В марте 2007 года исполняется 50 лет со
дня подписания в Риме Договора об учреждении Европейского
сообщества по атомной энергии (Евратом) и Договора об учреждении
Европейского экономического сообщества (ЕЭС). Последний сыграл
ключевую роль в определении стратегического курса
западноевропейской интеграции – того самого, которым на протяжении
десятилетий настойчиво следователи «отцы» европейской интеграции и
их преемники.
За прошедшие полвека Европейское
сообщество, переименованное 15 лет назад в Европейский союз,
добилось впечатляющих успехов. После расширений 2004 и 2007 годов
ЕС включает в себя 27 государств, объединяя почти всю Европу от
Атлантики до Содружества Независимых Государств. Сформирован
Экономический и валютный союз (ЭВС) с единой валютой и достаточно
жесткой координацией экономической политики его стран-членов. На
мировой арене Евросоюз выступает в качестве второго по мощи
экономического центра (83 % ВВП США) и одного из основных акторов в
системе международных отношений.
На этом фоне неожиданными на первый
взгляд выглядят дискуссии о кризисных явлениях в Европейском союзе
и стратегии их преодоления, развернувшиеся с недавних пор в
столицах государств-членов и брюссельских институтах. Жак Делор,
бывший председатель Европейской комиссии (1985–1995), выдающийся
архитектор европейской интеграции, инициатор и топ-менеджер двух
самых масштабных проектов – завершения строительства единого
внутреннего рынка (1985–1992) и создания ЭВС (1992–1999), –
публично заявил, что ЕС переживает самый тяжелый кризис в своей
истории, потерял ориентацию и не имеет общего видения единой
Европы.
Неоспоримые достижения европейской
интеграции и все более очевидный ее кризис – две ипостаси нынешнего
Евросоюза. Осмыслить их взаимосвязь невозможно, не вернувшись к
истокам.
ПУТЬ К ЕДИНСТВУ
В основе эволюции идеи «единой Европы»
от мечты и утопических проектов, выношенных одиночками, к идейному
движению и политическому проекту лежит многовековой опыт
сосуществования нескольких десятков народов, которые разместились
на пространстве, составляющем чуть больше 7 % заселенной территории
Земли.
Два первых дошедших до нас трактата о
необходимости создания единой христианской республики были написаны
в первой декаде XIV века. Автором одного являлся парижский аббат
Пьер Дю Буа, другой принадлежал перу великого итальянского поэта
Данте Алигьери.
В начале 60-х годов XV столетия
итальянский гуманист Энеа Сильвио Пикколомини, он же папа Пий II,
призвал паству к миру «в Европе – нашем отечестве, нашем
собственном доме, у нашего святого очага». В течение XV–XVIII веков
появились почти два десятка проектов «единой Европы». После
знаменитой речи с призывом к созданию «Соединенных Штатов Европы»,
произнесенной Виктором Гюго с трибуны Парижского конгресса
пацифистов в августе 1849 года, эта идея становится девизом ряда
европейских организаций, включая 2-й Интернационал (1889–1919).
Возродившееся после Первой мировой войны движение за единую Европу
впервые было официально поддержано государством, когда в сентябре
1930-го министр иностранных дел Франции Аристид Бриан внес на
рассмотрение Лиги Наций Меморандум об организации режима Европейского
федерального союза.
Но, как известно, 30-е годы XX столетия
остались в европейской истории как одна из самых отвратительных ее
страниц, а Вторая мировая война – как самая кровавая. К середине
века Европа, которая так долго определяла ход мировой истории,
обнаружила себя на дымящихся руинах. Цепь потрясений, выпавших на
ее долю менее чем за полсотни лет, воспринималась как плата за
собственную слепоту, за игнорирование постепенно накапливавшихся
противоречий экономического, социального и политического характера,
за нескончаемое состязание воинствующих «национальных эгоизмов»,
действовавших вопреки здравому смыслу и не считавшихся с
жертвами.
«Политические верхи» и мыслящие люди в
западноевропейских странах, в первую очередь тех, что входили в
«концерт европейских держав», начали постигать масштабы катастрофы
и реальную опасность их превращения в задворки двух «центров силы»
в послевоенном мире – США и СССР. Перед Западной Европой стоял
гамлетовский вопрос «быть или не быть», и ответ зависел от того,
сумеет ли она вырваться из порочного круга все более жестоких войн,
в котором вращалась с конца XVIII до середины XX века.
Пожалуй, наиболее четко и убедительно
ситуацию обрисовал Уинстон Черчилль. Его короткая речь – три
странички печатного текста, – произнесенная 19 сентября 1946-го в
Цюрихском университете, начиналась словами: «Я хочу говорить
сегодня о трагедии Европы… оплота христианской веры и христианской
этики, родины большинства творений культуры, искусства, философии и
науки… Европы, извергшей из себя серию страшных националистических
распрей». Черчилль напомнил, что в недавней войне Европе угрожало
возвращение к «временам раннего Средневековья со всей его
жестокостью и гнусностью», и предупредил, что «темные времена еще
могут вернуться». Единственное лекарство, заявил многоопытный
политик, – это «воссоздать европейскую семью», «построить нечто
вроде Соединенных Штатов Европы», и «первым шагом» к этому «должно
быть партнерство Франции и Германии».
Речь Черчилля вдохновила множество
людей, движение за создание Соединенных Штатов Европы к тому
времени уже получило развитие в Западной Европе. Именно европейское
единство оказалась той идеей, которая смогла мобилизовать и
консолидировать все дееспособные силы общества, готовые принять
участие в возрождении Западной Европы.
В мае 1948 года в Гааге состоялся
европейский конгресс, собравший весь цвет западноевропейской
политической и интеллектуальной элиты. Он завершился принятием
документа «Послание европейцам» и нескольких политических
резолюций. Но парадокс заключался в том, что, хотя форум и призвал
к созданию европейской федерации, однако на деле все свелось к
созданию Совета Европы – традиционной международной организации, не
обладавшей ни полномочиями, ни инструментами строительства «единой
Европы».
Между тем экономика стран Западной
Европы по-прежнему крайне нуждалась в восстановлении и
модернизации, в возвращении утраченных ведущих позиций на мировых
рынках. Необходимо было консолидировать европейские демократии, над
которыми нависла реальная «коммунистическая угроза», как внешняя –
в лице милитаризованного Советского Союза, так и внутренняя – в
виде коммунистического движения в самой Западной Европе. По
воспоминаниям одного из инициаторов европейской интеграции Жана
Монне, в Европе сгущалась атмосфера холодной войны. Народы и их
лидеры были охвачены «психозом» неизбежного вооруженного
противостояния. «Источником риска, – вспоминал он, – все еще была
Германия, но не потому, что опасность исходила от нее, а потому,
что она стала ставкой в игре других». Требовался концептуальный и
политический «прорыв».
Как знать, возможно, интеграция не
состоялась бы, во всяком случае в таком виде и с такими
результатами, если бы «в нужное время и в нужном месте» не
оказались три человека: Жан Монне, занимавший в 1947–1950 годах
пост комиссара по планированию при правительстве Франции, автор и
руководитель мероприятий по восстановлению ее экономики; Робер
Шуман – министр иностранных дел (1948–1953), один из наиболее
авторитетных политиков Франции; Конрад Аденауэр – первый канцлер
созданной в сентябре 1949-го Федеративной Республики Германия.
Первый из них стал автором
интеграционной стратегии и проекта создания франко-германского
сообщества угля и стали, наделенного функцией наднационального
управления угольной и металлургической отраслями обеих стран, в том
числе принятия решений, обязательных к исполнению национальными
властями. Проект Монне противоречил всем устоявшимся правилам и
представлениям, посягая на святая святых – неограниченный и
неприкосновенный национально-государственный суверенитет. Этот
проект расходился с нормами и практикой межгосударственных
отношений и деятельности международных организаций, предполагающих
предоставление рекомендаций, никого и ни к чему не обязывавших. Он
отвергал концепцию европейского федерализма, которая была
поддержана европейским конгрессом в Гааге.
Однако, несмотря на все это, Шуман и
Аденауэр поддержали проект. 9 мая 1950 года Робер Шуман обнародовал
заранее согласованный с германским федеральным канцлером текст
(вошедший в историю как Меморандум Шумана) официального предложения
французского правительства правительству ФРГ учредить Европейское
объединение угля и стали (ЕОУС). Договор об учреждении ЕОУС был
подписан 18 апреля 1951-го в Париже представителями Франции,
Федеративной Республики Германия, Италии, Бельгии, Нидерландов и
Люксембурга. Это было событие, которые считается отправным пунктом
объединения Европы.
История европейской интеграции совсем не
походила на триумфальный марш-бросок. В частности, в середине
1970-х годов в СМИ одна за другой появлялись публикации под такими
заголовками, как, например, «С единой Европой покончено», «У
смертного одра Европы»…. (Данная ситуация была обусловлена крахом
Бреттон-Вудской валютной системы в 1971-м, а также двумя
энергетическими кризисами, которые вызвали застой в экономике
Западной Европы. Многие правительства вводили количественные и
технические ограничения на импорт продукции из других стран ЕЭС. –
Ред.) Однако каждый раз, когда возникали препятствия и угроза
возврата в прошлое, мощная инерция движения к «единой Европе»,
заданная в 1950-е годы, брала верх.
Послевоенный период характеризовался
взрывом духовной, интеллектуальной и политической энергии.
Переосмысливались старые общественные теории, формировались новая
политическая идеология и новая стратегия развития. В конце 1940-х –
начале 1970-х возникли известные концепции «социально
ориентированной экономики» и «государства благосостояния». Они были
положены в основу государственной политики и новых отношений между
трудом и капиталом наряду с не востребованными ранее кейнсианской
теорией государственного регулирования экономики и концепцией
«социального партнерства». В итоге подавляющее большинство стран
Западной Европы подошли к рубежу двух столетий, создав, по сути,
новую культуру общественных и межгосударственных отношений и такую
систему регулирования, которая позволяла «снимать» накапливавшиеся
противоречия в обществе и государстве.
РАЗМЫКАНИЕ РЯДОВ
За последние четыре года государства –
члены Европейского союза трижды не смогли прийти к согласию по
вопросам первостепенной важности. В 2003-м они раскололись на два
лагеря, заняв противоположные позиции в отношении военной агрессии
США в Ираке. В 2005 году французы и голландцы отвергли на
национальных референдумах одобренный саммитом ЕС проект европейской
Конституции, в результате чего он «заморожен» и поныне. А в 2006-м
страны-члены так и не договорились о единой энергетической
стратегии, и в частности о согласованном подходе к энергетическому
сотрудничеству с Россией. Кроме того, вето, наложенное Варшавой на
переговоры с Москвой относительно нового соглашения взамен
действующего Соглашения о партнерстве и сотрудничестве между
Российской Федерацией и Евросоюзом, показало, что одно-единственное
государство способно заблокировать даже такие действия Европейского
союза, которые получили одобрение всех остальных стран-членов.
Сейчас многие политики и эксперты
объясняют разногласия и разброд расширением ЕС в 2004 году. В
действительности же процесс эрозии единства начался гораздо раньше.
Прежде всего потому, что с укреплением франко-германского альянса
оставалось все меньше оснований опасаться серьезных конфликтов
внутри региона. Изменилось и восприятие угроз извне: как следствие,
значительно ослаб дисциплинирующий эффект холодной войны. Карибский
кризис в начале 1960-х продемонстрировал, что две сверхдержавы
находятся в состоянии «ядерного пата» и готовы к компромиссам на
условиях сохранения геополитического статус-кво. В 1975 году на
хельсинкском Совещании по безопасности и сотрудничеству в Европе
был подписан Заключительный акт, представлявший собой своего рода
пакт о мирном сосуществовании европейских государств, разделенных
«железным занавесом». Завершение холодной войны и крах коммунизма в
Восточной Европе и Советском Союзе окончательно развеяли у
государств – членов Евросоюза ощущение внешней угрозы.
В постепенном увядании чувства единения
свою роль сыграли время и неизбежная смена поколений. Новая
генерация политиков, администраторов и специалистов, ведающих
делами Европейского союза, родилась и выросла в благополучное
время. Они профессионально делают свое дело, но там, где раньше
царили энтузиазм и творческая инициатива, ныне утвердился дух
казенного учреждения и бюрократической волокиты.
На самом деле последние расширения ЕС –
это еще один шаг на пути к дифференциации интересов и позиций в
Сообществе/Союзе. Начало данной тенденции было положено вступлением
в ЕЭС Великобритании в 1973-м (В том же году членами этого
объединения стали также Дания и Ирландия. – Ред.) «Шестерка»
стран-основателей полагала, что положительный политический эффект
членства Великобритании перевесит все минусы, связанные с
ожидаемыми расхождениями с Лондоном как по вопросам экономической
интеграции, так и в сфере международных отношений. Позже, в 1980-е,
«девятка», принимая в свои ряды Грецию, Испанию и Португалию,
оценивала растущую неоднородность объединения как издержки,
перекрываемые политическими выгодами расширения границ европейской
демократии и «единой Европы».
Усиливавшиеся расхождения национальных
интересов уже тогда поставили в повестку дня вопрос об изменении
модели интеграции. Ответ был найден в таких, к примеру, концепциях,
как «интеграция на разных скоростях», «интеграция с меняющейся
геометрией» и др. Первая из них фактически стала официальной
доктриной после того, как Договор о Европейском союзе
(Маастрихтский договор), подписанный в феврале 1992 года,
зафиксировал право Великобритании и Дании не входить в создаваемый
ЭВС и согласился с тем, что любая группа государств-членов может
развивать «продвинутое» сотрудничество, т. е. осуществлять
программы углубления интеграции, не оглядываясь на других членов
ЕС.
Почему же в таком случае именно недавнее
расширение на Восток заставило всерьез усомниться в способности
Евросоюза сохранить единство? Проблема не только и не столько в
большом экономическом и социальном разрыве между «старожилами» и
«новичками».
Глубинная причина состоит в том, что
членами Европейского союза стали государства с иной исторической
судьбой и, стало быть, с иной ментальностью, с иной культурой
общественных и отчасти человеческих отношений.
Для стран Центральной и Восточной Европы
вступление в ЕС и НАТО явилось прежде всего бегством от прошлого и
гарантированной защитой от возвращения в него, как бы эфемерна ни
была эта угроза. Конечно, не последнюю роль сыграли и
прагматические интересы. Но все это не может служить надежным
фундаментом для подлинного единства.
Водораздел между двумя регионами Европы,
почти совпадавший c восточной границей Евросоюза-15, перенесен
теперь внутрь территории ЕС-27. Сегодняшний Европейской союз – это
несколько неформальных группировок, различающихся по уровню и
потенциалу развития, а также по географическому положению и
размерам входящих в них государств.
До расширения проектам «продвинутого»
сотрудничества отводилась подсобная роль – служить локомотивом,
тянущим за собой весь состав. «Новички» (а это половина государств
– членов Евросоюза) в данную схему не вписываются. Их стартовые
позиции находятся далеко позади, развитие ЕС будет в течение многих
будущих десятилетий определяться движением на разных скоростях.
Разработка и осуществление общей внутренней и внешней политики
становятся делом крайне затруднительным, а в ряде случаев, как мы
успели убедиться, невозможным.
КАК СОЗДАТЬ «ФАКТИЧЕСКУЮ СОЛИДАРНОСТЬ»?
В настоящее время человечество (а с ним
и вся Европа) вступает в сложный период, характеризующийся
масштабными переменами. Налицо повышенная нестабильность и острые
конфликты, чреватые кровавыми войнами и ставящие под угрозу мир и
безопасность на всей планете, не исключая и Европу. Мощной силой
вновь становятся национализм и религия, заполняющие идейный вакуум,
возникший в результате дискредитации политических идеологий XX
столетия. Ведущую роль в мире будет играть группа самых влиятельных
государств, в которую, кроме США, войдут Китай, Россия, Индия, а
возможно, Япония, Бразилия и одна из мусульманских стран умеренной
ориентации. Европейский союз или войдет в этот «клуб» как единое
целое, или останется за бортом.
Политические «верхи» ЕС и общественность
его стран-членов должны в полной мере осознавать условия, в которых
им придется существовать в грядущие десятилетия. Закончились
времена тепличных условий, когда Западная Европа на протяжении
более 40 лет имела возможность сосредоточиться на своем
благоустройстве, находясь под защитой американского «ядерного щита»
и оставив всю «черную работу» парням из Вашингтона. Теперь единой
Европе придется самой заботиться о том, как себя обезопасить, в том
числе путем наращивания своей экономической и военной мощи,
приобретения новых политических союзников и, конечно, укрепления
своего единства.
В уже упомянутом Меморандуме Шумана с
поразительной четкостью была сформулирована суть интеграционной
стратегии, ее главный метод: «Единая Европа не будет создана сразу
или на основе общего проекта; она возникнет благодаря конкретным
делам, которые создадут фактическую солидарность». О каких
конкретных делах может идти речь на нынешнем этапе?
Во-первых, Евросоюзу
необходимо полностью реализовать несколько начатых, но еще не
завершенных проектов, а именно:
-
довести до конца процесс ратификации
европейской Конституции, а также реформу институтов Европейского
союза, призванную поднять их политический статус и, главное,
эффективность. Принятие европейской Конституции будет воспринято
как победа духа единства и солидарности над разобщенностью в
расширенном Евросоюзе. Неудача похоронит этот документ и поставит
под удар остальные программы; -
завершить создание единого внутреннего
рынка (ЕВР) и Экономического и валютного союза в рамках ЕС-27.
Наибольшую трудность представляет строительство полномасштабного
ЭВС. Ныне, после вступления Словении, в него входят 13 государств.
Перспективы присоединения остальных государств-членов туманны. Но,
не решив эту задачу, нельзя построить полностью интегрированную
экономическую систему, равную или близкую по эффективности к
американской экономике; -
выполнить принятую в 2000 году
Лисабонскую программу создания новой «экономики, основанной на
знаниях», превратить последнюю в «самую динамичную и
конкурентоспособную экономику в мире, обеспечивающую устойчивый
экономический рост, повышение занятости и укрепление социальной
солидарности». После провального старта реализации программы ее
амбициозная первоначальная цель – догнать и перегнать всех по
динамике и конкурентоспособности экономики к 2010-му – исчезла из
документа. Но в условиях возросшей конкуренции со стороны Китая и
других динамично развивающихся азиатских и латиноамериканских стран
задача модернизации экономик стран Европейского союза на основе
новейших технологий, повышения темпов роста и конкурентоспособности
стала еще более актуальной. Это вопрос места единой Европы в
мировой экономике XXI века; -
перейти
к более всеобъемлющей Общей внешней политике и политике
безопасности, а также Общей европейской политике безопасности и
обороны. Эта важнейшая задача была декларирована еще в Договоре о
Европейском союзе (Маастрихт-1992 и Амстердам-1997), но после
расширения Евросоюз почти потерял способность говорить на
международной арене «единым голосом». У государств-членов явно
усилилось стремление к проведению самостоятельной внешней политики.
Баланс между Общей внешней политикой и политикой безопасности ЕС и
действиями его государств-членов необходим для того, чтобы
объединенная Европа могла успешно отстаивать свои интересы и
позиции на международной арене; -
добиться заметного прогресса в
экономическом и социальном сближении старых и новых
государств-членов, а также в реальной интеграции «новичков» в ЕВР и
систему институтов Европейского союза, используя, в частности,
выделенные на эти цели ресурсы в рамках бюджетной программы ЕС на
2006–2013 годы; -
определить пределы возможного расширения
Евросоюза. Пока более или менее ясна судьба только двух официальных
кандидатов – Македонии и Хорватии. По поводу членства Турции
консенсуса все еще нет. Остается сомнительной и перспектива
вступления в объединение четырех балканских стран – Албании,
Сербии, Черногории, Боснии и Герцеговины.
Во-вторых, требуются
новые стратегические программы, позволяющие реагировать на новые
вызовы. Речь в первую очередь идет о проблемах, связанных с
энергетикой. По мнению большинства государств – членов Европейского
союза, чрезмерная зависимость от импорта нефти и газа ставит под
угрозу энергетическую безопасность. В последнее время это опасение
значительно обострилось вследствие коротких перебоев в российских
поставках из-за споров Москвы с Киевом и Минском по вопросам цен на
энергоресурсы. Уже в этом году, 11 января, Еврокомиссия вынесла на
рассмотрение государств-членов пакет документов по энергетике и
изменению климата.
По сути, это долгосрочная программа
диверсификации импорта энергоресурсов и уменьшения общей
зависимости от него благодаря использованию возобновляемых ресурсов
энергии и энергосбережению. Главной трудностью при выполнении
данного проекта является выработка единого подхода к отношениям с
основными поставщиками энергоресурсов, прежде всего с Россией. В
компетенцию органов ЕС общая энергетическая политика не входит, а
практика последних двух лет показала, что некоторые европейские
государства, особенно крупные, предпочитают решать свои
энергетические проблемы в рамках двусторонних отношений с Россией,
а также с другими экспортерами нефти и газа.
Но самая серьезная и длительная угроза
Евросоюзу и европейской цивилизации в целом связана с демографией и
иммиграцией. Согласно прогнозам, к середине XXI столетия треть,
если не больше, населения Западной Европы будет состоять из
иммигрантов и их потомков. Со временем иммигранты будут всё больше
оседать и в Центральной Европе. Найдет ли коренное население общий
язык с разноликими диаспорами, особенно мусульманскими? Станет ли
Европа подлинным сообществом людей, принадлежащих к разным этносам
и культурам, сохранит ли она западные духовные ценности и принципы
устройства общества и государства?
Незримая стена отчуждения и
самоизоляции, которая опоясывает населенные иммигрантами пригороды
крупных городов, если и не растет, то не снижается, а
агрессивно-ксенофобские настроения среди коренного населения
усиливаются. В Брюсселе предпринимаются попытки разработать общую
иммиграционную политику, но реальностью является лишь шенгенский
визовый режим, который, несмотря на жесткие нормы и усиливающийся
пограничный контроль, не в состоянии перекрыть каналы нелегальной
иммиграции. Если не переломить данную ситуацию, то этнонациональный
и социальный мир в Европе будет взорван, что может стать концом
европейской цивилизации.
У проблемы иммиграции есть и
внешнеполитическое измерение. Европа гордится своей новой культурой
межгосударственных отношений с характерной для нее терпимостью и
склонностью к диалогу и компромиссу. Пока не понятно, принесет ли
эта культура успех, соприкасаясь с народами и государствами,
которые придерживаются иных правил поведения на международной
арене.
Европейскому союзу необходимо гораздо
более активно налаживать сотрудничество с мусульманскими
государствами, особенно арабскими, откуда идет основной поток
мигрантов и распространяются догматы и практика исламского
фундаментализма.
ВПЕРЕД НА РАЗНЫХ СКОРОСТЯХ
Следующие 15–20 лет станут для Евросоюза
трудным испытанием не только на прочность, но и на жизнеспособность
самой идеи европейской интеграции, или, как теперь принято
говорить, европейской идентичности. Грядущие достижения и неудачи
ЕС будут зависеть главным образом от того, какую степень единства
продемонстрируют 27 или, возможно, 30 участников этого объединения
в разработке и осуществлении общей внутренней и внешней
политики.
В состоянии ли Европейский союз
справиться со своими проблемами и решить стоящие перед ним задачи?
Его прошлые успехи могут стать точкой опоры. Но могут остаться и
мертвым грузом. Проблема не только в недостатке солидарности.
Европейской политике не хватает воображения и дерзости. Возможно,
многое обусловлено тем, что страны – члены ЕС, прежде всего
западноевропейские, пока не выдвинули новых лидеров, способных
мыслить и действовать на глобальном уровне.
«Еврооптимисты» по-прежнему считают
возможным создание европейской федерации – мечты
подавляющего большинства сторонников «единой Европы» в 1940–1950-е
годы, в том числе Монне, Шумана и Аденауэра. Идея федерации незримо
присутствует в европейской Конституции: здесь зафиксирован
официальный статус «европейского гражданства», учреждена должность
министра иностранных дел Евросоюза, значительно расширена сфера, в
которой решения принимаются не консенсусом, а большинством голосов.
Но при всем при том вероятность создания европейской федерации в
обозримом будущем близка к нулю. А если она и будет создана, то в
ее состав не войдут ни Великобритания, ни, скорее всего, Дания и
Швеция, ни, вполне вероятно, некоторые другие.
«Европессимисты» и «евроскептики» не
исключают распада Европейского союза. Но такое
развитие событий возможно только в случае глобальной катастрофы,
будь то экологический коллапс, мировая война с применением ядерного
оружия либо глубокий экономический кризис, по крайней мере равный
по масштабу кризису 1929–1933 годов. Деградация ЕС до уровня
зоны свободной торговли также возможна лишь в
условиях очень крупных потрясений в мировой экономике.
Не исключен и иной вариант. Перешагнув
оптимальный предел своего расширения и соорудив огромный, но не
эффективный бюрократический аппарат, Евросоюз под влиянием разных
обстоятельств начнет обратное движение – в сторону сокращения
регулирующих и контрольных функций на наднациональном уровне и
демонтажа соответствующих механизмов бюрократической машины.
Бывший заместитель председателя
Европейской комиссии Леон Бриттен несколько лет назад открыто
заявил, что не верит в «миф европейской федерации» и надеется на
эволюцию «в направлении свободных рынков и свободной торговли». Еще
резче высказалась по этому поводу Маргарет Тэтчер: она назвала
Европейский союз символом бюрократии, работающей на саму себя, и
заявила: единственное, в чем Британия могла бы быть заинтересована,
так это в едином внутреннем рынке. Да и то при условии, что он
будет действительно свободен и не подвергнется каким-либо
ограничениям и чрезмерному вмешательству Еврокомиссии.
Наконец, еще один сценарий подразумевает
замену стратегии «интеграции на разных скоростях»
политико-организационным размежеванием участников
расширенного ЕС на две группы. Авторство этой идеи
принадлежит бывшему президенту Франции Валери Жискар д’Эстену и
бывшему федеральному канцлеру ФРГ Гельмуту Шмидту. Они предложили
создать внутри Евросоюза «центральную группу» в составе шести стран
– инициаторов интеграции, а также других государств, близких к ним
по уровню развития и готовых объединиться в федерацию с
собственными законами и институтами. Тогда же Жак Делор выдвинул
идею «европейского авангарда» примерно в таком же составе. Этот
«авангард» создаст внутри Европейского союза «федерацию
национальных государств», которая потянет за собой остальных
участников. Реализация данных концепций означала бы разделение
участников ЕС на тех, «кто равны», и тех, «кто равны больше других»
(прямо-таки по Джорджу Оруэллу).
Предложения оказались категорически
неприемлемы для большинства стран-членов и были сняты с обсуждения.
Но гипотетически этот сценарий может всплыть, если в
неблагоприятных экономических условиях разрыв в уровнях развития и
дифференциация национальных интересов начнут возрастать и вызовут
сильные центробежные тенденции.
Пока же наиболее вероятным выглядит
самый спокойный сценарий развития Евросоюза: оставить все,
как есть. Работать на основе действующей стратегии,
которая предполагает «интеграцию на разных скоростях» и
«продвинутое сотрудничество», выполнение принятых и разработку
новых программ.
Чтобы мобилизовать общество, высвободить
его энергию и побудить к действиям, необходима всеохватывающая
объединительная идея. То, какой смысл Евросоюз будет вкладывать в
понятие «единой Европы», также во многом повлияет на его судьбу. На
рубеже 40–50-х годов прошлого века таким мощным импульсом стала
идея объединения Западной Европы. Но «единая Европа» – это не ЕС-15
и не ЕС от Бреста французского до Бреста белорусского. Это Европа,
включающая в себя страны, расположенные в ее восточной части, в
первую очередь Россию с ее природными ресурсами, с ее
экономическим, интеллектуальным и военным потенциалом. По своему
интеллектуальному масштабу задача подлинного объединения всей
Европы не уступает той, что стояла перед отцами-основателями
Европейского сообщества более полувека назад. И на путях ее решения
интеграция может обрести новое дыхание.
