Громкое высказывание Сергея Лаврова, что Россия может разорвать отношения с Европейским союзом, восприняли как новость, хотя он об этом уже говорил. Сейчас дискуссия обострилась из-за неудачного визита в Москву главы европейской дипломатии Жозепа Борреля. Повестка его посещения явственно продемонстрировала различие того, как Москва и Брюссель воспринимают теперь отношения друг с другом.
Европейские институты в лице бывшего испанского министра считают главным обсуждение с российскими руководителями положения дел в Российской Федерации – состояние прав и свобод. С российской стороны это вызывает не просто непонимание, как было и прежде, но и предельно резкое отторжение.
У конфликта есть несколько уровней – общемировой; региональный; чисто прикладной.
Общемировой
Он связан с тем, что глобальная система резко меняется. Глобализация как движение в сторону общепринятых универсальных правил обратилась вспять, основной тенденцией повсеместно становятся суверенизация и протекционизм в широком понимании. Все правительства чувствуют себя уязвимыми, поскольку не могут быть полностью уверены в способности эффективно контролировать процессы на собственной территории. Отсюда повышенная чувствительность ко всему, что содержит в себе внешнее воздействие на внутренние процессы. В России это присутствовало всегда, хотя в несколько менее выраженной форме, в США и Европе – феномен новый, но быстро растущий.
Тем более что, заявляя об этом своем праве, ЕС не может обеспечить его реализацию на практике, попросту не хватает действенных рычагов воздействия. Повторим – нейтрализация подобных рычагов является сегодня приоритетом всех мировых правительств.
Региональный
До определённого момента европейская интеграция считалась доминирующей политической формой в Европе и на сопредельных территориях. Отношения России и ЕС с середины 1990-х гг. исходили как раз из этого – грядущая Европа будет иметь центром Брюссель, а остальные должны искать способы к этому приноровиться, занять свои ниши в обширном сообществе. Отсюда и идея, что даже не входящим в Европейский союз (и не планирующим туда стремиться) странам следует в политической практике руководствоваться нормами Евросоюза и отчитываться о соответствии. Экономические и прочие связи обуславливались следованием определённому набору правил. Эти правила одновременно служили инструментом управления процессами со стороны того, кто их формулирует, то есть Брюсселя.
Такая модель исчерпала себя по нескольким причинам. Проект обустройства «Большой Европы» согласно представлениям ЕС снят с повестки дня, Евросоюз слишком занят собственными проблемами и спасением самой интеграции.
Запад в целом возвращается к попытке консолидации внутри себя – то есть оборонительная логика превалирует над наступательной. Россия ни с кем интегрироваться не собирается, даже с собственными проектами сейчас вопрос.
Какие есть основания для того, чтобы при таком положении дел всерьёз воспринимать чьи-то указания на темы, касающиеся внутренних процессов? Тем более что политический транзит в России если ещё не начался, то, несомненно, предстоит. И странно было бы, если бы даже намёк на попытки влияния извне не воспринимался в качестве диверсии.
Чисто прикладной
Чем чреват «разрыв»? Министр Лавров подчёркивает, что речь идёт о европейских институтах, не о Европе как совокупности отдельных стран. Все политические диалоги с ЕС прекратились в 2014 г. Экономическое сотрудничество, которое не затронуто санкциями и продолжается, идёт между Россией и разными государствами – членами Евросоюза. Теоретически можно, конечно, вообразить сценарий, когда эти связи рушатся, но это уже катастрофа сродни военной, которая ударит по всем участникам. Вероятнее (и это соответствует общим тенденциям в Евросоюзе), страны-члены станут по возможности выстраивать свои экономические отношения с Москвой. Конечно, будь при этом атмосфера между Россией и европейскими институтами рабочей, это стало бы подспорьем и могло открыть новые двери. Но по описанным выше причинам такого ожидать не приходится.
Как бы ни относиться к истории отношений России и Европейского союза в 1990–2000 гг., а стороны тогда, действуя в определённой парадигме, старались расширять возможности, эта парадигма закончилась. Держаться за её атрибуты сейчас и впредь просто уже бесперспективно.
