Конференция ООН по изменению климата, прошедшая в Копенгагене в декабре 2009 г., провалилась не с оглушительным треском, а с достаточно жалким нытьем. Многочисленные конференции и саммиты последнего десятилетия ясно высветили глубокую трансформацию в балансе сил. Наверно, ни одна из тенденций не была столь явной, как закат Европейского союза – главной «жертвы» Копенгагена.
Зенита своего могущества Европа достигла с 1900 г. по 1910 г. Затем ее бесспорное доминирование пошатнулось в результате Первой мировой войны и последовавшего затем усиления Соединенных Штатов. Несмотря на введение евро и расширение Евросоюза на страны Восточной Европы, ранее находившиеся под советским игом, а также невзирая на существенный вес ЕС в мировой экономике (22 % мирового ВВП), прошедшее десятилетие (2000–2010) было лебединой песней Европы в ранге господствующей силы в мире. Копенгаген же стал свидетелем довольно бесславного финала.
В течение этого времени Европейский союз так и не сумел приспособиться к трансформации в мире, в котором появилось несколько новых, быстро усиливающихся экономических и геополитических держав. Он также не смог внести коррективы в трансатлантические взаимоотношения, которые всю вторую половину XX века были краеугольным камнем управления миром и той важной роли, которую играла Европа. Закат трансатлантической солидарности будет считаться одним из главных наследий последних десяти лет.
Главная неудача Европы заключалась в ее неспособности работать подобно отлаженному механизму. На протяжении всего десятилетия она вела себя не как единое целое, а как разрозненные государства, действующие разнонаправлено. И тому есть немало примеров.
После вторжения США в Ирак европейское сообщество раскололось на твердых сторонников этой меры во главе с Великобританией и твердых противников во главе с Германией и Францией. Трудно представить себе, что эти глубокие геополитические разногласия можно преодолеть, проводя общую торговую политику, которая недавно была согласована.
Менее драматичным, но не менее показательным примером служат разногласия между либеральным Севером (Скандинавские страны, Великобритания, Германия, Нидерланды) и протекционистским Югом (страны Средиземноморья и примкнувшие к ним восточные союзники, в частности Польша) в ходе так называемой «бюстгальтерной войны» между Евросоюзом и Китаем. Она началась в результате «вторжения» на европейский рынок китайского текстиля и одежды (включая бюстгальтеры) после окончания срока действия соглашения о торговле текстилем между странами-производителями и потребителями, подписанного членами Всемирной торговой организации (ВТО) десятью годами ранее. Дальнейшие торговые разногласия между членами ЕС возникли в 2008 г. с началом рецессии. Теоретически Европейский союз проводит общую торговую политику, но не имеет общей торговой идеологии.
Сейчас на торговом фронте Евросоюза спокойнее, но в основном потому, что США притормозили раунд переговоров по ВТО в Дохе. Итог предыдущих раундов зависел от того, какая договоренность достигалась между ЕС и Соединенными Штатами. Попытка использовать ту же тактику была предпринята незадолго до встречи министров стран ВТО, которая состоялась в мексиканском городе Канкун в 2003 г., но она закончилась полным провалом. В настоящее время США испытывают потребность в новых партнерах не только в торговле, но и в других областях. Такими партнерами могут стать Бразилия, Индия и/или Китай.
Неспособность Европы согласованно действовать в экономике была также наглядно проиллюстрирована отсутствием единой стратегии в ответ на глобальный финансовый кризис 2008 г., вследствие чего бывший министр иностранных дел Германии Йошка Фишер охарактеризовал политику Европейского союза как «недопеченную».
Самым вопиющим примером неразберихи, царящей в Евросоюзе, стала сага о европейской Конституции/Лиссабонском договоре. Это был процесс «сверху вниз», когда лидеры ЕС хотели – без необходимых консультаций и должных разъяснений – навязать гражданам стран-членов сначала Конституцию, а затем, когда она была отвергнута на референдумах во Франции (май 2005 г.) и Нидерландах (июнь 2005 г.), видоизмененный договор, подписанный в португальской столице. После прохождения через процедурные муки Лиссабонский договор вступил наконец в силу 1 декабря 2009 г. Сага, длившаяся целых восемь лет, то есть большую часть десятилетия, не только показала, как Европе трудно приспособиться к новому порядку, но и выявила, до какой степени чиновники Европейского союза утратили связь с широкой европейской общественностью. Если иностранцам трудно понимать и тем более признавать европейских «лидеров», то же самое можно сказать и о самих европейцах.
Десятилетие завершилось в декабре 2009 года фарсом назначения бельгийца Хермана ван Ромпёя и британской баронессы Кэтрин Эштон, не имеющих опыта работы в международных либо даже европейских организациях, соответственно председателем Евросоюза и верховным представителем ЕС по иностранным делам и политике безопасности.
Устаревшие подходы к управлению мировым хозяйством в XXI столетии хорошо видны на примере многих организаций, прежде всего «Большой семерки», где ЕС имеет непропорционально большое представительство в лице Великобритании, Германии, Италии и Франции. Эта аномалия была частично исправлена созывом первого саммита «Большой двадцатки» в Вашингтоне, который состоялся в ноябре 2008 г. После подтверждения этого нового формата на Питсбургском саммите в сентябре 2009 г. стало ясно, что появилась новая организация для управления мировой экономикой. Вместо того чтобы действовать совместно, последовательно и согласованно в качестве единого сообщества, Европейский союз настоял не только на сохранении в «Большой семерке» вышеназванных четырех стран, но и на добавлении еще трех членов – Испании, Нидерландов и Европейской комиссии. Управляющие органы Евросоюза представляют собой клубок противоречий.
С утратой влияния и престижа на мировой арене Европа могла претендовать на лидерство только в одной области – борьбе с изменением климата, но даже и в этом вопросе она проявила недееспособность. Копенгагенская конференция в целом считается неудачной, а некоторыми воспринимается как полное фиаско. Для Европейского союза это было унизительно. Принимая у себя мероприятие колоссальной значимости, Дания, представляющая Евросоюз, продемонстрировала крайне низкий уровень организации с точки зрения транспортного и материально-технического обеспечения, и это само по себе было очень досадно. Унизительным был и тот факт, что никто не обращал внимания на твердую позицию лидеров ЕС, считавших, что в Копенгагене необходимо заключить четкое и конкретное соглашение по снижению выбросов углеводородов в атмосферу. Европейцев фактически даже не было видно в Копенгагене – они были немногим активнее сторонних наблюдателей: одни призраки и никакого Гамлета!
С точки зрения более глобальных перспектив главный урок Копенгагена состоит в том, что однополярному американскому миру пришел конец и единственным жизнеспособным вариантом является мир многополярный. Однако в новом многополярном мире, формирующемся в этом десятилетии и подтвержденном в датской столице, Европейскому союзу отводится роль скорее наблюдателя, чем действующего игрока.
В Копенгагене было продемонстрировано, что трансатлантический союз агонизирует. Президент США Барак Обама все время посвящал обхаживанию «ведущих» стран – Бразилии, Индии, Китая и ЮАР. Евросоюз не внес никакого вклада в достигнутое «согласие». Председатель Еврокомиссии узнал об этой договоренности из сообщения, присланного ему на мобильный телефон.
На основании тенденций, обозначившихся в первом десятилетии XXI века, которые так наглядно высветились в Копенгагене, можно предположить, что в следующие десять лет закат Европы может продолжиться и она будет играть все меньшую роль в решении вопросов международной повестки дня. Это достойно сожаления. Несмотря на все свои неудачи и уязвимые места, Европа может многое предложить мировому сообществу, в том числе и в области изменения климата. Любая тенденция обратима, включая и тенденцию заката Европы. Однако это потребует перестройки сознания европейцев – не только руководства, но и широкой европейской общественности. Пока же рассчитывать на это трудно.
Права на данную публикацию 2009 года принадлежат Центру изучения глобализации Йельского университета (США).