На совместном заседании Евразийского онлайн-семинара и Китайского семинара Факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ с докладом об американо-китайских отношениях выступил бывший первый заместитель государственного секретаря США, профессор общественных наук, международных отношений и права Сиракузского университета Джеймс Стейнберг. Семинар состоялся в пятницу, 22 мая 2020 г., и был организован Международной лабораторией исследований мирового порядка и Школой востоковедения НИУ ВШЭ.
Фото: НИУ ВШЭ
Профессор Стейнберг сделал особый акцент на драматических событиях вспышки коронавируса в последние месяцы, которые, по его мнению, важно рассматривать в широком международном контексте. Отношения между Вашингтоном и Пекином находятся в критической ситуации, которая окажет глубокое влияние будущее развитие мира. COVID-19 усугубил долгосрочные тенденции в китайско-американских отношениях, которые назревали в течение последнего времени.
Вначале выступающий обратился к истокам современных трудностей в двусторонних отношениях. Всё началось 20 лет назад, когда отношения между странами постепенно начали ухудшаться, чему способствовал ряд факторов. В основе лежит эрозия фундаментального понимания, которое было основой стабильности отношений на протяжении более чем четырёх десятилетий. Развитие китайско-американских отношений после их нормализации в 70-е годы ХХ века было основано на согласии по поводу ролей каждой из двух стран. Роль Соединённых Штатов состояла в основном в принятии успешного, процветающего и достаточно безопасного Китая, развитие которого было в интересах США. По разным причинам, как геополитическим, так и экономическим, в 1970-е годы американские лидеры пришли к выводу, что успешный Китай был выгоден Америке с точки зрения безопасности и мировой политики: как элемент треугольной дипломатии с СССР и как обширный рынок для экспорта и инвестиций. Исходя из этого, после несколько десятилетий попыток сдержать Китай, в Вашингтоне пришли к выводу, что нужно поддерживать рост КНР и способствовать его успехам. В обмен на такую поддержку от КНР требовали, чтобы она не пыталась оспаривать международный порядок во главе с США ни на региональном уровне в Восточной Азии, ни глобально. Китай должен был принять доминирующую роль Соединённых Штатов по всему спектру вопросов: военное присутствие в Восточной Азии, их структуру альянсов, а также ведущее положение в мировых экономических институтах. Такое понимание ситуации – почти буквальной сделки с Китаем – было распространено в США и рассматривалось в качестве взаимовыгодного. Хотя периодически случались кризисы, подобные отношения устраивали обе страны, их принимала большая часть остального мира, так как перед другими государствами не ставили выбор: хорошие отношения с Китаем или США. Эта договорённость привела к экономическому росту в регионе, чему способствовала стабильная среда безопасности.
Но как только Китай начал расти, условия сделки становились всё более неудобными для обоих партнёров. Для США успешный Китай становился угрозой во многих областях: безопасности, экономике, военной области. А Китай, став экономически эффективным, смог вкладывать больше средств в собственную безопасность, армию, получил возможность бросить вызов США. Зачатки этого можно было увидеть уже в конце 1990-х гг.: напряжённость из-за Тайваня, вмешательство на Балканах и попадание американских ракет в здание китайского посольства в Белграде. Трения несколько ослабли в начале 2000-х после событий 11 сентября, поскольку интересы в решении проблемы международного терроризма совпадали. Однако краткая отсрочка структурной эволюции отношений продолжалась недолго.
Первой важной вехой стал финансовый кризис 2007–2009 годов. С одной стороны, воздействие, которое кризис оказал на Соединённые Штаты и развитые западные экономики, заставило многих в Китае начать верить, что слабость американской экономической и политической системы возвещает возможный конец американского доминирования. В то же время китайский успех относительного сглаживания последствий кризиса придал уверенность, что Китай больше готов к будущему лидерству, превращению в доминирующего игрока в экономической сфере. Впервые с 70-х ХХ века в Пекине стали появляться предложения отбросить почтительный подход к Вашингтону и начать проводить более напористую политику, которая поставит под вопрос военную роль альянсов США в Восточной Азии, хотя это и не было всеобщим мнением.
С другой стороны, в Вашингтоне стали задаваться вопросами о том, в американских ли интересах китайский подъём. В 2000-х гг. рост Китая происходил за счёт того, что были заняты миллионы американских рабочих мест, к тому же использовались непрозрачные экономические методы. В то же время Вашингтон видел наращивание китайской военной экспансии, особенно когда Пекин начал развивать свои военно-морские возможности и не только распространять деятельность на близлежащие воды, но всё дальше продвигаться в Южно-Китайское море, в Индийский океан. С обеих сторон пошла дискуссия о том, было ли базовое представление об отношениях правильным с самого начала и будет ли оно устойчивым в будущем. Но сохранялось понимание, что поддержание отношений, хотя, возможно, более сложных, чем в 1970-1990-е гг., всё ещё в общих интересах.
В первый период президентства Барака Обамы была предпринята попытка найти новую основу для отношений. Визит Обамы в Пекин в первый год его президентства был способом понять, возможно ли это. Китай также изучал почву, но усилия потерпели неудачу. Почему? Ведь было осознание того, что связи необходимо сохранить, а преимущества конструктивного взаимодействия перевешивали риски, общий интерес в развитии сотрудничества существовал.
По этому поводу есть несколько теорий. Первая из них напоминает мнение структурных реалистов и утверждает, что растущие державы неизбежно будут оспаривать позицию утвердившихся держав, так как это присуще природе отношений. Восходящие державы всегда будут стремиться ослабить доминирующую власть и изменить порядок в собственных интересах, и, наоборот, утвердившиеся державы в конечном счёте будут пытаться ослабить оппонентов, так как они представляют угрозу их привилегированной позиции. То есть первый период в отношениях был краткой отсрочкой неизбежного структурного столкновения между доминирующей и усиливающейся державами. Необходимо принять, что это новая реальность, конфликт неизбежен, мы должны привыкнуть к этому, и обеим сторонам следует скорректировать свой политический курс в соответствии с новыми условиями.
Вторая теория обращает большее внимание на идеологию. В истории были примеры смены позиций между доминирующими и усиливавшимися державами, которые не привели к конфликту. Наиболее яркий – мирный переход от глобального порядка во главе с Великобританией в XVIII–XIX веках к глобальному порядку во главе с США в XX веке. Причина плавной смены – идеологическая и ценностная близость, схожие политические системы и экономические взгляды на будущее. Поэтому, хотя для Лондона уступка лидерства и были сопряжена с издержками, они были относительно невелики, так как порядок, который пытались установить Соединённые Штаты, был в целом выгоден Великобритании. В результате она относительно спокойно приняла изменение международных позиций. Ситуация между США и Китаем другая: Китай – коммунистическая страна, и существует целый ряд ценностных конфликтов. КНР, пытающийся стать доминантой мирового порядка, представляет угрозу для Америки и её политической системы, демократии, прав человека, свободы, открытой капиталистической модели развития экономики и внешнеполитических интересов. Таким образом, конфликт имеет не только структурные причины, но и идеологические: он был вызван кардинальными различиями двух систем, их внутренним политическим и экономическим устройством и видением мирового порядка.
Третье объяснение состоит в том, что конфликт не является неизбежным. В действительности две державы имеют ряд общих интересов в таких сферах, как поддержание устойчивого экономического роста, решения проблем изменения климата, борьбы с пандемиями, международным терроризмом. Однако так называемая дилемма безопасности значительно усложняет сотрудничество даже при наличии этих общих интересов. Ни одна из сторон не может быть уверена в намерениях друг друга, каждая считает необходимым застраховаться от вероятности проведения невыгодной политики со стороны второй. Однако акты перестраховки рассматриваются другой стороной как потенциально враждебные.
Четвёртое объяснение связано с третьим и состоит в том, что спад в отношениях вызван внутренними политическими факторами. В обеих странах присутствует национализм, вызванный недовольством слоёв населения, испытавших на себе негативные эффекты глобализации. Лидерам важно учитывать внутренние политические факторы, которые неблагоприятны для продолжения конструктивного сотрудничества.
Комбинация этих четырёх теорий позволяет понять, почему не было достигнуто новое соглашение (что серьёзно усложнило развитие китайско-американских отношений). Признаки этого можно было видеть на выборах 2016 г. в США: Дональд Трамп приложил немало усилий для того, чтобы поднять китайский вопрос на предвыборной кампании и высказался в пользу более энергичной политики, чтобы конкурировать с Китаем по всем вопросам: от экономических и торговых до безопасности. Тем не менее с 2002 г. по 2017–2018 гг. был проблеск надежды, что найдётся способ регулировать двусторонние отношения. Однако из-за пандемии коронавируса кризис в отношениях обострился.
Сегодня необходимо убеждать обоих лидеров и общества обеих стран в том, что общий интерес в решении глобальных проблем перевешивает все разногласия, напоминать им, что страны, действующие в таком жёстком и националистическом ключе, не справятся с глобальными вызовами современности. Вместо этого мы наблюдаем чрезвычайное усугубление напряжённости.
Джеймс Стейнберг привёл результаты опроса Pew Research Center об отношении в США к Китаю. В 2016 г. около 47% американцев имели неблагоприятное, а 44% благоприятное мнение. В 2018 г. показатели немного улучшились: 38% респондентов относились к Китаю неблагоприятно. Однако в 2020 г. количество относящихся неблагоприятно выросло до 66%, а относящихся благоприятно упало до 26%. Это самый низкий показатель за всё время проведения опросов, даже ниже, чем во время спада в отношениях в 1990-е годы ХХ века.
Мы наблюдаем глубокую напряжённость между США и Китаем, например, в ВОЗ и на таких международных форумах, как G20, а также усилия с обеих сторон заставить третьи страны принять ту или другую сторону. Это всё больше начинает напоминать блоковую систему холодной войны.
В отношении будущего докладчик высказал пессимистический прогноз. По мнению Стейнберга, сегодня сложно сказать, что может заставить стороны вставить на путь восстановления отношений. Со стороны США звучат мнения, что нужно найти пути сокращения зависимости от Китая, торговли с ним, распространения современных технологий, попытаться возвести что-то вроде баррикад периода холодной войны, когда западные страны стремились отказать в технологиях СССР, блокировать его развитие, сократить обмен людей. В ответ со стороны Китая также растут националистические настроения.
Ещё 3–4 года назад, когда американское общество не было настолько негативно настроено в отношении Китая, сотрудничество можно было наладить, приложи лидеры согласованные усилия. Однако сегодня нет ответа на вопрос, как построить новый консенсус. Напряжение распространилось от элит к обществу. В долгосрочной перспективе, возможно, придёт понимание того, что без сотрудничества труднее поддерживать глобальный экономический рост и решать глобальные проблемы. Это может привести к изменениям, однако они не возникнут по мановению руки или с приходом другого лидера к власти в США или в Китае. Необходимо предпринимать постоянные усилия и делать важные шаги с обеих сторон, показывая приверженность курсу на улучшение отношений. Для этого понадобится значительная государственная воля обеих стран, способная изменить не только настроения элит, но и всего общества.
Текст подготовила Яна Кубракова
