: некоторые утверждают, что рост первичного потребления нефти уже исчерпал себя и в будущем возможно даже некоторое сокращение потребления. Это подтверждают и японские специалисты в области энергетики, прогнозирующие постепенное снижение доли нефти в общем энергопотреблении вследствие ее замещения экологически чистым СПГ после ратификации Киотского протокола. В 2000-м Япония стала крупнейшим в мире рынком СПГ. Чтобы избежать отрицательных последствий срывов поставок нефти, Токио предложил создать многостороннюю энергосистему в Восточной Азии – так называемое Азиатское энергетическое партнерство, призванное стать «главным столпом международной энергетической стратегии Японии до 2030 года».

***

XXI век уже окрестили «азиатско-тихоокеанской эрой». Смогут ли дальневосточные регионы России воспользоваться своей близостью к Азиатско-Тихоокеанскому региону и успешно интегрироваться в него?

По-прежнему налицо конфликт между потребностью России в укреплении своего суверенитета и территориальной целостности, с одной стороны, и общей динамикой мирового развития, которая предполагает тесную экономическую взаимозависимость, – с другой. России следует преодолеть свой традиционный страх перед экономической глобализацией и либеральными рыночными силами. Основным группам интересов в экономической элите России необходим доступ на западные рынки для экспорта сырья и энергоресурсов. Способность Москвы взаимодействовать с зарубежными инвесторами станет настоящей проверкой любой новой стратегии.

Если России удастся наладить долгосрочное экономическое сотрудничество с Японией, это может способствовать урегулированию территориальных споров, поскольку географическая территория в данном случае трансформируется в экономическую категорию, перестав быть геополитическим инструментом или объединяющим лозунгом для националистических сил. Что касается отношений с Китаем по пограничным вопросам, то сотрудничество и «повседневное внимание» к мелким проблемам крайне важны для того, чтобы не допустить перерастания мелких споров в более серьезные конфликты.

Как пишут российские ученые Василий Михеев и Дмитрий Тренин, Россия не может позволить себе благодушествовать: пока еще не выработано «“единой азиатской стратегии в отношении России”, которая бы учитывала экономико-географические особенности ее огромной, но редконаселенной азиатской части, а также основные направления многостороннего сотрудничества в Восточной Азии и двусторонних отношений». Это единственный путь от простого сосуществования к подлинному сотрудничеству. Европа останется для России приоритетным регионом, но экономические реалии свидетельствуют о том, что последняя должна отказаться от привычки относиться с некоторым пренебрежением к своим дальневосточным землям. А это значит, что России следует стремиться к политико-экономической интеграции с Азиатско-Тихоокеанским регионом.

Содержание номера
Лидерство в преобразованиях и национальная стратегия США
Джозеф Най – младший
Венгерское восстание: было ли поражение неизбежным
Чарльз Гати
Индия и политическое равновесие
Си Раджа Мохан
Куба Фиделя Кастро: последняя глава
Карлос Альберто Монтанер
Стратегическая дилемма Центральной Азии
Фарход Толипов
«Новые» русские в Латвии
Роберт Сондерс
Русская диаспора в независимой Украине
Борис Зажигаев
История как средство самоидентификации
Рой Медведев
Партии всех стран, объединяйтесь!
Андрей Климов
Азия, социализм и советское наследие
Фёдор Лукьянов
Уроки Европы и примирение в Азии
Карл Кайзер
Дальневосточный треугольник
Наташа Курт
Мафия XXI века: сделано в Китае
Владимир Овчинский
Лекарство от сомнений
Ольга Борох, Александр Ломанов
Уран, торий и режим нераспространения
Эндрю Пикфорд
После «стальной» битвы
Игорь Юргенс
«Быть индийцем – это большое преимущество»
Любовь Рыклина