Почему одни страны практически победили пандемию, а другие продолжают бороться с ней? Всё зависит от того, как общества реагируют на угрозы. Это способствует и пониманию важных политических вопросов: например, почему демократии становятся восприимчивы к авторитарной политике.
Пандемия COVID-19 уже убила около 4 млн жителей нашей планеты. Некоторые страны отреагировали на первые вспышки заболевания быстрыми и решительными действиями, введя жёсткий карантин, закрыв границы, отслеживая контакты заболевших, вводя нормы социального дистанцирования и обязательное ношение масок. Многие избежали худшего сценария развития пандемии, максимально снизив количество новых случаев и смертей. Другие государства отчаянно пытались дать отпор болезни, но им не удалось предотвратить трагических последствий: свирепствующая эпидемия, переполненные больницы и морги.
Эта разница между странами поражает воображение. И на Тайване, и в штате Флорида проживает около 20 млн человек, но по состоянию на май 2021 г. на Тайване зафиксировано всего 23 смерти от COVID-19, тогда как во Флориде умерло 36 тысяч человек. Чем можно объяснить такую пугающую разницу? Новые исследования социологов выявили фактор, которому редко придают значение: всё зависит от того, как общества реагируют на угрозы. В некоторых странах хорошо развит рефлекс опасности, что объясняется их многовековой борьбой с хроническими заболеваниями, иностранными вторжениями, природными катастрофами и другими невзгодами. Склонность людей соблюдать правила во время кризиса сослужила добрую службу некоторым странам во время пандемии, что хорошо видно на примере Тайваня. Государства, которые редко сталкивались с серьёзными угрозами, не выработали нужных рефлексов и сплоховали, когда потребовалось быстро реагировать на новый вирус. Жители Флориды не желали соблюдать правила социального дистанцирования и масочный режим.
Страна, строго соблюдающая социальные нормы и настаивающая на них, является «дисциплинированной». Люди в таком обществе не принимают девиантного поведения и в целом привержены правилам. «Либеральные» страны ценят творчество и свободу личности. Они не следуют жёстко правилам и обычаям, но часто проявляют терпимость к новым идеям и образу жизни. Приезжающие в Германию замечают, что пешеходы спокойно ждут зелёного сигнала светофора, чтобы перейти улицу в часы пик, тогда как в Соединённых Штатах нередко можно видеть, как люди ловят подходящий момент, чтобы перебежать на красный свет.
Социальные нормы образуют нервные системы национальных государств. Подобно тому, как у нервных систем организма имеются общие точки давления, которые могут запускать предсказуемые психофизиологические рефлексы, человеческие общества также имеют подобные точки.
Автократы-популисты апеллируют к стремлению общества к порядку, сочувствуя людям, ощущающим угрозу, и обещая им возвращения к строгим правилам. Их сила – в фундаментальном понимании ужесточения и ослабления социальных норм.
Дисциплинированные и расхлябанные
Греческий историк Геродот, путешествуя по миру в пятом столетии до нашей эры, первым заметил разнонаправленные тенденции в разных обществах: одни тяготели к порядку, другие – к вседозволенности. Он выделял Персидскую империю за её открытость к иностранным идеям и практикам: «Обычаи чужеземцев персы перенимают охотнее, чем какой-нибудь другой народ. Даже платье они носят мидийское, а панцири на войну надевают египетские». Египтян же он описывал как людей, придерживающихся строгих норм, особенно в том, что касается чистоплотности, религии и уважения к властям. Спустя два века греческий историк Полибий противопоставлял римскую дисциплину, порядок и рациональность кельтской порывистости, хаотичности и горячности на поле боя. Эти древние авторы наткнулись на одно из важнейших различий между разными группами людей: силу и жёсткость их социальных норм.
И только в конце 1960-х гг. социология начала принимать во внимание эти существенные различия. Американский антрополог Перти Джей Пелто в своём труде об основополагающих культурных кодах ввёл понятия «дисциплинированные» и «расхлябанные». Подобно многим эпохальным открытиям, для Пелто это во многом было случайным озарением. Он взялся изучить влияние северного оленеводства на общественную политику среди коллтов-саамов в северной Финляндии. Однако больше всего его заинтриговало отсутствие у этих людей жёстких норм. Он ожидал найти семьи, организованно и систематически занимающиеся оленеводством. Вместо этого он увидел, что коллты оставляют оленей без присмотра, лишь изредка их навещая, и у них очень смутное представление об организованном сотрудничестве между собой.
Впоследствии Пелто изучил нормы у двадцати традиционных народностей. У «дисциплинированных» гуттеритов (анабаптистов) Северной Америки, хопи из Аризоны и народности лугбара в Уганде были строгие и вполне формальные правила, и они практиковали суровые наказания за их нарушение, тогда как у «расхлябанных» колттов Финляндии, бушменских племён ЮАР и индейцев кубео в Бразилии не было жёстких норм, и они были намного терпимее к девиантному поведению. Труд Пелто так и не получил заслуженного признания – в течение нескольких десятилетий он был завален другими фолиантами в библиотеках мира.
Мы с группой исследователей возобновили эксперимент там, где остановился Пелто, отследив и ранжировав дисциплинированность и расхлябанность в 33 странах[1]. Мы изучали восприятие непререкаемости социальных норм в разных странах. Мы спрашивали у людей – много ли в их стране социальных норм, которых они должны придерживаться? Сильно ли в их обществе неодобрительное отношение к тем, кто нарушает правила? И соблюдают ли их соотечественники общепринятые социальные нормы в большинстве случаев? Анализ восприятия позволил нам оценить различия в жёсткости (дисциплинированности) и «безалаберности» в разных местах земного шара. Конечно, человеческие общества не монолитны, и в некоторых областях нормы могут соблюдаться беспрекословно, а в других не так строго.
Однако дисциплинированность и расхлябанность – в целом скорее относительные, нежели абсолютные понятия. Люди более дисциплинированны в таких странах как Австрия, Германия, Япония, Норвегия, Сингапур, Южная Корея и Турция, тогда как жители Бразилии, Греции, Нидерландов, Новой Зеландии, Испании и США склонны меньше считаться с социальными предписаниями. Следование и неподчинение нормам могут быть как преимуществом, так и недостатком конкретного общества. Культуры, где принято соблюдать существующие нормы, олицетворяют собой порядок и дисциплину. Такое общество обычно состоит из людей, которые внимательнее относятся к правилам, больше сдерживают свои импульсы и думают о том, как бы не допустить ошибку. Это более однородные общества, что проявляется даже в синхронизации часов на улицах города. В культурах с менее жёсткими нормами меньше порядка: люди хуже контролируют свои импульсы, у них выше долговое бремя, они больше склонны к ожирению, алкоголизму и наркомании. Но люди в таких культурах также более открыты: они терпимы к представителям разных рас, религиозных убеждений и сексуальной ориентации; они предприимчивы и изобретательны.
Чем объясняются такие различия в социальных нормах? Культуры с более и менее жёсткими нормами не имеют очевидных общих характеристик, таких как географическое положение, язык, религия или традиции. Уровень ВВП также не является определяющим фактором: в обеих категориях есть много богатых и бедных стран. В богатой Японии и бедном Пакистане жёсткие социальные нормы. С другой стороны, в богатых Соединённых Штатах и гораздо более бедной Бразилии люди не склонны подчиняться жёстким правилам поведения. На самом деле степень строгости норм в обществе зависит от того, подвергалось оно частым угрозам или нет.
Культуры, где больше чтут социальные нормы, чаще переживали природные катастрофы, люди там чаще болеют, у этих стран меньше природных ресурсов, выше плотность населения, и они переживали частое вторжение неприятельских войск. Группы, чаще подвергающиеся опасностям, нуждаются в более жёстких правилах для совместного выживания. Группы, испытывавшие меньше угроз, могут позволить себе вседозволенность. Например, Соединённые Штаты отделены от других континентов океанами, у них много природных ресурсов, и их жители переживали сравнительно мало вторжений и крупных природных катастроф за свою историю. В Сингапуре, напротив, очень высокая плотность населения, более 20 тысяч человек на квадратную милю; страна страдает от нехватки природных ресурсов, и пережила риск этнического насилия в XX столетии. Архитектор экономического подъёма Сингапура Ли Куан Ю выразил это очень просто в своей книге «От Третьего мира к Первому»: «Мы руководствовались одним простым принципом для выживания: Сингапур должен быть более жизнестойким, лучше организованным и более эффективным, чем другие страны нашего региона».
Хотя есть некоторые исключения, закономерность явно прослеживается на разных континентах и в разные эпохи. Возвращаясь к исходному источнику данных Пелто, а именно – этнографии, мы расширили его выборку, исследовав более 86 неиндустриальных обществ[2]. И выявили ту же связь между подверженностью угрозам и жёсткостью социальных норм. Общества, пережившие множество острых кризисов и опасностей, склонны к большей упорядоченности, подозрительно относятся к отличиям, а также более дисциплинированны в соблюдении правил, чем общества без такого исторического опыта.
Популистские авторитарные лидеры используют и усугубляют сигналы об угрозе, манипулируя ими, а затем обещают вернуть свои страны к жёсткому порядку. Столкнувшись с пандемией, общества проигнорировали сигналы об угрозе, что привело к трагическим последствиям. Понимание динамики жёсткости-разболтанности может помочь лучше предвидеть эти вызовы и управлять ими.
По демократическому счёту
В какие бы крайности ни впадали популистские авторитарные лидеры, они стремятся дать согражданам ответ на вопрос: кто меня защитит? До президентских выборов в США 2016 г. моя исследовательская группа выяснила, что американцы, понимавшие множество угроз, нависших над страной – нелегальная иммиграция, нехватка рабочих мест, преступность, терроризм и Иран, – хотели более жёсткой политики. Они жаждали безопасности и порядка в обществе, которое, как им казалось, раскалывалось. Эти предпочтения в гораздо большей степени, чем политическая ориентация, указывали на то, что избиратели поддержат Дональда Трампа точно так же, как их политические единомышленники во Франции могли поддержать Марин Ле Пен.
Глобализация, наплыв иммигрантов и интернет преобразовали общество так, что старый порядок затрещал по швам. Автократы-популисты взывают к людям, опасающимся перемен и беспорядка, подозревающих, что в обществе растёт вседозволенность. Сила этих лидеров зиждется на фундаментальном понимании того, как ужесточаются и ослабляются социальные нормы. Разжигая страхи по поводу того, что страна вот-вот снимется с якоря и станет неуправляемой, они обещают быстрые, простые решения, которые вернут жёсткий общественный порядок былых времён.
Вспомните речь Трампа 2015 г. перед началом его избирательной кампании, в которой он обратил внимание на опасность, исходящую от мексиканских «насильников», и доказывал, что Китай «нас убивает». Крайне правый итальянский политик Маттео Сальвини гневно обрушился на иммигрантов, заявив: «Нас атакуют. Наша культура, общество, традиции и образ жизни под угрозой». Венгерский премьер-министр Виктор Орбан заявил, что его стране нужно избавиться от «мусульманских захватчиков». Марин Ле Пен предупреждала, что глобализация и ислам «поставят Францию на колени». Ожидание страшной опасности пробуждает у избирателей подсознательный эволюционный импульс, ведущий к ужесточению правил, которое издревле способствовало выживанию. Демократиям необходимо считаться с этой психологией. Популистские лидеры приходят и уходят, а угроз, мнимых или реальных, всегда много, и они порождают желание ужесточить социальные нормы. Некоторые из этих угроз, например, потеря хорошо оплачиваемых и безопасных рабочих мест для рабочего класса на Западе, вполне реальны. Вместо того, чтобы отмахиваться от справедливых опасений избирателей, властям нужно понимать тех политиков, которые изо всех сил стараются разработать новаторские решения – прежде всего, для людей, выброшенных с рынка труда из-за упадка промышленного производства и внедрения искусственного интеллекта.
Политикам в США следует также иметь в виду непреднамеренные последствия резких изменений культурных норм. Внезапное вытеснение давнишних правил поведения может стать причиной воцарения беспорядка и хаоса, что позволяет автократам-популистам броситься на амбразуру и обещать людям обуздать хаос и навести порядок. Так было во время «арабской весны»: после того, как восставший народ в 2011 г. изгнал египетского президента Хосни Мубарака, стало очевидно, что в Египте происходит переход не к свободе, а к хаосу. Из опросов египтян весной 2012 г. вытекало, что те, кто опасался отсутствия безопасности в стране, утратившей традиционные социальные нормы, выражали горячую поддержку автократическому правлению. В скором времени в Египте установился ещё более жёсткий режим, что можно охарактеризовать как автократический рецидив. По этой же причине население в дезорганизованных районах Ирака, где царил хаос, поначалу приветствовало так называемое «Исламское государство»[3], обещавшее навести порядок и восстановить услуги, которые перестало оказывать иракское правительство. История снова и снова учит нас, что хаос порождает желание жёсткости и порядка. Эта психология делает население в странах, где нет правопорядка, уязвимым для экстремистов.
Угроза пандемии
Приведённые выше примеры показывают, как восприятие угроз, реальных или мнимых, может способствовать ужесточению норм в обществе. Но пандемия COVID-19 трагически продемонстрировала губительные последствия для обществ, которые не ужесточают правила, сталкиваясь с подлинной угрозой.
Когда в 2020 г. произошла вспышка заболеваний, вызванных коронавирусом, правительства и граждане обратились к официальным лицам ВОЗ, специалистам по инфекционным болезням и экономистам, чтобы они помогли сформулировать стратегии сдерживания пандемии и восстановления. Но не только эксперты помогали в борьбе с пандемией – свою роль сыграла и та самая жёсткость социальных норм. Обществам, не привыкшим жить по правилам, было намного труднее справиться с пандемией, чем странам с более строгой дисциплиной. Проанализировав реакцию свыше пятидесяти стран осенью 2020 г.[4], мы установили, что там, где люди не привыкли жить по правилам, зафиксировано в пять раз больше случаев заражения и в восемь раз больше смертей, чем в странах с жёсткими социальными нормами. Этот эффект обнаруживался даже с поправкой на богатство, неравенство, возраст, плотность населения, климатические условия, авторитаризм и жёсткость реакции правительств. Ирония в том, что жители стран, где нет непререкаемых правил или норм, гораздо меньше боялись COVID-19 в 2020 г., несмотря на резкий рост заболеваемости.
В странах с жёсткими социальными нормами 70 процентов людей очень боялись подхватить вирус, а в странах с нежёсткими нормами – только 50 процентов. Не все страны с нежёсткой культурой имели плохие показатели, и не всем странам со строгой дисциплиной удалось ограничить заболеваемость и смертность во время пандемии. И всё же результаты нашего исследования говорят о том, что расхлябанность во время коллективной угрозы не сулит ничего хорошего. Жители стран, которые редко сталкивались с серьёзными угрозами, не так быстро отреагировали на первые сигналы об опасности. На самом деле вирус получил огромные преимущества в тех странах, жители которых никогда не были склонны жить по строгим правилам.
Американцы олицетворяют авантюрный дух, который подпитывает их первоклассную изобретательность и склонность к инновациям, но становится серьёзным минусом во время коллективной угрозы. Бесчисленное множество американцев нарушали официальные предписания органов здравоохранения, устраивая вечеринки, отправляясь за покупками без масок, презирая вирус и посмеиваясь над ним. Вместо того, чтобы бояться COVID-19, многие американцы были больше встревожены карантинными мероприятиями и требованием носить маски в общественных местах.
А тем временем жители Сингапура и Тайваня добровольно соблюдали правила социального дистанцирования, масочный режим и не собирались большими компаниями в замкнутом пространстве. В обеих странах властям удалось защитить население без остановки экономической деятельности. Лидеры играют колоссальную роль, влияя на психологию граждан, которые могут либо соблюдать предписания, либо игнорировать их.
По словам президента Бразилии Жаира Болсонару, вирус вызывал просто «насморк», а Трамп обещал, что он просто «исчезнет». Эти пренебрежительные насмешки перед лицом смерти воодушевляли их последователей делать то же самое. С эволюционной точки зрения приуменьшение угрозы позволяет избежать необходимого ужесточения мер для её отражения.
Раскрыть код
Пандемию можно считать генеральной репетицией будущих угроз и напоминанием о важности культурной компетентности. Правительствам в излишне либеральных странах нужно быть готовыми чётко и последовательно объяснять риски гражданам. В отличие от конкретных и явных угроз типа военных действий и терроризма, микроорганизмы невидимы глазу, поэтому люди могут воспринимать их как нечто абстрактное и игнорировать сигналы о надвигающейся опасности. Правительства обязаны напоминать гражданам, что ужесточение правил во время коллективной угрозы – временная мера. Чем скорее общество начнёт следовать жёстким нормам, тем скорее оно сможет отвести угрозу и вернуться к прежним вольностям.
Новая Зеландия, славящаяся своими свободными нравами, правильно это поняла. Благодаря отменному руководству и готовности граждан соблюдать правила, страна победила COVID-19 вместо того, чтобы быть побеждённой этим вирусом. Она продемонстрировала способность быть одновременно жёсткой и свободной, вводя строгие меры при возникновении объективной опасности и ослабляя их при отступлении угрозы. Индия, склоняющаяся к жёстким мерам, сделала нечто противоположное: она преждевременно ослабила вожжи, что привело к трагическим последствиям. Понимание политики строгой дисциплины и послаблений позволит правительствам и обществам разных стран лучше предвидеть тенденции в быстроменяющихся регионах и разрабатывать национальные стратегии с учётом более тонкого понимания культурных различий. Геродот распознал эти культурные коды несколько тысячелетий тому назад, и сегодня мыслителям и политикам пора сделать то же самое!
Опубликовано в журнале Foreign Affairs № 4 за 2021 год. © Council on foreign relations, Inc.
[1] Статья об этом опубликована в журнале Science в 2011 году.
[2] Статья опубликована в журнале «Труды королевского общества» (Proceedings of the Royal Society) за 2020 год.
[3] Запрещено в России.
[4] Наш анализ опубликован в журнале “The Lancet Planetary Health”.
