Путь, который проделала Украина между президентскими выборами-2004 и парламентскими-2006, невозможно оценивать однозначно. Шанс на быстрый прорыв в реформах, безусловно, упущен. Не выполнено главное обещание Майдана – дать стране честную и эффективную власть. Раскол в рядах вчерашних победителей, взаимные обвинения в коррупции, романтизм и недостаток подлинно лидерских качеств у политического руководства, заметное ухудшение экономических показателей и многое другое – все это привело к падению уровня поддержки и авторитета власти в обществе. Столь благоприятные условия для ускорения трансформационных процессов, какие имелись весной 2005 года, в обозримом будущем в стране вряд ли появятся. Что касается внешней политики, то Украина так и не получила перспективы членства в Европейском союзе и, как показало январское газовое соглашение с Россией, оказалась не до конца готовой к выстраиванию принципиально новых, транспарентных отношений с восточным соседом.
Тем не менее в самой Украине присутствует ощущение перемен. Согласно опросу Киевского международного института социологии (КМИС), проведенному к годовщине «оранжевой революции», более 60 % респондентов сочли, что страна отличается от Украины Леонида Кучмы. На востоке так полагали 53,6 %, на юге – 57 %, в центре – 57,6 %, на западе – 75,6 %. Не ощутили различия лишь 28,6 % опрошенных.
Важно, что у украинского транзита точно определился конечный пункт назначения. Если при президенте Кучме местным элитам достаточно было зафиксировать, что Украина – не Россия, то сегодня руководство страны стремится преодолеть уже и этот неопределенный статус и стать частью евро-атлантического сообщества. Задачи такого масштаба не решаются за год: преобразования всегда идут болезненно и зигзагообразно. Поэтому де-факто Украина еще долго будет оставаться «промежуточной Европой», но с точки зрения поставленной цели это уже прогресс по сравнению с тем, что еще совсем недавно она считалась лишь западной частью постсоветского пространства.
Анализируя сегодняшнюю Украину, имеет смысл обращать внимание не на абсолютные результаты, а на сдвиги, не на скорость преобразований, а на сохранение направления. При всех провалах «оранжевой» власти возврат к домайданному состоянию невозможен. Поэтому и тем, кто смотрит на Украину с разочарованием, и тем, кто не скрывает злорадства, успокаивая себя традиционным российским «никуда они не денутся», видимо, просто не стоит торопиться с выводами.
ПЕРЕСТРОЙКА СИСТЕМЫ КОМПРОМИССОВ ИЛИ НЕЧТО БОЛЬШЕЕ?
Прежде всего изменилась внутриполитическая карта Украины. Многослойная схема компромиссов, сдержек и противовесов выглядит сегодня иначе, нежели полтора года назад, и в большей степени совместима с задачей системного реформирования страны, хотя, естественно, гарантий успеха нет и быть не может.
Во-первых, несмотря на сохраняющееся мировоззренческое и политическое противостояние западных и восточных регионов, сгладились противоречия между верхушкой «оранжевых» и «бело-голубых» сил. За постсоветский период восточноукраинские элиты сполна оценили роль суверенитета в отстаивании своих экономических интересов и развили вкус к власти в независимом государстве. Но создать идеологию независимой Украины и проводить соответствующую – как минимум, многовекторную и потому непопулярную среди восточных избирателей – внешнюю политику они не способны и вынуждены в этом полагаться на национал-демократов. Последние в свою очередь не в состоянии самостоятельно обеспечить нормальное функционирование экономики. Понимание этого обстоятельства заставляет стороны искать компромисса, гарантирующего стабильность.
Ненасильственный характер «оранжевой революции», сохранение существующего правового поля, а также персональный состав новой власти, многие представители которой имели личные связи в противоположном лагере, позволили воссоздать modus vivendi. Восточноукраинская оппозиция отказалась от борьбы за автономию (такой проект возникал как средство давления на «оранжевых» осенью 2004 года), поскольку ей выгоднее использовать поддержку местного электората при распределении властных полномочий в общеукраинском масштабе. В ответ победители свернули начавшуюся было кампанию преследований восточноукраинских чиновников, которых подозревали в манипуляциях с голосами во время выборов-2004, и не предприняли попыток украинизации сферы общественной жизни на востоке страны. Формально компромисс был зафиксирован в сентябре 2005-го, когда бывшие непримиримые противники Виктор Ющенко и Виктор Янукович подписали Меморандум о согласии между властью и оппозицией. Ющенко отозвал свою подпись в январе текущего года, когда Верховная рада, в том числе голосами стоящей за Януковичем Партии регионов, отправила в отставку пропрезидентский кабинет Юрия Еханурова.
Однако в общем плане этот жест ничего не изменил. Формирование «большой» коалиции между Партией регионов и «Нашей Украиной» Ющенко с самого начала считалось одним из возможных вариантов создания правительства после парламентских выборов. Осенью 2004 года такое невозможно было даже вообразить.
Во-вторых, в значительной степени демонтирована олигархическая система. Крупный бизнес, естественно, сохранил огромное количество лоббистских возможностей и по-прежнему широко представлен в парламенте. Но раньше принципиальные вопросы решались путем договоренностей между кланами, в которых «государство» было представлено постольку, поскольку соблюдались интересы близких к правящей верхушке людей, и в лучшем случае играло роль балансира. Сегодня же администрация Ющенко гораздо меньше зависит от поддержки олигархов и потому более самостоятельна, хотя и не обязательно нацелена на конфликт с ними. Группировкам, чья политическая значимость ранее напрямую зависела от доступа к административному ресурсу, не удалось эффективно поддерживать свои политпроекты.
Так, маргинализовалась партия «Трудовая Украина», ранее представлявшая днепропетровский клан, а партия объединенных социал-демократов – Социал-демократическая партия Украины (объединенная) – во главе с последним главой администрации Кучмы Виктором Медведчуком и первым президентом Украины Леонидом Кравчуком, проект киевской группировки, имела накануне выборов незначительные шансы попадания в парламент. Ряд знаковых фигур эпохи всевластия кланов (например, зять экс-президента Кучмы Виктор Пинчук или влиятельнейший в прошлом Александр Волков) не смогли обеспечить себе место в Верховной раде, поскольку их присутствие в списках принесло бы больше проблем, чем дивидендов.
При этом, как представляется, «оранжевая» власть постепенно договаривается с бизнес-сообществом о новой формуле отношений. Бывшие олигархи признают роль государства в установлении новых правил игры, получая взамен следующее. Власть отказывается от массовой реприватизации и применения «логики революции», ограничиваясь сменой собственника лишь на нескольких знаковых предприятиях, таких, например, как «Криворожсталь», реприватизировать которую было прямым предвыборным обещанием Виктора Ющенко. Реприватизация проводится прозрачно и с бесспорной выгодой для государства. «Криворожсталь» была продана осенью 2005-го за сумму, в шесть раз превышающую цену, которую годом ранее заплатили предыдущие собственники.
Отсутствуют признаки создания очередной группы приближенных олигархов. Лично близкий нынешнему президенту Петр Порошенко, огромный финансовый вклад которого способствовал приходу «оранжевых» к власти, потерял должность секретаря Совета национальной безопасности и обороны. Против него были выдвинуты публичные обвинения (в судебном порядке так и не доказанные) в стремлении использовать служебное положение в корыстных целях. Одних подозрений о последующей передаче группе «Приват» Никопольского ферросплавного завода после его возвращения кабинетом Юлии Тимошенко в собственность государства вполне хватило для отставки премьера. Наконец, значительной части украинского бизнеса для продвижения своей продукции на европейские рынки необходима поддержка государства и выгоден проевропейский имидж администрации. Так, в 2005 году Индустриальный союз Донбасса получил в собственность сталелитейное предприятие в польском Ченстохове, чего безуспешно добивался при Кучме.
В-третьих, вступила в силу конституционная реформа, превратившая Украину в парламентско-президентскую республику. У президента сохраняется достаточно полномочий (в том числе право распускать Верховную раду в случае ее неспособности договориться о формировании правительства за 60 дней), а также рычагов воздействия на парламент через свою фракцию. Но с передачей парламенту права формировать кабинет министров баланс сил в отношениях между исполнительной и законодательной властями сдвигается в сторону последней. При этом парламент, а также местные представительные органы власти теперь избираются исключительно по партийным спискам при введении императивного мандата. В совокупности эти изменения усиливают плюрализм украинской политической системы и приближают ее к современным центральноевропейским моделям. Отдельно следует отметить то, что президент, несмотря на резко негативное отношение к явно невыгодной для него реформе, не пошел на активные попытки ее пересмотра и разрыва базового компромисса, который позволил ему прийти к власти. В ближайшие годы это обстоятельство будет служить дополнительным стабилизатором политической системы.
В-четвертых, при Ющенко Украина уходит от методов «управляемой демократии». Применение административного ресурса на местах – в интересах разных политических сил, сохранивших доступ к нему, – по-прежнему возможно, в том числе и потому, что расследование манипуляций с голосами в 2004-м не было доведено до конца. Но центральная власть, как представляется, не склонна использовать административные рычаги в политической борьбе. Ставка на админресурс сослужила бы плохую службу власти, подрывая легитимность «оранжевой революции», начавшейся именно как протест против подтасовок, и соответственно снижает шансы Ющенко на переизбрание в 2009 году.
Власть отказалась от такого действенного средства контроля над массмедиа, как «темники» (анонимные, закрытые директивы или образцы того, каким образом следует подавать в новостях политические события. – Ред.), определявшие в последний период президентства Кучмы редакционную политику не только собственно государственных средств массовой информации. В 2005 году международная организация «Репортеры без границ» в своем Всемирном списке свободы прессы поставила Украину на 112-е место по сравнению со 138-м годом ранее. Роль прессы как четвертой власти наглядно проявилась в ходе дискуссии вокруг российско-украинских газовых соглашений, когда СМИ не только ознакомили общество с их деталями, но и, по сути, вынудили правительство давать объяснения по неудобным для него вопросам.
В-пятых, изменилось отношение власти к коррупции, хотя способность системно бороться с этим явлением вызывает сомнения. Косвенным доказательством может считаться та же отставка Порошенко и ряда других высших чиновников. По данным Transparency International, ежегодно публикующей так называемый индекс восприятия коррупции, Украина за год улучшила свой рейтинг, переместившись со 122-й на 107-ю позицию. Россия, для сравнения, за тот же 2005 год опустилась с 90-й до 126-й позиции и впервые оказалась позади Украины.
Насколько оправданными были те или иные компромиссы, покажет время. Почти у каждого из них можно найти оборотную сторону. Идя на договоренности с оппозицией и крупным бизнесом, власть демонстрирует неспособность придерживаться своей изначальной платформы. Конституционная реформа грозит чередой правительственных и общеполитических кризисов. Высокий общий уровень коррупции заставляет сомневаться в мотивации тех или иных действий. С учетом этих обстоятельств вряд ли следует ожидать последовательности в реформах. Однако альтернативой такому развитию событий явился бы общий рост конфликтности внутри страны, в условиях которого реформы стали бы вообще невозможными. Пока этого удалось избежать.
ЕВРО-АТЛАНТИЧЕСКИЙ ВЫБОР ДЛЯ «ПРОМЕЖУТОЧНОЙ» ЕВРОПЫ
Украина Ющенко отказалась от присущей эпохе Кучмы многовекторности во внешней политике и декларировала приоритет евро-атлантической интеграции. И опять-таки черно-белая оценка деятельности администрации не достигает своей цели без учета нюансов.
С одной стороны, по мере спадания эйфории первых постреволюционных месяцев скептицизм Европы в отношении перспективы членства Украины в Европейском союзе только возрастал. Действительно, интеграция столь крупной постсоветской и все еще слабореформированной страны потребовала бы от ЕС чрезмерных усилий, в очередной раз обострив вопрос о предельных границах Евросоюза, что совершенно излишне ввиду внутренних сложностей институционального развития. Ряд крупных государств-членов не желают возникновения проблем в их отношениях с Россией, практически неизбежных в случае принятия решения о членстве Украины. Для таких стран, как Франция, важно не допустить усиления проамериканского компонента в деятельности ЕС по мере расширения этой организации на страны бывшей Восточной Европы, где сильны атлантические настроения. Наконец, группа «адвокатов Украины» в Евросоюзе пока еще недостаточно влиятельна и мало подготовлена в бюрократическом отношении для лоббирования собственной повестки дня.
С другой стороны, ограничиться констатацией отсутствия на сегодня перспективы украинского членства в Европейском союзе было бы неверным. Качество двусторонних отношений Украины и ЕС меняется. При всей расплывчатости формулировки можно согласиться с президентом Ющенко, который по случаю годовщины своей инаугурации сказал, что Украина стала ближе к Европе. В рамках совместного Плана действий (подготовленного, к слову, еще в период премьерства Януковича, что лишний раз подчеркивает близость взглядов внутриполитических оппонентов на европейские вопросы) и собственной «дорожной карты» по его выполнению (из 300 пунктов) началась работа по адаптации украинской политической и правовой системы к нормам и требованиям Евросоюза. Украина де-факто подключилась к проведению общей внешней политики и политики безопасности Европейского союза, прежде всего на постсоветском пространстве. При этом если в отношении режима Александра Лукашенко речь идет только о солидаризации Украины с позицией ЕС, то в вопросе о приднестровском конфликте администрация Ющенко проявила себя активным игроком. Во многом благодаря ее усилиям в рамках так называемого «плана Ющенко» Евросоюз присоединился к переговорам в качестве наблюдателя и согласился открыть на территории Украины вспомогательную миссию по мониторингу приднестровского участка украинско-молдавской границы. Брюссель пошел в отношении Киева на некоторые знаковые шаги, в частности на признание украинской экономики рыночной.
Европейский союз сегодня в значительно большей степени, чем раньше, вовлечен в украинскую ситуацию, глубже ощущает свою заинтересованность в успешном исходе реформ и, самое главное, осознаёт ответственность за Украину. Европа отказалась воспринимать российско-украинский газовый конфликт зимы 2006-го как двусторонний спор и, несмотря на понимание законности российской позиции относительно роста цены на газ, в целом выступила в качестве ограничителя российской, а не украинской свободы маневра. Последнее обстоятельство, впрочем, связано не столько с политикой Киева, сколько со стремлением Брюсселя не допустить монополизацию Россией доступа к центральноазиатским энергоносителям. В этой коллизии Украина как ключевое транзитное государство и ЕС оказываются по одну сторону, а Россия – по другую.
Внутри страны курс на сближение с Европой остается популярным. По данным Центра Разумкова, в период с декабря 2004 по июнь 2005 года перспективу членства Украины в Евросоюзе поддерживало абсолютное большинство ее населения, и лишь к осени это большинство стало относительным и стабилизировалось на уровне 40 % «за» («против» примерно 35 %). При этом вступление в Европейский союз поддерживали большинство опрошенных во всех без исключения возрастных категориях (с сентября в категории старше 50 лет стала превалировать доля противников). В ноябре, по данным КМИСа, улучшение отношений с европейскими государствами стало третьим по значимости достижением новой власти в глазах общественного мнения после увеличения социальных выплат и сокращения срока службы в армии до одного года. Не случайно в ходе избирательной кампании Виктор Янукович пытался не допустить монополию Виктора Ющенко на евроинтеграционную риторику, а также отстаивал проевропейскую политику.
Украинские элиты не приняли отказа Брюсселя. При этом они осознали необходимость представить результаты «домашней работы» до начала любых переговоров. По данным Центра Разумкова, 64,6 % опрошенных экспертов считали Украину способной подготовиться к членству в ЕС в течение 10–15 лет (7,7 % – в течение 5 лет, 6,9 % – 20 лет), принципиально неспособной – всего 1,7 %.
В целом шансы нисколько не уменьшились. Если Киев докажет соответствие критериям членства на уровне стран бывшей Восточной Европы, Брюсселю будет трудно настаивать на отказе. В свою очередь, заинтересованность в стабилизации и экономическом росте своей восточной периферии может заставить Европейский союз отринуть выстраиваемые сегодня промежуточные формы отношений с Украиной в пользу ее членства. Если будет принято стратегическое решение не допустить роста доли российского топлива в энергетическом балансе Европы, то после российско-украинского газового конфликта евроинтеграционная перспектива Украины станет более вероятной.
Однако в практической повестке дня стоит вступление не в ЕС, а в НАТО. В поисках статуса, который позволил бы однозначно привязать страну к Западу и одновременно оставить ее вне рамок Евросоюза, даже скептически настроенные к Украине государства могут присоединиться к геополитической позиции США и восточных членов альянса в пользу его дальнейшего расширения. Украина же, как минимум, готова удовлетвориться натовской синицей в руках, а при благоприятных обстоятельствах надеется повторить польский путь и вступить сначала в НАТО, а затем в Европейский союз. По данным Центра Разумкова, почти 80 % опрошенных экспертов полагали, что атлантическое членство способствует европейской интеграции страны. Не исключено, что все произойдет ровно наоборот. Вступив в НАТО и закрепившись, таким образом, в западной системе безопасности, Киев рискует лишиться шансов на вхождение в европейскую зону сопроцветания и развития. Однако для сегодняшней Украины членство в альянсе, несомненно, представляет собой кратчайший путь выхода из «промежуточного» статуса. По всей вероятности, украинское руководство исходит из возможности делать «домашнюю работу» по вступлению в ЕС, находясь в составе НАТО, а качественного ухудшения отношений с Россией в этом случае не ожидает или не опасается.
В совместном заявлении, опубликованном по результатам заседания Комиссии Украина – НАТО в декабре 2005 года, была зафиксирована формула о возможном запуске в отношении Украины Плана действий касательно членства (ПДЧ), способного заменить унаследованные от времен Кучмы ежегодные целевые планы сотрудничества. По некоторым оценкам, имеется возможность подготовить ПДЧ к осени 2006-го, а принципиальное решение о приглашении Украины стать членом НАТО принять на саммите альянса в 2008 году.
Собственно военных и экономических аргументов, способных заставить любое украинское руководство отказаться от членства страны в НАТО, не существует. Украинские вооруженные силы после 12 лет тесного сотрудничества в значительной степени совместимы с натовскими. Дальнейшее дорогостоящее реформирование военного организма в любом случае является приоритетом властей, но перспектива вступления в Североатлантический блок позволяет рассчитывать на финансовую помощь. В офицерском корпусе практически отсутствуют антинатовские настроения. Негативные последствия для ВПК Украины от свертывания военно-технического сотрудничества с Россией будут минимальными. Даже по российским оценкам, они в совокупности составят всего лишь около 150 млн долларов. Не случайно курс на последовательное сближение с НАТО проводился и при Кучме, а в мае 2002-го Совет национальной безопасности и обороны принял принципиальное стратегическое решение о вступлении в альянс.
Главным препятствием на пути к натовскому будущему Украины является отрицательное отношение к этому населения. По данным Центра Разумкова, даже на западе Украины – по состоянию на декабрь 2005 год – доля сторонников ее членства в Североатлантическом блоке составила примерно треть опрошенных. На юге и востоке страны, где люди реально опасаются ее вовлечения в конфликт с Россией на стороне НАТО, доля противников приближалась к 80 %. Вряд ли в этих настроениях могут произойти быстрые перемены только лишь за счет информационных мероприятий по улучшению имиджа блока. С другой стороны, антинатовские предпочтения прямо не приводят к росту влияния политических сил, ставящих этот вопрос в центр своей политической платформы. Оппозиционный блок «Не так!», сформированный вокруг партии объединенных социал-демократов, собрал, по его собственным данным, почти 4,7 миллиона голосов за проведение референдума по вопросу о вступлении Украины в НАТО и в единое экономическое пространство с Россией, что составляет 10 % всего населения страны. В то же время на выборах блок даже не приблизился к трехпроцентному барьеру. Это обстоятельство предоставляет исполнительной власти определенную автономию.
Окончательное решение будет зависеть от соотношения сил внутри элит. Если принять во внимание роль президента, формирующего внешнюю и военную политику, и сохранение за ним права назначать соответствующих министров, отказ от курса на вступление в НАТО представляется маловероятным.
КОНЕЦ ЭПОХИ БРАТСТВА
Однако самые серьезные изменения произошли в российско-украинских отношениях. После «оранжевой революции» их постсоветская фаза закончилась. Украина не захотела далее играть роль «младшего брата» и поддерживать видимость декларативной лояльности, как это делал Леонид Кучма. Россия же в этих условиях не сочла возможным оставить в неприкосновенности созданный ранее механизм экономического субсидирования.
Москва в значительной степени утратила роль системного фактора в украинской внутренней политике. После ее массированного и неэффективного вмешательства в ход президентских выборов-2004 у украинских политических сил отпала надобность обеспечивать поддержку или хотя бы нейтралитет России. Она по-прежнему обладает определенным ресурсом влияния, и экономическим, и медийным, но ни «оранжевые», бывшие объектом его применения в прошлом, ни «бело-голубые», которым он не помог, не воспринимают его как критически важный. Присутствие России в качестве игрока в избирательной кампании-2006 было минимальным и в целом носило характер внешнего раздражителя и объекта дискуссии.
Киев завладел инициативой в двусторонних отношениях. В течение года Москве чаще приходилось реагировать, чем ставить вопросы. Уже само провозглашение приоритета евро-атлантической интеграции было воспринято как вызов. За ним последовали создание так называемого Содружества демократического выбора – дополнительного механизма привязки Украины к Европе и одновременно консолидации тех постсоветских стран и стран Восточной Европы, отношения которых с Россией остаются проблематичными – и, что более важно, попытки пересмотреть правовую и финансовую основу базирования Черноморского флота в Крыму. В том, что касается арендной платы, это трудно считать оправданным, поскольку такое поведение ставит под сомнение договороспособность украинского государства (pacta sunt servanda, «договоры должны соблюдаться»). Однако нежелание и далее мириться с существованием невыгодных Украине дыр в правовой базе вполне закономерно.
Обострение отношений в газовой сфере явилось попыткой России перехватить инициативу. Российские переговорщики добились выгодных для себя результатов в области цены, прямого доступа к украинскому рынку и получения контроля над поставками центральноазиатского газа. Однако успех был ограниченным и частичным. Начать с того, что и по ценам, и по собственности на трубопроводы результаты далеки от публично заявленной запросной позиции. Жизнеспособность достигнутого компромисса вызывает сомнения, поскольку недостаточная транспарентность сделки подставляет ее под огонь критики и со стороны внутриполитических оппонентов украинского правительства, и со стороны европейских партнеров Украины. В ходе конфликта Киев продемонстрировал способность управлять рычагами, которыми обладает транзитное государство в отношении страны-производителя. В краткосрочной перспективе последняя не может перекрыть подачу из-за риска не выполнить обязательства перед конечным потребителем и отсутствия емкостей для хранения газа, в то время как первому предоставляется возможность несанкционированно отбирать нужные ему объемы.
В стратегическом плане газовый конфликт стал, по всей видимости, ключевым шагом к переформатированию российско-украинских отношений из межэлитных в межгосударственные. Какова бы ни была будущая конфигурация власти в Киеве, трудно представить себе возврат России к преференционной ценовой политике, от которой она с таким трудом и имиджевыми потерями отказалась. А этот фактор в свою очередь делает все менее вероятным переоценку украинским руководством внешнеполитических приоритетов.
В целом конфликтность двусторонних отношений во многом возросла по сравнению с периодом до 2004 года, хотя и не достигла остроты, характерной для периода переговоров о выводе с Украины ядерного оружия или о базировании Черноморского флота в Севастополе. Изначально стороны не демонстрировали стремления сделать ставку на конфликт. Виктор Ющенко и Юрий Ехануров свои первые визиты нанесли в Москву, подчеркивая готовность искать новую формулу отношений, а в марте 2005-го состоялся визит в Киев Владимира Путина. Однако системное расхождение векторов политического развития оказалось сильнее. Евро-атлантический выбор Украины не сочетается со ставкой России на развитие в качестве самостоятельного, не интегрированного с другими центра силы. Экономически Москва заинтересована в том, чтобы довести до максимума прибыльность энергопоставок, в то время как Украина хотела бы сохранить низкие цены. При этом по данному вопросу наиболее остро Россия сталкивается именно с восточноукраинскими бизнес-группами, которые традиционно являются или считаются опорой пророссийских движений. Наконец, вследствие неудачных попыток России помешать избранию Ющенко президентом, между партнерами оказалось подорванным политическое и личное доверие.
С другой стороны, ставка на конфликт, даже управляемый, не выгодна ни одной из сторон. Для Украины при сохраняющемся тяготении ее восточной части к России это означало бы углубление межрегиональных противоречий, для России – ускорение движения соседа на Запад. Кроме того, двусторонний конфликт негативно влияет на отношения обоих государств с Европой. Украине, в отличие от стран Балтии, будет крайне трудно прорваться в ЕС при наличии у нее сложностей с Россией, если только она не подвергнется прямому геополитическому давлению со стороны Москвы. В то же время к России, как к более сильной, менее интегрированной с Европой и все еще воспринимаемой в качестве постимперской силы, будут предъявляться бЧльшие претензии.
Не стоит забывать и сохраняющиеся взаимные экономические интересы. За 2005 год, по данным Министерства экономики Украины, несмотря на все политические сложности, украинский экспорт в Россию вырос на 27,3 % по сравнению с соответствующим периодом предыдущего года, импорт из России – на 5,9 %.
По всей вероятности, в ближайшие годы Россия и Украина будут выстраивать непростые, в чем-то партнерские, а в чем-то конкурентные и даже конфликтные отношения. Такие отношения совместимы и с нынешним статусом Украины как центра новой, «промежуточной» Европы, и с членством в евро-атлантических структурах, если и когда до этого дойдет дело. Но сохранение Украиной евроинтеграционных приоритетов (вне зависимости от перспективы членства страны в ЕС) постепенно потребует бОльшей прозрачности в российско-украинских отношениях и – более широко – их адаптации к нормам и правилам, устанавливаемым в Европе.
