Кому-то из участников студенческих протестов в Париже 1968 г. приписывают фразу: «Будьте реалистами, требуйте невозможного». Для революции – в самый раз. А если её не предполагается?
Как завершаются военные конфликты? По-разному: от разгрома и даже полного уничтожения противника до политико-дипломатических разменов с относительными выгодами одних и убытками других. Бывают тягучие «ничьи»: либо бесперспективность противоборства, либо сразу основа для скорой новой вспышки. За всю историю вооружённых коллизий вариантов исхода насчитаем десятки.
Общественное сознание, конечно, ориентируется на образцы сравнительно недавние, живые с точки зрения текущей политики и национальной идентичности. В этом смысле ХХ век, естественно, отодвигает на задний план более давние события. Но этот период не надо считать исторической нормой.
Как сказано в недавнем ежегодном докладе Международного дискуссионного клуба «Валдай», «ключевой чертой стратегического мышления прошлого столетия стало принятие необходимости тотального разгрома и капитуляции оппонента как способа разрешения системных противоречий и создания предпосылок мирового порядка». Эта логика диктовала ход мировых войн – в нарастающей степени Первой, полностью – Второй, которая и закончилась ликвидацией в былом виде одного из противников (стран оси). Пафос борьбы на уничтожение присутствовал и в холодной войне, по природе идеологической. «Обе стороны изначально ставили задачу не просто взять верх над оппонентом, а изменить его общественно-политическую и экономическую формацию». И то, что «произошло с СССР и созданными им военными и экономическими альянсами, напоминало разгром не военный, а идейно-политический».
Последнее породило эйфорию Запада и привело к появлению иного типа конфликтов: в духе «правильной» и «неправильной» сторон истории.
Прошлое столетие наложило отпечаток на наши представления, однако от его наследия мы уходим. Международная политика возвращается к предшествующим образцам – менее идеологизированным, чем мы привыкли в ХХ веке, и не столь упорядоченным, как сложилось во второй его половине. А исход схватки снова определяется соотношением сил и результатом военного столкновения.
Ажиотаж на Западе из-за очередного миротворчества администрации США связан с тем, что предложенные параметры урегулирования основаны, как настаивают американские официальные лица, не на желаниях, а на реалиях. А они таковы: Украина не способна выиграть эту войну, зато может её вчистую проиграть, понеся тяжелейшие потери разного рода. Цель – не допустить дальнейших потерь и смягчить уже случившиеся, зафиксировав статус-кво, пусть и удручающий для Киева. И это более или менее классический подход к конфликту, имеющему важное, но не экзистенциальное значение как минимум для вовлечённых внешних сил.
Украинские и европейские участники, напротив, до сих пор характеризуют происходящее как битву ценностей и принципов, итогом которой должна стать полная моральная и военная победа. Раз в обозримой перспективе такое не реалистично, надо тянуть время в надежде на серьёзные изменения в России или, например, в США.
Похоже, военно-политический маховик прокрутится ещё, по крайней мере, один раз.
Размывание выхолостит и то, что является сдвигом в правильном направлении, по мнению России. Значит, предстоит ещё один раунд, как уже было. Состояние дел на фронте должно толкать Киев к реализму, но пока, видимо, не в достаточной степени.
Вопрос, стоящий перед Россией, возвращает к первоначальным рассуждениям – какой исход из возможных приемлем? И местом действия, и характером противоречий украинская баталия отсылает к конфликтам не ХХ, а скорее XVII–XVIII веков, когда Россия, говоря современным языком, самоопределялась с пониманием собственных границ – не только административных, но и культурных. Иными словами, речь шла не о переустройстве мира, а об обустройстве себя. Процесс это был продолжительный, с приливами и отливами. То есть не в логике разовой окончательной победы.
Пока идут боевые действия, рычаг сохраняется. Как только они прекращаются, Россия оказывается одна (иллюзий не питаем) перед лицом скоординированного политико-дипломатического давления. После определения для себя самих реальных целей, соответствующих имеющемуся потенциалу, необходима дипломатия, направленная на их достижение, но как сопровождение боевых действий. Впрочем, мало сомнений, что в российском руководстве это хорошо понимают.
Российская газета
Автор: Фёдор Лукьянов, главный редактор журнала «Россия в глобальной политике».
