С изменением мировой геополитической конъюнктуры эволюционировали отношения Соединенных Штатов и Турции – многолетнего важного союзника по НАТО. Некоторые аспекты внешней и внутренней политики Анкары имеют прямое отношение к глобальным интересам США, поэтому Конгресс, где действует влиятельное протурецкое лобби, играет активную роль в выстраивании двусторонних отношений. Хотя у двух стран есть общие ценности и интересы, периодически они сталкиваются с трудностями в согласовании действий и приоритетов. Это, в частности, связано с тем, как обе стороны оценивают важность интересов друг друга на Ближнем Востоке, и в какой степени та или иная сторона готова пойти на компромисс.
Чего опасаются США? С первых лет правления Партии справедливости и развития Реджеп Тайип Эрдоган и его верный соратник Ахмет Давутоглу последовательно и ясно заявляли о внешнеполитических амбициях. Концепции «стратегическая глубина» и «ноль проблем с соседями» подтверждают стремление Турции стать региональной супердержавой, используя комбинацию жесткой и мягкой силы. Лидеры партии многократно утверждали, что исторический, культурный и религиозный опыт Турции позволяет четко расставить внешнеполитические приоритеты. «Уникальность Турции» стала главным инструментом и аргументом турецкой элиты в политическом диалоге с Вашингтоном.
Длительное время американо-турецкие отношения фокусировались на вопросах обороны в рамках Североатлантического альянса, включая совместные действия на Балканах, Ближнем Востоке и Афганистане. Выгодное географическое положение Турции делает ее территорию удобной для размещения и транспорта американского и натовского вооружения, груза и человеческих ресурсов. Турция контролирует доступ к Черному морю, согласно Конвенции Монтрё о статусе проливов 1936 года. Размещение американского радара ПВО дальнего обнаружения и преобразование воздушного командования НАТО в наземный военный штаб в Измире укрепили стратегическое значение Турции для альянса.
Однако Эрдоган проводил последовательную политику снижения влияния военной элиты. Это привело к укреплению власти про-религиозных исламских лидеров, которые приняли на себя основную ответственность за решение вопросов, связанных с национальной безопасностью. Существенные перемены в турецкой политической иерархии стали вызовом для Вашингтона, привыкшего к выстраиванию тесного двустороннего сотрудничества с военно-политическими группами. Опасения американцев усугубились после того, как турецкий парламент запретил США использовать свою территорию для открытия северного фронта в Ираке. Ведущие американские политологи, в числе которых и гарвардский профессор Стивен Уолт, отмечают: это решение показало, что США больше не могут полагаться на тесное сотрудничество с Анкарой.
Другое опасение Вашингтона связано с крупнейшей американской базой ВВС в Инджирлике, способной разместить до 1500 военных. С 1991 г. база использовалась для поддержки операций в Ираке, Боснии и Герцеговине, Косово и Афганистане. Более того, многие эксперты МАГАТЭ отмечают, что в Инджирлике хранится примерно 70 американских тактических ядерных бомб В61. Но, согласно договору о развертывании базы, Турция имеет право аннулировать доступ США к Инджирлику с уведомлением всего за три дня. Во время многочисленных обсуждений в комитете по международным делам Сената конгрессмены поднимали перед главами Пентагона и госсекретарями вопрос о необходимости пересмотра вышеназванного пункта.
В свою очередь, турецкая сторона напоминает события, которые привели к приостановке использования американцами территории и воздушного пространства Турции и вывод объектов по вине США. Это вывод американских ракет «Юпитер» с ядерными боеголовками после Кубинского кризиса 1962 г.; закрытие большинства американских оборонных установок в Турции после того, как Конгресс наложил эмбарго на поставку вооружения в 1975 г. в ответ на агрессию Анкары в отношении Кипра, а также случаи, когда турецкие власти приостанавливали определенные соглашения в ответ на принятие Конгрессом резолюций по признанию геноцида армян.
С 1991 по 2006 гг. военно-техническое сотрудничество США и Турции интенсивно развивалось. Турция всегда стремилась участвовать в программах модернизации армии и получать передовое американское военное оборудование. Турецкий ВПК совместно с американской корпорацией Lockheed участвовал в реализации таких крупных военных проектов, как создание и усовершенствование истребителя-бомбардировщика пятого поколения F-35 Joint Strike Fighter. Однако растущая военная промышленность Турции стремится к большему участию в сделках по экспорту и импорту оружия, а также к совместным военным учениям со странами вне НАТО: Китаем, Россией, Пакистаном.
Страна заинтересована в разностороннем развитии военного сотрудничества и в уменьшении зависимости от Соединенных Штатов. За несколько лет Анкара нарастила экспорт оружия, намереваясь достичь к 2016 г. оборота в 2 млрд долларов.
Политика Эрдогана по ограничению влияния американского ВПК на турецком рынке привела к ответным действиям Белого дома. Так, в период 1948–2006 гг. США предоставили Турции безвозмездную военную помощь на сумму 13,8 млрд долларов.
Администрация Обамы сократила внешние военные ассигнования для Турции с 25 млн долларов до символических 10 миллионов, из которых лишь 3 млн долл. отводятся на программы по модернизации, военное образование и подготовку кадров.
Несмотря на разногласия, отношения с Турцией остаются приоритетными для Вашингтона в регионе, ввиду наличия неразрешенного сирийского кризиса и угрозы Исламского государства.
Сирийский вопрос. По мнению ряда американских аналитиков, суннитские амбиции и исламский романтизм в погоне за установками «Братьев-мусульман» стимулировали активизацию внешней политики Анкары на Ближнем Востоке. Чрезмерная напористость Эрдогана привела к разногласиям с США по ряду вопросов. Администрация Обамы устами вице-президента Байдена выражала большую озабоченность по поводу использования территории Турции различными группировками и людьми, в частности, иностранными бойцами, принимающими участие в сирийском конфликте, для транзита, убежища и контрабанды.
Согласно заявлениям директора Национального центра борьбы с терроризмом Николаса Расмуссена во время осенних слушаний в Конгрессе в 2015 г., у джихадистов нет какого-то определенного канала для въезда и выезда из Сирии. Но в основном маршруты проходят через Турцию, где оперирует большинство группировок.
Согласно отчетам ЦРУ, в 2013–2014 гг. Турция, Саудовская Аравия и Катар медленнее, чем США и другие международные акторы сокращали поддержку исламистским радикалам в Сирии. В некоторых сообщениях американской разведки отмечалась возможность того, что турецкие спецслужбы помогали Исламскому государству. Так, американцы сочли странным тот факт, что Турция довольно быстро согласилась обменять 180 бойцов из Исламского государства на 49 заложников, захваченных джихадистами в Мосуле. В том же докладе Расмуссена говоритчя, что для снижения потока иностранных бойцов в Сирию требуется тесное сотрудничество с Турцией во многих областях, включая разведку, правоприменение и дипломатию. Рекомендации центра отчасти поддержал директор ЦРУ Джон Бреннан, заявив, что «сотрудничество с турками было очень эффективным в некоторых областях», однако «Турция всегда будет смотреть на положение вещей сквозь призму собственных интересов, вследствие чего приоритеты Анкары не всегда совпадают с тем, что является приоритетом для Соединенных Штатов». В свою очередь, директор Национальной разведки США Джеймс Клеппер, выступая в Конгрессе по вопросу иностранных бойцов в Сирии и Ираке, назвал законодательство Турции «слишком либеральным» и выразил надежду на то, что турецкие лидеры будут работать над его ужесточением, чтобы достичь более строгого контроля транзита бойцов через свою страну.
Официальная Анкара ответила, что протяженную границу с Сирией трудно держать на замке, страна сталкивается с проблемами в блокировании иностранных бойцов в пунктах въезда, поскольку потенциальные джихадисты постоянно меняют маршруты. При этом глава внешней разведки Хакан Фидан заявил, что относительно небольшая доля иностранных бойцов, направляющихся в Сирию, состоит из турок. Однако по оценкам Международного центра по изучению радикализации и политического насилия, на январь 2015 года из 20 тыс. общего числа иностранных бойцов, участвующих в сирийском конфликте, 1600 являются гражданами Турции. Эксперты Института Брукингса в сентябрьском докладе Конгрессу обращали внимание на то, что радикальные салафистские секты призывали многих молодых турок вступать в их ряды, мотивируя их идеологией и предлагая материальную выгоду. Американские эксперты отметили, что в случае сохранения нынешних темпов радикализации турецкого общества не исключается сценарий «пакистанизации Турции».
Фактор про-турецкого лобби. Долгое время географическая и стратегическая значимость Турции имели для Вашингтона ключевое значение, из-за чего Анкара не нуждалась в лоббировании своих интересов на Капитолийском холме. Ситуация изменилась после турецкого вторжения на Кипр 1974 г., в результате чего активизировались армянские и греческие группы влияния в Конгрессе. Армянские и греческие лоббисты работали над продвижением законопроекта, запрещающего продажу американского оружия Анкаре. Принятие Вашингтоном решения о введении эмбарго на экспорт оружия встревожило турецкое правительство и заставило задуматься над необходимостью формирования своих групп влияния.
Проблема состояла в том, что турецкая община, в отличие от армянской и греческой, не обладала серьезным лоббистским потенциалом. У американских турок отмечается относительно низкая степень интеграции в политическую жизнь США. Как правило, американские турки предпочитают держаться подальше от большой политики. В то время, как у греков, армян и евреев отмечается высокий уровень мобилизации ресурсов в ходе выборов, турецкая община крайне рассеяна и пассивна. Она также проигрывает в сравнении с другими этническими группами в вопросе взносов в пользу избирательных кампаний. В подобной ситуации у Анкары оставалась лишь одна возможность выстраивания лоббистской деятельности – зарегистрировать государственные общественные организации в качестве иностранных лоббистов, пользуясь услугами частных лоббистских фирм (система firm—lobbying).
Сегодня турецкое правительство работает с целым рядом лоббистов и фирм по связям с общественностью. Изначально турки начали работать с фирмой «Gray&Company», которая после слияния с «Hill&Knowlton» стала одной из крупнейших лоббистских компаний в Вашингтоне. По данным мониторинговой организации «The Lobby Watch», Турция тратила на услуги фирмы 3 млн долл. в год. Как правило, лоббисты данной фирмы предоставляли туркам доступ к влиятельным конгрессменам-республиканцам. Для эффективного лоббирования в Белом доме Турция наняла несколько крупных кампаний. Наиболее влиятельные из них представлены «Podesta Group», которую возглавляет Тони Подеста – родной брат главы администрации президента Обамы Джона Подеста; «Gephardt Government Affairs» во главе с экс-лидером большинства демократической партии Диком Герхардтом и «International Advisors», которая имеет выход на чиновников Госдепартамента.
Помимо политического лоббизма, Турция старательно работает над имиджем в американской общественности. Так, нанятая турками фирма «Fleishman—Hillard», предлагающая услуги стратегического планирования, кризисного управления и организации кампании в СМИ, имеет собственную радиовещательную студию. Лоббисты этой фирмы тесно сотрудничают с турецким посольством, продвигая положительный образ Турции в ведущих федеральных и региональных СМИ. C 2007 г. турецкий правительственный лоббизм подкрепляется действиями сети некоммерческих культурных, образовательных и экономических американо-турецких организаций. Большинство структур с турецким правительственным капиталом объединены вокруг двух главных организаций: Турецко-Американской ассоциации (ТАА) в Вашингтоне и Федерации турецко-американских ассоциаций (ФТАА) в Нью-Йорке.
Турецко-Американская ассоциация активно сотрудничает с нефтяными (Exxon Mobil) и военными (Lockheed) корпорациями, пользуясь услугами их лоббистов. По состоянию на декабрь 2015 г. ТАА контролирует рабочую группу Конгресса по турецким делам, состоящую из 150 членов Палаты представителей и 27 сенаторов. В числе почетных членов организации – бывший вице-президент Дик Чейни, экс-госсекретарь Кондолиза Райс, председатель конференции Республиканской партии Вирджиния Фокс, бывшие спикеры Палаты представителей Дэннис Хастерт и Джон Бейнер, а также три бывших руководителя Пентагона – Билл Коэн, Дональд Рамсфелд и Леон Паннета. Очевидно, что костяк про-турецкого лобби составляют республиканцы, продвигающие интересы американского ВПК и разведывательного сообщества. При этом влиятельные политики настоящего и прошлого не прочь получить дополнительные средства на лоббировании турецких интересов в Вашингтоне.
Про-турецкое лобби в США играет значимую роль в рамках принятия Конгрессом решений относительно Ближнего Востока. Так, администрации Обамы удалось сократить внешние ассигнования Турции в 2008–2010 гг., благодаря наличию демократического большинства в обеих палатах Конгресса. Однако после осенних промежуточных выборов 2014 г., демократы потеряли контроль над Палатой представителей и Сенатом.
Тогдашний спикер нижней палаты Джон Бейнер трижды встречался с Эрдоганом, обещая заблокировать «любые инициативы, направленные против американо-турецкой дружбы».
В итоге комитет по ассигнованиям отклонил предложение Белого дома о сокращении военно-технической помощи Турции с 10 до 8 млн долларов. Про-турецкие лоббисты без консультаций с администрацией инициировали рассмотрение резолюции, предусматривающей включение Анкары в проект Трансатлантического партнерства ЕС и США.
Хотя в турецкий лоббизм вовлечены влиятельные группы интересов, существуют и серьезные сдерживающие факторы.
Во-первых, это тандем армянской и греческой диаспоры, лоббисты которых многократно блокировали про-турецкие резолюции и законопроекты.
Второй сдерживающий фактор и наиболее серьезный – израильское лобби. Долгое время израильские лоббисты в США оказывали поддержку Турции, ввиду ее добрососедских отношений с Израилем. Так, члены рабочей группы Конгресса по израильским делам приложили немало усилий для блокирования резолюций по признанию геноцида армян в 2006 и 2010 годах. Однако после ухудшения турецко-израильских отношений в связи с инцидентом с «флотилией свободы» в мае 2010 г. лидеры израильских групп влияния заявили, что больше не станут поддерживать интересы Турции в Вашингтоне.
Третий фактор представлен влиятельной и оппозиционной к Эрдогану группой Гюлена. В отличие от классического про-турецкого лобби, организация «Американо-Тюркский альянс» ориентирована на Демократическую партию. Анализ различных слушаний в Конгрессе по турецкой тематике показал, что лоббисты Гюлена последовательно блокируют инициативы лоббистов из организаций, связанных с режимом Эрдогана. Поддерживая про-демократическую группу Гюлена, администрация Обамы сдерживает про-турецких республиканских лоббистов, ограничивая влияние и маневры Анкары в Конгрессе.
Несмотря на ряд проблем и противоречий, Анкара остается для США серьезной региональной державой, которая, по убеждению ведущих политических элит в Вашингтоне, разделяет западные ценности, что значительно отличает ее от таких региональных мусульманских держав, как Египет, Саудовская Аравия, Катар и Иран. Следовательно, отношения останутся важным пунктом в продвижении американских интересов в постоянно меняющемся регионе, с одной важной оговоркой – для США Турция времен холодной войны и Турция сегодня – разные по стратегической значимости субъекты.
