В феврале 1947 г. президент США Гарри Трумэн встретился со своими главными советниками по внешней политике Джорджем Маршаллом, Дином Ачесоном и группой конгрессменов. Тема встречи – план администрации по оказанию помощи правительству Греции в борьбе с коммунистами. Маршалл и Ачесон представили своё видение. Артур Ванденберг, глава сенатского комитета по международным делам, слушал внимательно, а потом поддержал их, но с оговоркой. «Единственный способ добиться того, чего вы хотите, – выступить с речью и до смерти напугать страну», – якобы сказал он президенту.
В течение нескольких месяцев Трумэн именно так и поступал. Он представил гражданскую войну в Греции как проверку способности США противостоять коммунизму. В своих мемуарах, вспоминая экспансивную риторику Трумэна о поддержке демократий всегда и везде, Ачесон признавался, что администрация использовала аргумент «более убедительный, чем правда».
Что-то похожее происходит сегодня в американских дебатах о Китае. Новый консенсус, который поддерживают обе партии, военный истеблишмент и основные СМИ, предполагает, что Китай представляет смертельную угрозу Соединённым Штатам как экономически, так и стратегически, что американская политика в отношении Китая провалилась и что Вашингтону нужна новая, более жёсткая стратегия сдерживания Пекина. Позиция общества сместилась к практически инстинктивной враждебности: по данным опросов, 60% американцев сегодня негативно относятся к КНР, и это рекордный показатель с 2005 г., когда Pew Research Center начал проводить исследование. Но вашингтонская элита подкрепляет свою позицию аргументами «более убедительными, чем правда». Вызов, брошенный Китаем, отличается от предыдущих и является более сложным, чем рисуют современные алармисты.
Давайте проясним ситуацию. Китай – репрессивный режим, проводящий нелиберальную политику – от запрета свободы слова до притеснения религиозных меньшинств. За последние пять лет власти КНР существенно укрепили политический контроль и государственное регулирование в экономике. На международной арене Китай стал конкурентом, а в некоторых вопросах – и противником США. Но главный стратегический вопрос для американцев сегодня звучит так: действительно ли Китай представляет смертельную угрозу, и если да, то как ей противодействовать?
Последствия преувеличения советской угрозы были огромными: преследование собственных граждан в период маккартизма, опасная ядерная гонка вооружений, длительная провальная война во Вьетнаме и другие военные интервенции в странах так называемого «Третьего мира». Последствия неправильного понимания китайской угрозы будут ещё более серьёзными. США рискуют растратить преимущества, достигнутые за 40 лет взаимодействия с Китаем и подтолкнуть Пекин к конфронтационной политике. В результате две крупнейшие мировые экономики окажутся втянуты в опасный конфликт небывалого масштаба, который неизбежно приведёт к десятилетиям нестабильности и небезопасности. Холодная война с Китаем, скорее всего, будет более длительной и затратной, чем с Советским Союзом, и исход её неясен.
Нарушенное взаимодействие
Генри Киссинджер отмечал, что США начинали все крупные военные операции после 1945 г. – в Корее, во Вьетнаме, в Афганистане и Ираке – с большим энтузиазмом и при поддержке обеих партий. «А потом, когда война затягивалась, поддержка начинала разваливаться», – пишет Киссинджер. Вскоре все уже находились в поисках стратегии выхода.
Чтобы избежать повторения этого пути, Соединённым Штатам следует детально изучить идеи, на которых базируется нынешний консенсус по Китаю. Они сводятся к следующему. Во-первых, взаимодействие провалилось, потому что не удалось трансформировать внутреннее развитие Китая и его поведение на международной арене, как писали бывшие сотрудники Госдепартамента Курт Кэмпбелл и Илай Ратнер в 2018 году. Во-вторых, внешняя политика Пекина в настоящее время представляет наиболее значимую угрозу для американских интересов, а следовательно, и для основанного на правилах мирового порядка, который Соединённые Штаты создали после 1945 года. Госсекретарь Майк Помпео пошёл дальше, заявив выступая в Гудзоновском институте в 2019 г., что «Компартия Китая – это марксистско-ленинская партия, сфокусированная на борьбе и международном доминировании». В-третьих, активная конфронтация с Китаем позволит более эффективно противостоять угрозе, чем прежний подход.
Этот межпартийный консенсус сложился как реакция на кардинальные и во многих аспектах тревожные изменения в Китае. После прихода к власти Си Цзиньпина либерализация китайской экономики замедлилась, а политические реформы – в любом случае ограниченные – были свёрнуты. Сегодня Пекин использует политические репрессии в сочетании с националистической пропагандой, напоминающей о временах Мао Цзэдуна. На международной арене Китай действует более амбициозно и агрессивно. Эти изменения реальны и действительно вызывают тревогу. Но как они должны повлиять на американскую политику?
В ключевом внешнеполитическом вопросе ближайших десятилетий Вашингтон обрекает себя на провал. Чтобы сформулировать эффективный ответ, нужно для начала разобраться с прежней американской стратегией в отношении Китая. Новый консенсус игнорирует почти 50-летний период, когда президент Ричард Никсон начал сближение с Пекином. Американская политика в отношении Китая никогда не сводилась исключительно к взаимодействию – скорее это было сочетание взаимодействия и сдерживания. В конце 1970-х гг. американские политики пришли к выводу, что интегрировать Китай в глобальную экономическую и политическую систему лучше, чем держать его в изоляции, провоцируя обиды и деструктивные действия. Однако Вашингтон дополнял эти усилия последовательной поддержкой других азиатских стран – включая, разумеется, поставки вооружения на Тайвань. Этот подход, который иногда называют «страховочной стратегией», позволял по мере роста Китая сдерживать его мощь, при этом его соседи чувствовали себя в безопасности.
В 1990-е гг., когда основного противника в лице СССР уже не нужно было сдерживать, Пентагон урезал расходы, закрыл базы и сократил военные контингенты по всему миру – за исключением Азии. В стратегии Пентагона по АТР 1995 г., известной как «инициатива Ная» (по имени Джозефа Ная – заместителя министра обороны США – прим. ред.), отмечался рост военной мощи Китая и его внешнеполитические амбиции, поэтому предлагалось не сворачивать военное присутствие в регионе. По меньшей мере 100 тысяч американских военнослужащих должны были остаться в Азии, а продажи оружия Тайваню нужно было продолжать в интересах мира в Тайваньском проливе, то есть чтобы удержать Пекин от применения силы против острова, который материковый Китай считает своей частью.
Страховочный подход поддерживали президенты обеих партий – каждый в своё время. Администрация Джорджа Буша – младшего совершила переворот в многолетней политике, признав Индию как ядерную державу, – в значительной степени это был дополнительный фактор сдерживания Китая. При Бараке Обаме Соединённые Штаты наращивали сдерживание, укрепляя своё присутствие в Азии новыми военными соглашениями с Австралией и Японией, а также тесным взаимодействием с Вьетнамом. Эти же цели преследовал проект Транстихоокеанского партнёрства, которое должно было стать для азиатских стран экономической платформой, позволяющей противостоять доминированию Китая. (Администрация Трампа вышла из соглашения в начале 2017 г.) Обама в беседе с Си Цзиньпином обвинил Китай в киберкражах и ввёл пошлины на импорт для ретейлеров в ответ на несправедливую торговую политику Пекина.
Заявления о провале страховочного подхода отражают отсутствие стратегического видения. В начале 1970-х гг., до поворота Ричарда Никсона в сторону Китая, Пекин был главным режимом-изгоем в мире. Мао Цзэдун был одержим идеей возглавляемого им революционного движения, которое должно уничтожить западный капиталистический мир. Эта цель оправдывала любые средства – даже ядерный апокалипсис. «В самом крайнем случае, если погибнет половина человечества, – объяснял Мао, выступая в Москве в 1957 г., – останется другая половина, зато империализм будет стёрт с лица земли и весь мир станет социалистическим». При Мао Китай финансировал и поощрял антизападные восстания, революционные и идеологические движения по всему миру – от Латинской Америки до Юго-Восточной Азии. По некоторым оценкам, в 1964–1985 гг. только в Африке Пекин потратил от 170 до 220 млн долларов, подготовив 20 тысяч боевиков из 19 стран.
Для сравнения: сегодняшний Китай – достаточно ответственная держава с военной и геополитической точки зрения. Китай не воевал с 1979 г. и не использовал летального оружия за границей с 1988 года. С начала 1980-х гг. он не финансировал и не поддерживал марионеточные силы или вооружённые формирования в других странах.
Кроме того, Китай отказался от идеи подрыва международной системы и стал тратить огромные средства на её укрепление. Пекин занимает второе место в мире по взносам в ООН и финансированию её миротворческих программ. Он направил 2500 своих миротворцев – больше, чем другие члены Совбеза ООН вместе взятые. С 2000 по 2018 г. Пекин поддержал 182 из 190 резолюций Совбеза о введении санкций против государств, нарушающих международные правила и нормы. Основополагающие принципы внешней политики Китая сегодня – уважение суверенитета, территориальной целостности и невмешательство – в значительной степени призваны защитить его от обвинений Запада. Но в то же время они отражают переход от радикальной, революционной повестки к консервативной заботе о стабильности. Если бы в 1972 г. кто-то предсказал, что Китай превратится в защитника международного статус-кво, в это поверили бы немногие.
Согласно новому консенсусу по экономическому поведению Пекина, Китай вынуждает транснациональные корпорации передавать технологии, субсидирует национальные компании-лидеры и устанавливает официальные и неофициальные барьеры для иностранных фирм, которые хотят выйти на китайский рынок. Иными словами, Пекин использует открытую международную экономику, чтобы укрепить собственную государственническую и меркантилистскую систему.
Эта недобросовестная политика действительно требует ответных действий остального мира. Администрацию Трампа стоит похвалить за обращение к этой проблеме, особенно в свете решения Си Цзиньпина перейти к большему госрегулированию после десятилетий либерализации. Однако насколько масштабна и устойчива эта политика? Насколько действия КНР отличаются от практики других стран с развивающимся рынком? И опять же, какой должна быть правильная реакция США?
Практически все аналитики согласны, что своими экономическими успехами Китай обязан трём фундаментальным факторам. Это переход от коммунистической экономики к более рыночному подходу, высокий уровень сбережений, позволивший инвестировать огромные средства в развитие, а также растущая производительность труда. За последние 30 лет Китай стал активно привлекать иностранных инвесторов – больше, чем другие развивающиеся рынки, – и в страну хлынул поток капитала. Китай – одна из двух развивающихся стран, вошедших в топ-25 рынков по объёму прямых иностранных инвестиций с 1998 года. Среди стран группы БРИКС (Бразилия, Россия, Индия, Китай и ЮАР) Китай постоянно занимает позицию самой открытой и конкурентной экономики. Что касается китайского меркантилизма в отношении американской экономики, то бывший министр финансов США Лоуренс Саммерс отмечал: «Нельзя всерьёз утверждать, что недобросовестная торговая политика Китая повлияла на рост экономики США хотя бы на 0,1% в год».
Стоит напомнить, что практически все экономические обвинения, которые выдвигают против Китая, – трансфер технологий под давлением, недобросовестная торговая политика, ограниченный доступ для иностранных фирм, регуляторные предпочтения для местных компаний – звучали и в адрес Японии в 1980–1990-х годах. В то время Клайд Престовиц в книге Trading Places: How America Is Surrendering Its Future to Japan and How to Win It Back («Торговые места: как Америка сдаёт своё будущее Японии и как отвоевать его обратно») объяснял: США не могли представить, что им придётся иметь дело со страной, где «промышленность и торговля организованы как элемент достижения определённых национальных целей». Ещё одна популярная книга того времени The Coming War With Japan («Грядущая война с Японией», Джордж Фридман, Мередит Лебард). Когда рост в Японии замедлился, исчезли и преувеличенные страхи.
Сегодня Китай представляет новые вызовы, учитывая намерение Си Цзиньпина вывести страну на лидирующие позиции и обеспечить экономическое доминирование в ключевых секторах. Но в исторической перспективе Китай получил наибольшие преимущества в глобальной системе торговли не из-за готовности нарушать правила, а благодаря своему размеру. Страны и компании хотят получить доступ на китайский рынок и готовы идти на уступки. Ситуация Китая отнюдь не уникальна. Странам с аналогичным весом часто сходит с рук подобное поведение – и в первую очередь, Соединённым Штатам. В докладе гиганта финансовых услуг Credit Suisse (2015 г.) приведён подсчёт нетарифных барьеров против иностранных товаров, установленных крупными странами с 1990 по 2013 годы. США с показателем 450 играют в собственной лиге. Затем следуют Индия и Россия. Китай занимает пятое место со 150 нетарифными барьерами – треть от показателя США. С тех пор ситуация мало изменилась.
Большинство последних изменений в экономической политике Китая оказались негативными, но это упрощённый взгляд. Китай меняется по нескольким, иногда противоположным, направлениям. Несмотря на возвращение к большему государственному контролю при Си Цзиньпине свобода рынка процветает во многих сферах, включая потребительские товары и услуги. Происходила и реальная либерализация – даже административная и судебная реформы, отмечает политолог Юэн Юэн Ан. Правительство поддерживает госкомпании больше, чем несколько лет назад, но Пекин отказался от главного элемента своей меркантилистской стратегии – занижения курса национальной валюты для стимулирования роста. Экономист Николас Ларди подсчитал, что этот шаг обусловил половину от общего замедления роста китайской экономики после глобального финансового кризиса.
Или рассмотрим вопрос номер один в торговой войне США с КНР – «кража нашей интеллектуальной собственности», как выразился Питер Наварро, советник Трампа по торговле. То, что Китай бесстыдно ворует интеллектуальную собственность, факт – признанный всеми, кроме американских компаний, ведущих бизнес в Китае. В исследовании Американо-китайского делового совета защита интеллектуальной собственности занимает шестое место среди самых актуальных проблем, опустившись со второй строчки в 2014 году. Сегодня американские компании больше волнует государственное финансирование местных конкурентов и затягивание выдачи лицензий на их продукты. Что изменилось с 2014 года? Тогда в Китае были созданы первые специализированные суды для рассмотрения дел об интеллектуальной собственности. В 2015 г. иностранцы подали 63 иска в Пекинский суд по интеллектуальной собственности. Суд вынес решение в пользу иностранных фирм по всем 63.
Конечно, подобные реформы часто проводятся исключительно под давлением Запада и если они отвечают интересам самого Китая (больше всего заявок на патенты в мире в прошлом году подал китайский телекоммуникационный гигант Huawei). Но в то же время многие китайские экономисты и политики подчёркивают, что страна сможет модернизировать и укреплять свою экономику, только продолжая реформы. В случае провала, предупреждают они, страна окажется в «ловушке среднего дохода» – такая судьба обычно ждёт страны, которые выбрались из бедности, но упёрлись в стену 10 тысяч долларов ВВП на душу населения, потому что им не удалось продолжить модернизацию экономики, регуляторной и правовой системы.
Что касается политического развития страны, вердикт однозначный. Китай не сделал свою политическую систему открытой, как хотели многие, и даже пошёл по пути репрессий и контроля. Жёсткие действия против уйгуров в Синьцзяне, регионе на северо-западе Китая, вызвали кризис, связанный с нарушением прав человека. Кроме того, государство использует новые технологии, включая распознавание лиц и искусственный интеллект, для создания оруэлловской системы социального контроля. Это трагедия для китайского народа и серьёзное препятствие на пути страны к глобальному лидерству.
Они надеялись, что это произойдёт, ждали этого, но были сосредоточены на сдерживании поведения Китая на международной арене – и этого им удалось достичь.
Перейти черту
При Си Цзиньпине внешняя политика Китая стала более амбициозной и агрессивной: от стремления к ведущей роли в институтах ООН до масштабной инициативы «Пояс и путь» и строительства островов в Южно-Китайском море. Все эти шаги говорят об отказе от прежней пассивности на глобальной арене в соответствии с принципом Дэн Сяопина: «Скрывайте свою силу, ждите благоприятного момента». Наращивание военной мощи происходило настолько масштабно, что можно говорить о системной реализации долгосрочного плана. Но какой уровень влияния Китая можно считать приемлемым, учитывая его экономический вес? Не ответив на этот вопрос, Вашингтон не может предъявлять претензии Китаю по поводу того, что он «перешёл черту».
По некоторым оценкам, Китай уже сегодня является крупнейшей экономикой мира. В ближайшие 10–15 лет он займёт эту позицию по всем параметрам. Дэн Сяопин советовал «ждать благоприятного момента», когда экономика страны составляла около 1% мирового ВВП. Сегодня она достигает 15%. Китай действительно дождался благоприятного момента и теперь как сильная держава стремится к более значимой роли в регионе и в мире.
Рассмотрим пример другой страны, которая набирала силу в XIX веке, хотя и не в таком масштабе, как сегодняшний Китай. Говоря современным языком, Соединённые Штаты в 1823 г. можно было назвать развивающейся страной, даже не входящей в пятёрку ведущих экономик мира. Тем не менее в соответствии с доктриной Монро она объявила всё Западное полушарие недосягаемым для европейских великих держав. Пример Америки – не совсем точная аналогия, но он напоминает нам, что, набирая экономическую силу, страны стремятся к большему контролю и влиянию в окружающем пространстве. Если Вашингтон считает подобную попытку Китая опасной, значит, США отрицают естественную динамику международной жизни и в итоге могут оказаться в «ловушке Фукидида», как выразился политолог Грэм Эллисон, – что чревато угрозой войны между восходящей державой и испытывающим страх гегемоном.
Для Соединённых Штатов противодействие такому сопернику – новый, уникальный вызов. С 1945 г. все крупные государства, поднимающиеся к богатству и влиянию, были ближайшими союзниками или даже квазипротекторатами Вашингтона: Германия, Япония и Южная Корея. Поэтому обычно тревожное явление международной жизни – восхождение новых держав – в США воспринимали благосклонно и без опасений. Китай не просто больше этих государств, он никогда не входил в структуру альянсов и сфер влияния Вашингтона. Поэтому он неизбежно стал стремиться к определённой степени независимого влияния. Вызов для Соединённых Штатов и Запада в целом заключается в том, чтобы определить приемлемый уровень растущего влияния Китая и приспособиться к нему, то есть иметь запас прочности, если Пекин перейдёт опасную черту.
Пока результаты адаптации Запада к подъёму Китая выглядят неубедительно. США и Европа не хотят идти на уступки в ключевых институтах глобального экономического управления – МВФ и Всемирном банке, которые остаются евро-американскими клубами. На протяжении многих лет Китай стремился играть более значительную роль в Азиатском банке развития, но Америка сопротивлялась. В результате в 2015 г. Пекин создал собственный многосторонний финансовый институт – Азиатский банк инфраструктурных инвестиций (работу которого Вашингтон тщетно пытался блокировать).
Помпео заявил – в покровительственной манере, которая вызвала негодование китайских граждан, – что США и их союзники должны «поставить Китай на место». По мнению Помпео, грех Пекина состоит в том, что он тратит на вооружение больше, чем требуется для его обороны. Но то же самое можно сказать и о Соединённых Штатах, Франции, России, Великобритании и большинстве других крупных государств. Тут уместно вспомнить определение великой державы – это государство, заботящееся не только о собственной безопасности.
Старый порядок, – где небольшие европейские страны ведут себя как мировые тяжеловесы, а такие гиганты, как Китай и Индия остаются на вторых ролях в глобальных институтах, – не может быть устойчивым. Китай должен получить место за столом лидеров и по-настоящему интегрироваться в структуры принятия решений. Иначе он останется свободным агентом и в одностороннем порядке создаст собственные структуры и системы. Восхождение Китая к глобальной власти – самый значимый новый фактор в международной системе за последние столетия. И это нужно признать.
Не либеральный, не международный, не упорядоченный
Для многих подъём Китая звучит как похоронный звон по либеральному международному порядку – набору правил и институтов, сформулированных в основном США после Второй мировой войны, на которых базируется нынешняя система, где вероятность войны между государствами минимальна, а свободная торговля и права человека процветают. Внутриполитические особенности Китая – однопартийная система, не допускающая оппозиции и несогласия, и некоторые внешнеполитические действия – делают его проблемным игроком в этой системе.
Однако стоит отметить, что либеральный международный порядок никогда не был таким либеральным, международным и упорядоченным, как сегодня с ностальгией описывают многие. С самого начала он вызывал громкое сопротивление Советского Союза, затем последовала серия срывов сотрудничества между союзниками (из-за Суэцкого кризиса в 1956-м, ещё через десять лет из-за Вьетнама) и частичный уход США при Никсоне, который в 1971 г. отказался от поддержки международного финансового порядка с помощью американских золотых резервов. Либеральный международный порядок с момента зарождения был деформирован исключениями, разногласиями и хрупкостью – такое описание больше соответствует действительности. Соединённые Штаты часто действовали вне норм этого порядка, совершая регулярные военные интервенции с одобрения ООН или без него. С 1947 по 1989 гг., когда США выстраивали либеральный мировой порядок, Вашингтон совершил 72 попытки смены режима в мире. Аналогичным образом США вели себя в экономике, занимаясь протекционизмом и при этом протестовали против более мягких мер, принятых другими странами.
Либеральный мировой порядок, как и все подобные концепции, никогда не переживал золотого века, но и не ветшал, как утверждают многие. Главные атрибуты этого порядка – мир и стабильность – по-прежнему на своём месте, число войн и аннексий стабильно падает с 1945 года. (Поведение России на Украине – важное исключение.) В экономике – это мир свободной торговли. В среднем торговые тарифы между промышленно развитыми странами ниже 3% – в 1960-х, до очередного раунда международных торговых переговоров, они составляли 15%. За последние 10 лет произошёл откат по некоторым аспектам глобализации, но при очень хорошей базе. Можно сказать, что с 1990 г. глобализация сделала три шага вперёд и только один назад.
Китай ничем подобным не занимается. Если он нарушает правила, скажем, в киберпространстве, то крадёт военные и экономические секреты, но не пытается подорвать легитимность демократических выборов в США и Европе. Пекин боится инакомыслия и оппозиции – особенно в отношении Гонконга и Тайваня. Поэтому он использует своё экономическое влияние для цензуры иностранных компаний, если те не поддерживают линию партии. Но это стремление сохранить суверенитет, в отличие от систематических попыток Москвы подорвать и лишить легитимности западную демократию в Канаде, США и Европе. Иными словами, Китай использует интервенционистские, меркантилистские и односторонние действия, но гораздо меньше, чем другие крупные державы.
Подъём однопартийного государства, которое продолжает отвергать концепцию прав человека, представляет собой серьёзный вызов. Репрессивная политика Пекина – например, попытки размывания глобальных стандартов прав человека, действия в Южно-Китайском море и других районах вблизи границ – угрожает некоторым элементам либерального международного порядка. Все эти ситуации нужно рассматривать детально и честно. Хотя в первом случае вряд ли можно как-то смягчить обвинения: Китай отвергает очевидные нарушения прав человека, поэтому эту повестку нужно сохранять и укреплять (решение администрации Трампа выйти из Совета ООН по правам человека достигло противоположного эффекта – Пекин получил пространство для манёвра).
Тем не менее либеральный международный порядок смог приспособиться к ряду режимов – от Нигерии до ЮАР и Вьетнама – и по-прежнему поддерживает основанную на правилах систему, обеспечивающую мир стабильностью, и цивилизованное поведение государств. Размер Китая и его политика являются вызовом для дальнейшего распространения прав человека, которое началось с 1990-х годов. Но одну сферу потенциального регресса не стоит считать смертельной угрозой более масштабному проекту, базирующемуся на правилах, открытости и свободной торговле международной системы.
Сдерживание и его цена
Ещё одна идея нового консенсуса гласит: длительная конфронтация с Китаем позволит сдерживать его авантюризм на международной арене и стимулирует внутриполитические преобразования. Мало кого радует термин «сдерживание» времён холодной войны, но многие принимают эту логику. Теоретически – жёсткая линия в отношении Китая вынудит его хорошо себя вести и даже проводить реформы. Об этом не принято говорить, но главная идея «ястребов» состоит в том, что сдерживание Китая ускорит падение режима, как это произошло с Советским Союзом.
Но КНР – не Советский Союз, неестественная империя, построенная на жестокой экспансии и военном доминировании. В Китае США ждёт конфронтация с цивилизацией и нацией с сильным чувством национального единства и национальной гордости, которая поднялась и вошла в число великих держав мира. Китай экономически становится ровней, а технологически в некоторых областях – даже лидером. Его население в сравнении с американским огромно. Кроме того, Китай – крупнейший мировой рынок практически всех товаров. В стране работают одни из самых быстрых компьютеров на планете, Пекин обладает крупнейшими в мире валютными резервами. Даже если произойдёт смена режима, основные элементы, обеспечившие подъём и мощь страны, сохранятся.
Пентагон с энтузиазмом воспринял идею о том, что Китай является «стратегическим конкурентом» США. По мнению чиновников, это вполне разумный подход. Последние двадцать лет американские военные вели борьбу с боевиками в распадающихся государствах, и периодически им приходилось объяснять, почему дорогостоящее вооружение не приносит победу над плохо вооружённым, нуждающимся в деньгах противником. КНР в качестве оппонента – это возвращение в счастливые дни холодной войны, когда Пентагон мог осваивать огромные бюджеты, пугая угрозой войны с богатым, хорошо вооружённым противником с собственными передовыми технологиями. Однако логика ядерного сдерживания и благоразумие лидеров гарантировали, что полномасштабной войны между двумя странами не будет. Каким бы ни был бюджет Пентагона, стоимость холодной войны с Китаем будет баснословной, она деформирует экономику США, раздув военно-промышленный комплекс, как предупреждал когда-то президент Дуайт Эйзенхауэр.
Прибавьте к этому высокую степень взаимозависимости США и Китая. Американский экспорт вырос на 527% с 2001 г., а в 2018-м Китай был крупнейшим поставщиком товаров в Соединённые Штаты. Есть и взаимодействие между людьми – сотни тысяч китайских студентов учатся в США, а почти пять миллионов американских граждан имеют китайские корни. Соединённые Штаты получили огромную выгоду благодаря тому, что в стране собрались блестящие умы со всей планеты, которые занимаются передовыми разработками, а потом адаптируют их в коммерческих целях. Если США закроют двери для талантов из страны-противника, то быстро лишатся передовой позиции в мире технологий и инноваций.
Нынешний подход администрации Трампа к Китаю характеризуется двумя противоречащими друг другу установками: Вашингтон и отказывается от взаимозависимости, и приветствует её. В торговле основную цель Вашингтона можно назвать интеграционной – заставить Китай больше покупать у американцев, больше инвестировать в США и позволить американцам больше продавать и инвестировать в Китай. В случае успеха эти усилия увеличат взаимозависимость между двумя странами. Такой подход заслуживает похвалы, правда, стоит отметить, что торговые тарифы обычно оказываются дороже для того, кто их вводит, а не для реципиента. По некоторым оценкам, введённые администрацией Обамы тарифы на шины обошлись в 1 млн долларов за каждое сохранённое рабочее место. Но в целом подход разумный, хотя и реализуется в рамках узкой повестки «Америка прежде всего», потому что взаимозависимость даёт Вашингтону больше рычагов воздействия на Пекин.
С другой стороны, в вопросах технологий подход администрации Трампа очевидно дезинтеграционный. Стратегия заключается в том, чтобы разорвать связи с Китаем и заставить другие страны сделать то же самое – это приведёт к расколу мира на два лагеря. Этой логикой объясняется глобальный поход Трампа против Huawei. Однако неутешительные результаты кампании демонстрируют пороки в этой логике. Остальной мир не пошёл за Соединёнными Штатами, у которых нет альтернативной технологии 5G, чтобы конкурировать с Huawei. Администрация Трампа просила 61 страну ввести запреты против компании. Пока согласились только три – ближайшие союзники.
Такие унылые результаты позволяют предположить, какой будет стратегия разъединения. Китай – крупнейший торговый партнёр многих стран помимо США, включая ведущих игроков Западного полушария, например Бразилию. Когда их спрашивают об отношении к стратегии разъединения, все мировые лидеры в той или иной степени повторяют ответ, который дал мне глава одного правительства: «Пожалуйста, не заставляйте нас выбирать между Америкой и Китаем. Ответ вам не понравится». Это не значит, что они обязательно выберут Китай, скорее всего, они предпочтут сохранить нейтралитет или играть на два лагеря. Более того, изолированный Китай, выстроивший собственную внутреннюю цепь поставок и технологий, будет защищён от американского воздействия.
Странно, но в большинстве дебатов об американской политике затрагивается вопрос об ответной реакции. В Китае тоже есть радикально настроенные руководители, которые многие годы предупреждали, что Соединённые Штаты попытаются задавить Китай и любые признаки амбиций повлекут за собой реализацию стратегии сдерживания. Политика Вашингтона заставляет эти голоса звучать громче, обосновывая и продвигая то агрессивное и дестабилизирующее поведение, которое США хотели бы предотвратить.
Соединённые Штаты соперничают с КНР – это факт, и такое положение сохранится в нынешнем столетии. Вопрос в том, должны ли США конкурировать в рамках стабильной международной системы, продолжая попытки интегрировать Китай, или постараться изолировать его любой ценой. Расколотый международный порядок с ограничениями и барьерами в торговле, технологиях и передвижении отрицательно скажется на благосостоянии, возникнет нестабильность, появится реальный риск вооружённого конфликта.
Сворачивание глобализации, безусловно, является целью многих в администрации Трампа. Сам президент открыто осудил глобализм и назвал свободную торговлю грабежом американской промышленности. Он считает альянсы устаревшими, а международные институты и нормы бесполезным ограничением национального суверенитета. Правые популисты годами пропагандировали эти идеи. Многие из них, особенно в Соединённых Штатах, правильно поняли, что самый простой способ победить либеральные элиты – спровоцировать холодную войну с Китаем. Удивительно, что те, кто десятилетиями строили либеральный международный порядок, с готовностью поддержали повестку, которая с неизбежностью разрушит его.
Не столь уж секретная стратегия США
Более разумная политика – сделать Китай «ответственным участником» – ещё возможна. Вашингтон должен поощрять использование Пекином своего влияния в регионе и за его пределами, если это способствует укреплению международной системы. Участие Китая в борьбе с глобальным потеплением, распространением ядерного оружия, отмыванием денег и терроризмом нужно приветствовать и ценить. Инициатива «Пояс и путь» пойдёт на пользу развивающемуся миру, если будет осуществляться открыто и прозрачно или даже в сотрудничестве с западными странами. Пекин, со своей стороны, должен признать критику Вашингтона в вопросах прав человека, свободы слова и свободы в широком смысле.
Самыми опасными точками могут стать Гонконг и Тайвань, где статус-кво очень хрупкий, а баланс сил склоняется в пользу Пекина. Есть данные, что Пентагон провёл 18 военных игр, симулирующих конфликт из-за Тайваня и во всех победил Китай. Вашингтон должен чётко дать понять, что любая победа в таком конфликте окажется пирровой, приведёт к экономическому коллапсу Гонконга или Тайваня, массовой эмиграции и международному осуждению. Если Пекин предпримет радикальные действия в отношении Гонконга или Тайваня, возможность сотрудничества с США будет закрыта на годы.
Новый консенсус по Китаю строится на страхе, что Пекин в какой-то момент может захватить весь мир. Но есть основания верить в американскую мощь и решительность.
Китай развивается, но сталкивается с рядом внутренних вызовов – от демографического спада до огромных долгов. Он уже изменился и будет вынужден меняться дальше под воздействием сил интеграции и сдерживания. Пекинские элиты понимают, что их страна процветает в стабильном, открытом мире. Они не хотят уничтожать этот мир. Несмотря на десятилетие политической стагнации в материковом Китае, взаимосвязь между подъёмом среднего класса и запросом на политическую открытость реальна, как это видно на примере Гонконга и Тайваня, за которыми внимательно следят в Пекине.
Некоторые американские эксперты говорят о китайском стратегическом видении и долгосрочном секретном плане по достижению мирового господства, который терпеливо и последовательно реализуется с 1949 г., если не раньше. Бывший сотрудник Пентагона Майкл Пиллсбери в книге, которую очень хвалят в администрации Трампа, назвал этот план «столетним китайским марафоном». Но более точно выглядит картина, живописующая, как страна судорожно переживала тесный альянс с СССР, а потом раскол; «большой скачок», культурную революцию, а затем капиталистическую историю успеха; глубокую враждебность в отношениях с Западом, а вслед за этим тесные связи с США; и теперь снова играет во враждебность. Если это марафон, то дистанция имеет очень странные повороты, которые могли привести к катастрофе.
Соединённые Штаты, в свою очередь, с 1949 г. выстраивали структуры и политику для создания более стабильного, открытого и интегрированного мира, помогали странам войти в этот мир и сдерживали тех, кто стремился его разрушить, – и в целом добились впечатляющих успехов. Вашингтон не проявлял неуверенности и не фокусировался на краткосрочной перспективе. Сегодня американские войска по-прежнему находятся на берегах Рейна, защищают Сеул и базируются на Окинаве.
Китай – это новый, серьёзный вызов. Но если Вашингтон сохранит хладнокровие и продолжит терпеливо проводить политику «вовлечение плюс сдерживание», вынуждая Китай приспосабливаться, и при этом сам будет приспосабливаться, чтобы дать Китаю пространство для манёвра, через несколько десятилетий аналитики смогут написать о не столь уж секретном плане США по расширению зоны мира, процветания, открытости и достойного управления на всю планету – о марафонской стратегии, которая сработала.
Опубликовано в журнале Foreign Affairs в №1 за 2020 год. © Council on foreign relations, Inc.
