ПРОБЛЕМА У ДВЕРЕЙ АМЕРИКИ
Возможность проникновения на территорию США через мексиканскую границу террористов, умело затерявшихся среди нелегальных иммигрантов, вызывает беспокойство у телекомпании Fox News и Лу Доббса из CNN. Чтобы предотвратить теракты в США, Пентагон ведет войну на Ближнем Востоке. Однако главный кошмар для чиновников из Министерства внутренней безопасности – это моджахеды, имеющие паспорта и прибывающие в безвизовом режиме из западноевропейских государств – союзников США.
Сети джихадистов раскинулись по всей Европе – от Польши до Португалии – благодаря распространению радикального ислама среди потомков гастарбайтеров, которых вербовали когда-то для поддержания экономического чуда в послевоенной Европе. В дымных кофейнях Роттердама и Копенгагена, в импровизированных молельнях Гамбурга и Брюсселя, в лавках исламистской литературы в Бирмингеме и «Лондонистане», в тюрьмах Мадрида, Милана и Марселя иммигранты или их потомки записываются добровольцами на священную войну против Запада – джихад. Именно голландский мусульманин марокканского происхождения, рожденный и воспитанный в Европе, убил в ноябре прошлого года в Амстердаме кинорежиссера Тео ван Гога. Проведенное Центром имени Никсона исследование группы из 373 моджахедов, проживавших в Западной Европе и Северной Америке с 1993 по 2004 год, показало, что французских граждан среди них оказалось вдвое больше, чем саудовских арабов, а британцы численно преобладали над гражданами Судана, Йемена, ОАЭ, Ливана и Ливии. По крайней мере четверть из участвовавших в исследовании джихадистов являлись гражданами западноевропейских стран, имеющими право безвизового въезда в Соединенные Штаты.
Появление в Европе моджахедов, взращенных на отеческой почве, угрожает не только самой Европе, но и Соединенным Штатам. Однако прошлой зимой на встрече по вопросам европейско-американского сближения эта проблема вообще не поднималась. Ни президент Джордж Буш-младший, ни госсекретарь Кондолиза Райс не привлекли внимания присутствующих к этой общей угрозе, хотя на ней следовало бы сосредоточиться и она могла бы помочь укрепить солидарность Запада.
ТВОЯ СТРАНА – ЭТО МОЯ СТРАНА
Массовая иммиграция мусульман в Европу – это незапланированное следствие реализации программ по привлечению гастарбайтеров после окончания Второй мировой войны. При поддержке дружелюбно настроенных политиков и сочувствующих судей иностранные рабочие, чье пребывание предполагалось как временное, воспользовались программами воссоединения семей и превратились в постоянных резидентов. Последующие волны иммигрантов слились в океан потомков. Сегодня мусульмане составляют большинство иммигрантов в целом ряде западноевропейских стран, в том числе в Бельгии, Франции, Германии и Нидерландах, и самую многочисленную группу среди иммигрантского населения в Великобритании. Точные цифры определить трудно, поскольку при проведении переписи населения на Западе респондентам редко задают вопрос об их вероисповедании. Но по приблизительным оценкам, от 15 до 20 миллионов мусульман сегодня называют Европу своей родиной и составляют от четырех до пяти процентов ее общего населения. (Количество мусульман в Соединенных Штатах, вероятно, не превышает 3 миллионов – менее двух процентов населения страны.) Относительное преобладание проживающих за границей мусульман наблюдается во Франции (от семи до десяти процентов общего населения); следом идут Нидерланды, Дания, Швеция, Великобритания и Италия. Учитывая продолжающуюся иммиграцию и высокий коффициент рождаемости у мусульман, Национальный совет по разведке прогнозирует, что к 2025-му мусульманское население Европы вырастет вдвое.
Если, иммигрируя в США, мусульмане въезжали в огромную страну, созданную переселенцами, то в Европе, куда большинство мусульман начали прибывать только после окончания Второй мировой войны, им приходилось «втискиваться» в компактные и культурно однородные нации. Их приток оказался для многих принимающих стран новым и зачастую нежелательным феноменом. Между тем иммигранты из Северной Африки сохраняли прочную приверженность к своим родным культурам. Значительно отличаясь от американских мусульман, рассеянных географически, раздробленных этнически и в целом финансово благополучных, европейские мусульмане собирались вместе со своими соотечественниками в анклавы, подобные гетто: алжирцы во Франции, марокканцы в Испании, турки в Германии и пакистанцы в Великобритании.
Присутствие мусульманских иммигрантов в Европе уже заметнее, чем присутствие выходцев из Латинской Америки в Соединенных Штатах. В то время как испаноязычная община Америки представляет собой смесь самых разных национальностей, различные мусульманские народы Западной Европы, напротив, скорее несхожи между собой, образуют сплоченные группы и ожесточены. В Европе принимающие страны, так и не научившиеся интегрировать приезжих, входят в столкновение с иммигрантами, которые исключительно цепко держатся за свой уклад. Они вызывают к жизни одну из разновидностей того, что французский исследователь Оливье Руа называет «глобализованным исламом»: воинствующий исламистский протест против господствa Запада, антиимпериализм, усиленный стремлением к религиозному возрождению.
Как признаёт французский ученый Жиль Кепель, «ни кровь, пролитая мусульманами Северной Африки, сражавшимися во французских мундирах во время обеих мировых войн, ни пот рабочих-мигрантов, живших в плачевных условиях и за жалкие гроши восстанавливавших Францию (и Европу) после 1945 года, не превратили их детей… в полноценных сограждан». Так что неудивительно, что радикальный лидер Союза исламских организаций Франции, связанного с «Братьями мусульманами», проклинает свою родину: «О, милая Франция! Неужели тебя удивляет, что столько твоих детей объединяются вокруг обжигающего “нааль бу ля Франс” [пропади пропадом, Франция] и проклинают твоих Отцов?»
Демография, история, идеология и политика Европы привели к тому, что сегодня она чаще всего служит домом для недовольных жизнью потомков мусульман, которые номинально являются ее гражданами, но не вписались ни в ее культуру, ни в социальную среду. Пока ее профессора рассуждали об устаревшей концепции национального государства, Западная Европа, сама не осознавая, что происходит, обзавелась не колониальной империей, а чем-то вроде внутренней колонии, примерно равной по численности населения Сирии. Многие из этой колонии хотели бы интегрироваться, и они пытаются взбираться по крутым ступеням европейской общественной лестницы. Но значительная часть мусульманской молодежи отвергает свой статус второстепенных граждан, с которым мирились родители молодых людей. Взрывоопасная смесь европейского нативизма и иммигрантского диссидентства угрожает тому, что датский социолог Оле Вэвер называет «социетальной безопасностью», или национальной сплоченностью. В довершение всех неприятностей происходящее в этих диаспорах в силу их изолированности скрыто от посторонних глаз, что позволяет моджахедам собирать там средства, обучать и вербовать участников джихада, пользуясь при этом даже большей свободой, чем во многих мусульманских странах.
По мере формирования в конце 1990-х такой ситуации даже либеральные круги Европы начали пересматривать свое отношение к иммиграции. Многие возмущались неспособностью их правительств снизить уровень или даже выявить источники insОcuritО (французский эвфемизм, применяющийся для обозначения сочетания таких явлений, как вандализм, уголовная преступность и преступления на почве ненависти, исходящей из мусульманских иммигрантских анклавов). Государство обнаруживало неспособность регулировать въезд иммигрантов, а общество проявляло нежелание их интегрировать. В некоторых случаях негативная реакция была связана с ксенофобией и расизмом, в других она возникала в ответ на действия политиков, увлеченных мечтой о мультикультурном гармоничном сосуществовании различных общин и выступавших за подчеркнуто сочувственное отношение к угнетенным нациям и предоставление им особых льгот. К 2002 году электоральный бунт, вызванный проблемой иммиграции, поставил под угрозу партийные системы Австрии, Бельгии, Дании, Франции и Нидерландов. Голландцев настолько возмутило убийство в 2002-м политика-гомосексуалиста Пима Фортейна, выступавшего против иммиграции, что ведущие партии страны позаимствовали существенную часть политической программы убитого. Нынешней весной британские тори не просто присоединились к правящей Лейбористской партии в вопросе о введении широкомасштабных ограничений на иммиграцию. Среди мер – ужесточение процедур получения политического убежища и воссоединения семей (и тем, и другим по всей Европе регулярно злоупотребляют) и применение компьютеризованной системы проверки при пересечении границы наподобие новой «Программы электронного учета приезжих и иммигрантов в США». Консерваторы также выступили за введение максимально допустимых иммиграционных квот. Яростная полемика во Франции о мусульманских головных платках-хиджабах, разговоры о связи между терроризмом и злоупотреблениями правом на политическое убежище, начавшиеся в Великобритании, дискуссии об иммиграции, угрожающие расколоть Бельгию, и возмущение голландцев в связи с убийством ван Гога, возможно, подвели Западную Европу к поворотной точке.
УГОЩЕНИЕ ПО-ГОЛЛАНДСКИ
Неприятная истина заключается в том, что денатурализация и радикализация происходят даже в таких странах, как Нидерланды, где очень многое было сделано для обустройства мусульманских иммигрантов. Гордясь своей легендарной терпимостью по отношению к национальным меньшинствам, Нидерланды гостеприимно предоставили политическое убежище десяткам тысяч мусульман, утверждавшим, что они спасаются от преследования. К услугам иммигрантов были щедрые пособия и льготное жилье, привилегии при приеме на работу и бесплатные языковые курсы. Голландские налогоплательщики финансировали мусульманские религиозные школы и мечети, а общественное телевидение передавало программы на марокканском арабском языке. Мохаммед Буйери, убийца ван Гога, жил на пособие по безработице.
Кровавое убийство ван Гога всколыхнуло Нидерланды и соседние страны не только потому, что жертвой стал вызывающий споры кинорежиссер – потомок художника Винсента ван Гога, главного кумира голландцев, но и потому, что Буйери, по словам Стефа Блока, председателя парламентской комиссии по проверке иммиграционного досье Буйери, оказался «типичным иммигрантом во втором поколении». Европейские органы по борьбе с терроризмом увидели в этом убийстве знак вступления террористической угрозы в новую фазу. Оно воскресило призрак ближневосточных политических убийств, ставших частью арсенала джихадистов в Европе, и выявило новый источник опасности – неизвестных лиц из среды собственных европейских мусульман. Ячейка в Гамбурге, связанная с терактами 11 сентября 2001 года, состояла из иностранных студентов, а взрывы поездов в Мадриде в марте 2004-го совершили иммигранты из Марокко. Однако и убийца ван Гога, и его сообщники родились и воспитывались в Европе.
Буйери был сыном марокканских рабочих-иммигрантов. Он вырос в пролетарском районе Амстердама, который прозвали «городом спутников» из-за множества спутниковых тарелок на балконах, настроенных на прием канала «Аль-Джазира» и марокканского телевидения. Родители Буйери прибыли на волне иммиграции 1970-х годов, но так и не выучились говорить по-голландски. Буйери же окончил лучшую среднюю школу района. Его трансформация из подающего надежды студента в джихадиста повторяет типичную схему, в рамках которой группы преуспевающих молодых европейских мусульман вступают в ряды воинов джихада для совершения расправ над жителями Запада.
Окончив местный колледж, а затем прослушав продвинутые курсы по бухучету и информационным технологиям, Буйери, отличавшийся буйным нравом, попал на семь месяцев в тюрьму за преступление, связанное с применением насилия. Из тюрьмы он вышел исламистом, переполненным гневом в связи с участью Палестины и не скрывая своего сочувствия по отношению к движению ХАМАС. Он освоил профессию социального работника и стал организатором в своей общине. В бюллетене общины он написал, что «теперь Нидерланды – наш враг, поскольку принимают участие в оккупации Ирака». Не найдя финансирования для молодежного центра в «городе спутников» и не добившись запрета на продажу пива или присутствие женщин на организуемых им мероприятиях, он переехал в центр Амстердама. Там его завербовали в группу «Хофштад» – ячейку исламистских боевиков второго поколения.
Ячейка начала собираться раз в две недели в квартире Буйери и слушать проповеди сирийского проповедника, известного под именем Абу-Хатиб.
«Хофштад» была связана с сетями в Испании, Марокко, Италии и Бельгии и планировала серию убийств голландских политиков, нападение на единственный ядерный реактор в Нидерландах, а также другие теракты на территории Европы. Европейские разведслужбы установили связь ячейки с Вооруженной исламской группой Марокко, причастной к взрывам в Мадриде и серии терактов в Касабланке в 2003 году. Ее сирийский имам взаимодействовал с моджахедами из Ирака и с одним из боевых командиров «Аль-Каиды». «Судя по международным контактам Буйери и сети “Хофштад”, – утверждает один аналитик – консультант правительства Норвегии, – можно с уверенностью сделать вывод, что они являлись участниками многочисленных террористических заговоров, раскрытых в Западной Европе за последние годы».
Группу «Хофштад» нельзя сравнивать с маргинальными европейскими террористическими группами прошлых десятилетий, такими, как группировка Баадера – Майнхоф в Германии, «Аксьон директ» (Action Directe) во Франции или «Красные бригады» в Италии. Как и другие современные джихадистские группы, она обладает преимуществом, которого долго добивались и никогда не имели террористы-марксисты, – социальной базой. И эта база, отчасти благодаря войне в Ираке, стремительно растет.
Голландская Всеобщая служба разведки и безопасности (AIVD) утверждает, что радикальный ислам в стране включает «множество движений, организаций и групп». Некоторые из них не применяют насилия и разделяют только религиозные догмы и презрение к Западу. Однако AIVD подчеркивает, что другие, включая «Аль-Каиду», тоже «тайно укореняются в голландском обществе», вербуя отчужденную от общества мусульманскую молодежь, родившуюся в Голландии. В докладе AIVD описывается, как такие рекруты смотрят видеофильмы на тему джихада, обсуждают в интернет-чатах идею мученичества и посещают исламистские чтения, съезды и летние лагеря. Радикальный ислам превратился в «автономное явление», утверждает AIVD, так что теперь голландская молодежь вступает на путь фундаментализма даже без прямого влияния из-за границы. В основном то же самое можно сказать и о разгневанной мусульманской молодежи в Брюсселе, Лондоне, Париже, Мадриде и Милане.
РЯДОВОЙ СОСТАВ
В общем и целом джихадистов Западной Европы можно разделить на два типа: назовем их «аутсайдеры» и «инсайдеры». Аутсайдеры – это иностранцы, как правило, беженцы или студенты, нашедшие в либеральной Европе убежище от сурового преследования, которому исламисты подвергаются на Ближнем Востоке. Среди них находятся радикальные имамы, часто получающие пособия из Саудовской Аравии; они предоставляют свои мечети вербовщикам террористов и служат связующими звеньями или духовными отцами джихадистских сетей. После того как таких иностранцев впускают в одну из стран ЕС, все остальные европейские государства тоже оказываются доступными для них. Им могут помогать как легальные, так и нелегальные жители этих стран, такие, как лавочники, торговцы и мелкие уголовники, которые осуществили взрывы в Мадриде.
Многие из этих аутсайдеров первого поколения мигрируют в Европу специально для осуществления джихада. В исламистской мифологии миграция архетипически связана с завоеванием. Пророк Мухаммед, которому угрожало преследование в идолопоклоннической Мекке, проклял в 622 году н. э. правителей города и увел своих приверженцев в Медину. Там он собрал армию, которая завоевала Мекку в 630-м и установила мусульманское правление. Сегодня именно Ближний Восток в целом воспринимается моджахедами Европы как идолопоклонническая Мекка, потому что в нескольких странах этого региона власти подавили в 1990-х годах попытки исламистского переворота. Европу же можно рассматривать даже как своего рода Медину, где вербуются войска с целью отвоевать Святую землю, начиная с Ирака.
Инсайдеры, с другой стороны, – это группа отчужденных граждан, второе или третье поколение детей иммигрантов, те, кто, подобно Буйери, были рождены и вскормлены в условиях европейского либерализма. Часть из них – безработная молодежь из беднейших пригородов Марселя, Лиона и Парижа или бывших фабричных городков типа Бредфорда и Лестера. Они представляют собой новейшее и наиболее опасное воплощение излюбленной темы литературы об иммигрантах – бунта второго поколения. Они также являются драматическим примером того, что можно было бы назвать «враждебной ассимиляцией-интеграцией во враждебную культуру принимающей страны». Но более типичной иллюстрацией такой антизападной вестернизации является другой образчик рекрута второго поколения. Это движущийся по восходящей молодой человек, такой, как выпускник университета Закария Муссауи, так называемый 20-й угонщик, или же как Омар Хийам, студент-компьютерщик и капитан футбольной команды из английского графства Суссекс, который мечтал о том, чтобы играть за сборную страны, однако в апреле 2004-го был арестован вместе с восемью сообщниками за хранение полутонны взрывчатки, предназначенной для терактов в Лондоне.
Спускающиеся по нисходящей обитатели трущоб и успешные, продвигающиеся по восходящей молодые люди воспроизводят в Западной Европе два социальных типа, которые когда-то сформировали базу исламистских движений в развивающихся странах, таких, как Алжир, Египет и Малайзия, – это беднота и набожные буржуа. Как и в случае терактов 11 сентября, образованные обычно становятся лидерами, а плебеи – боевиками. Аутсайдеры первого поколения и инсайдеры второго поколения не разделены Великой Китайской стеной; наоборот, первые, как правило, вербуют рекрутов среди последних. Сирийский имам группы «Хофштад» был наставником Буйери; пресловутый одноглазый имам Абу Хамза аль-Масри инструктировал Муссауи в Лондоне. Десять лет назад во Франции алжирская Вооруженная исламская группа уже обращала в свою веру бёров (рожденные во Франции дети североафриканских иммигрантов) и превращала их в джихадистов, которые терроризировали пассажиров поездов в 1990-е годы. Однако после 11 сентября вербовка приобрела более систематический и стратегический характер. Агитация «Аль-Каиды» нацелена именно на второе поколение. И если вербовщики джихада раньше находили сочувствующих слушателей в криминальном мире, среди преступных группировок или в тюрьмах, то сегодня они, похоже, чаще набирают очки в университетских городках, среди учащихся подготовительных курсов и даже школьников средних классов.
ИРАКСКИЙ ЭФФЕКТ
Судя по заявлениям руководителей контрразведки, секретным разведывательным донесениям и перехватам телефонных разговоров, после облав, вызванных событиями 11 сентября, джихадисты расширили свои операции в Европе и возобновили их с новой силой после вторжения коалиции в Ирак. Усама бен Ладен теперь воодушевляет и стратегически направляет множество относительно автономных европейских джихадистских ячеек, которые формируются для выполнения конкретных миссий, привлекают исполнителей из резерва профессионалов и подручных, наносят удар, а затем распускаются, чтобы позднее снова сгруппироваться.
Такие группировки, как правило, выбирают своей мишенью европейские страны, выступающие в качестве союзников США в Ираке, что доказали взрывы в Мадриде, теракты против британских целей в Стамбуле в ноябре 2003-го, а также львиная доля впечатляющих террористических заговоров (их насчиталось около тридцати), провалившихся после 11 сентября. В марте 2004 года, всего через несколько дней после того как шеф лондонской полиции заявил о «неизбежности» местных терактов, его сотрудники раскрыли заговор с участием британских подданных пакистанского происхождения и конфисковали самый крупный со времен расцвета Ирландской республиканской армии тайный склад материалов, практически пригодных для изготовления взрывных устройств. Несколько месяцев спустя Скотленд-Ярд обвинил в попытке собрать «грязную» бомбу восьмерых иммигрантов во втором поколении из Южной Азии, которые, как сообщалось, прошли подготовку в лагерях «Аль-Каиды». У троих из них найдены разведпланы с чертежами зданий финансовых ведомств в трех городах США.
Несколько сотен европейских боевиков (включая, согласно данным голландской разведки, десятки «бьющихся над своей идентичностью» голландских иммигрантов во втором поколении) ринулись также в «суннитский треугольник» в Ираке. Западная Европа, в свою очередь, служит перевалочным пунктом для раненных в Ираке моджахедов. Иракская сеть входит в разветвленную структуру, которую создал Абу Мусаб аз-Заркауи – ныне официальный сподвижник бен Ладена и «эмир» «Аль-Каиды» в Ираке. Недавно рассекреченные испанские судебные материалы указывают на то, что на встрече в Стамбуле в феврале 2002-го Заркауи, предвидя затяжную войну в Ираке, начал строить планы создания подпольного двустороннего канала для переправки европейских рекрутов в Ирак, а ближневосточных вербовщиков и нелегальных иммигрантов – в Европу. Заркауи привел также в действие «спящие» ячейки, созданные в европейских городах в период конфликта в Боснии.
Один из главных следователей по делам террористов в Милане Армандо Спатаро говорит, что «почти все европейские страны были затронуты [иракской] вербовкой», включая, как это ни невероятно, Норвегию, Швейцарию, Польшу, Болгарию и Чешскую Республику. Методы вербовки, применяемые иракской сетью, закупающей дешевое оружие в Германии у балканских группировок, аналогичны методам, используемым в конфликтах в Чечне и Кашмире. Благодаря своей первоклассной индустрии подделки документов Италия превратилась в базу отправки добровольцев. Испания же служит каналом связи с Северной Африкой, а также военной базой для терактов в «аль-Андалус» – бывшем мусульманском халифате на территории Испании.
ВСЕОБЩАЯ БЕЗМЯТЕЖНОСТЬ
Хотя для некоторых жителей Европы взрывы в Мадриде оказались таким же переломным моментом, как теракты 11 сентября для США, эти европейцы пока находятся в меньшинстве, особенно среди политиков. Однако то, чтЧ американцы считают европейской самоуспокоенностью, нетрудно понять. Теракты 11 сентября произошли не в Европе, и в течение долгого времени этот континент сталкивался с терроризмом только в виде заминированных автомобилей или взрывных устройств в уличных урнах. Терроризм здесь до сих пор рассматривается как уголовная проблема, а не как повод для войны. Более того, некоторые европейские чиновники верят, что политика уступок по отношению к Ближнему Востоку способна их защитить. И действительно, атакуя союзников США в иракской войне, бен Ладен предложил перемирие тем европейским государствам, которые не вступали в этот конфликт.
За небольшим исключением европейские власти уклоняются от введения относительно суровых законодательных мер и мер безопасности, принятых в США. Они предпочитают осуществлять наблюдение за преступным миром и традиционное судебное преследование, а не начинать «войну с терроризмом» в американском стиле и мобилизовывать вооруженные силы, создавать центры содержания под стражей, усиливать пограничный контроль, требовать наличия машиносчитываемых паспортов, высылать из страны проповедников ненависти и удлинять осужденным террористам сроки приговоров, которые сейчас славятся своей мягкостью. Тот факт, что Германии не удалось осудить заговорщиков, связанных с терактами 11 сентября, свидетельствует: европейская общественность за пределами Франции, а теперь еще, возможно, и Нидерландов, не готова воевать с терроризмом.
Вопреки выводам, сделанным многими американцами во время спора между Вашингтоном и Парижем накануне вторжения в Ирак, Франция выделяется на общем фоне европейской самоуспокоенности. Еще задолго до 11 сентября Франция установила у себя наиболее жесткий по сравнению со всеми западными странами антитеррористический режим. Ирландский терроризм в Великобритании мог отвлекать от джихада внимание граждан так же, как в Испании баскские террористы оставались более приоритетной проблемой, однако во Франции алжирский террор возымел противоположное действие.
Чтобы предотвратить религиозную агитацию в своей мусульманской, преимущественно североафриканской, общине, энергичное французское государство отказывалось в 1990-е годы предоставлять убежище радикальным исламистам даже тогда, когда тех гостеприимно принимали соседние страны. Опасаясь, как выразился Кепель, что заразительное влияние превратит «социальную неудовлетворенность, которую испытывают мусульмане в пригородах крупных городов», в экстремизм и терроризм, правительство Франции обрушилось на джихадистов, задерживая подозреваемых на срок вплоть до четырех дней без предъявления обвинения или предоставления доступа к адвокату. Сегодня в светской Франции нет ни одного религиозно-культового объекта, на территорию которого полиции был бы воспрещен вход. Разжигание ненависти влечет за собой прибытие жандармов, включение в черный список и в перспективе депортацию. Такая тактика соответствует принятой во Франции строгой модели ассимиляции, которая не допускает религию в государственную сферу (отсюда и споры о хиджабах).
Подход Франции контрастирует с британским сепаратистским мультикультурализмом, обуславливающим практику предоставления радикальным арабским исламистам убежища и возможностей открыто проповедовать при одновременном усилении наблюдения за ними. Французская молодежь все еще может ознакомиться с речами джихадистов с помощью спутникового телеканала или через Интернет; в Великобритании же открытые радикальные проповеди привели к возникновению террористических ячеек. Большинство других европейских стран переняли снисходительный британский подход, но при этом они ослабили наблюдение.
Сегодня взрывы в Мадриде и убийство ван Гога ужесточили позиции вовлеченных в данную сферу политиков, таких, как министр внутренних дел ФРГ, представитель Социал-демократической партии Германии Отто Шили или бывший министр внутренних дел Франции, глава правящей партии «Союз за народное движение» Николя Саркози. (Шили больше не работает в правительстве Германии; Саркози являлся министром внутренних дел в правительстве Жан-Пьера Раффарена, в настоящее время занимает этот же пост в правительстве Доминика де Вильпена. – Ред.) Они также побудили Брюссель, Лондон, Мадрид, Париж и Гаагу увеличить ресурсы и кадры для борьбы с терроризмом.
В целом те европейские политики, которые отвечают за вопросы безопасности, не говоря уже о сотрудниках спецслужб, ежедневно получающих разведдонесения, придерживаются более жесткой, американской, линии. Шили призвал к введению по всей Европе системы «электронной идентификации» для выявления моджахедов. Появление в Европе воинов-мучеников и дробление радикальных групп, ранее связанных с «Аль-Каидой», подтолкнуло несколько европейских столиц к расширению сотрудничества в противостоянии терроризму, равно как и к наращиванию собственных антитеррористических ресурсов и персонала.
И тем не менее джихадист имеет возможность пересечь Европу, почти не подвергаясь проверке. Даже если он будет замечен, он может сменить имя или ускользнуть за границу, улетучиваясь через давно существующие бюрократические и правоохранительные «дымоходы». После взрывов в Мадриде согласование антитеррористических законов и мер безопасности, принимаемых в странах – членах ЕС, поручили европейскому чиновнику среднего уровня. Однако, имея дело с мешаниной из правовых норм двадцати пяти стран-членов, последний зачастую выступает просто в роли посредника.
После терактов в Мадриде Министерство внутренних дел Испании увеличило свой антитеррористический штат втрое, до 450 оперативников, и столько же агентов выделяет национальная полиция Испании для сбора информации о моджахедах. Испанские правоохранительные органы создали специализированное подразделение, включающее сотрудников и полиции, и разведки, для наблюдения за мусульманскими районами и мечетями при тюрьмах. Сходным образом особые полицейские подразделения формируются в каждом из 22 регионов Франции для усиления надзора за мечетями, магазинами исламской литературы, станциями междугородной и международной телефонной связи, а также халяльными (торгующими дозволенной шариатом продукцией. – Ред.) мясными лавками и ресторанами. Двадцать пять стран – членов ЕС также ввели общеевропейский ордер на арест, что избавляет полицию от длительных процедур экстрадиции. Несмотря на широко распространенную озабоченность в связи с возможными нарушениями права на неприкосновенность частной жизни, несколько европейских стран после убийства ван Гога снизили барьеры между органами разведки и полиции. Германия поставила целью собрать под одним «защитным зонтиком» полицейские силы всех своих 16 земель. Во Франции, Германии, Испании, Нидерландах и Великобритании сотрудники полиции и разведки проводят встречи с чиновниками в новейших коммуникационных центрах или в специальных помещениях, снабженных электронным оборудованием, для обмена информацией о результатах допросов, донесениях осведомителей, прослушанных телефонных разговорах, записях перехватов, видеосъемках и съемках со спутников.
И всё же контртеррористические ведомства пока еще неохотно делятся друг с другом секретной информацией или сотрудничают при уголовном преследовании. Меры, предложенные сразу после совершения терактов в Мадриде, такие, как общеевропейская база отпечатков пальцев и ДНК и биометрические паспорта, так и остались в стадии предложений. Раздробленность и соперничество между европейскими структурами безопасности и другими институтами все еще препятствуют усилиям по борьбе с терроризмом. Почти 10 лет Франция пытается добиться выдачи организатора нескольких взрывов в парижском метро в 1990 году, но его дело продолжает томиться в британских судах, терзая и британское Министерство внутренних дел, и Париж.
Новые моджахеды не только испытывают на прочность традиционные антитеррористические меры; их появление бросает вызов и тому мировоззрению, которое доминирует в Западной Европе со времени окончания Второй мировой войны. Отвращение к нацизму и колониализму трансформировалось в сочувствие к религиозным меньшинствам любого толка. Поначалу убежденные европейские либералы гостеприимно отнеслись к мусульманским гастарбайтерам, в которых они видели бесправных жертв. В некоторых странах, в частности в Нидерландах и Великобритании, подобная точка зрения вызвала к жизни всеобъемлющий мультикультурализм. Его лондонская версия граничила с сепаратизмом. Усиливая надзор, британские власти в то же время предоставляли исламистам убежище, возможность открыто проповедовать и вести оголтелую пропаганду. Мультикультурализм обладал двойной привлекательностью: он позволял этим государствам казаться терпимыми за счет обилия прав, предоставляемых меньшинствам, и в то же время скорее изолировал последних от остального общества, чем обеспечивал их интеграцию. Мультикультурализм соответствовал убывающей традиции Запада, что устраивало и либертарианцев, и либералов.
Но теперь многие европейцы приходят к мысли о том, что такая вседозволенность является чрезмерной и даже опасной. Разновидность религиозной терпимости позволила расцвести гамбургской ячейке и превратила немецкие университеты в гостеприимный приют для приверженцев радикального ислама. Сейчас европейцы просят мусульман, чтобы те сами начали практиковать религиозную терпимость и приспосабливаться к ценностям принявших их стран. Правительство Тони Блэра требует, чтобы претенденты на получение гражданства научились «британскости». Подобным же образом «голландские ценности» стоят в центре нового подхода Гааги (голландский город, в котором находится резиденция правительства страны. – Ред.). Аналогичные предложения выдвинуты в Берлине, Брюсселе и Копенгагене. Патрик Вейль, гуру в вопросах иммиграции для Французской социалистической партии, видит в поиске баланса иммигрантских «обязанностей» и иммигрантских «прав» континентальную тенденцию.
Отклик голландцев на убийство ван Гога, реакция британцев на злоупотребление джихадистами политическим убежищем и отношение французов к ношению хиджаба заставляют предположить, что европейский мультикультурализм понемногу приходит в столкновение с европейским либерализмом, а право на неприкосновенность частной жизни – с требованиями национальной безопасности. Мультикультурализм служил когда-то признаком европейского культурного либерализма, который британский колумнист Джон О’Салливан определяет как «свободу от нудных моральных обычаев и культурных тисков». Однако, когда мультикультурализм начинает осознаваться как фактор, пестующий терроризм, пути либерализма с ним расходятся. Этот разрыв начинает возникать во Франции, в Нидерландах, в Великобритании, до некоторой степени даже в Германии, где либерализм до такой степени расширил понятие религиозной терпимости, что это позволило гамбургской ячейке нагло пользуясь недоступностью своих молелен для полиции, превратить их в боевые штабы.
Но далеко не ясно, окажется ли эффективной политика, реализуемая по схеме «сверху вниз», без встречного, а «снизу вверх» без изменения отношения общества. Могут ли мусульмане стать европейцами, если Европа не откроет для них свои общественные и политические круги? Пока что представляется, что абсолютный ассимиляционизм потерпел неудачу во Франции, хотя то же самое можно сказать и о сегрегации в Германии, и о мультикультурализме в Нидерландах и Великобритании. Существуют ли другие пути? Французы запретили носить хиджабы в государственных учебных заведениях; немцы запретили носить их государственным служащим. Британцы их приветствуют. Американцы – терпят. Учитывая сравнительно более благополучную историю интеграции иммигрантов в Соединенных Штатах, можно спросить, не способен ли смешанный подход в США – отделение религии от политики без возведения сплошной стены между ними, и помощь иммигрантам в постепенной адаптации с одновременным предоставлением им относительной культурной независимости – вдохновить европейцев на прокладывание нового курса между все более рискованным мультикультурализмом и голым секуляризмом, который отчуждает мусульман и других верующих. Ясно одно: Европе необходимо разработать эффективную политику интеграции – хотя бы в целях борьбы с терроризмом. Но за один день этого не сделать.
На самом деле трещина между либерализмом и мультикультурализмом возникает как раз в тот момент, когда континент переживает самый важный сдвиг в структуре народонаселения с тех времен, когда азиатские племена двигались на запад в первом тысячелетии нашей эры. Иммиграция очевидным образом задевает нерв национальной безопасности, однако она поднимает также экономические и демографические вопросы: как справиться с проблемой заметно стареющего населения? как поддерживать спаянность общества в условиях упадка христианства и подъема секуляризма и ислама? должен ли Европейский союз осуществлять суверенитет в отношении границ и гражданства и что будет означать для него членство Турции с ее 70-миллионным мусульманским населением? Более того, европейские моджахеды угрожают не только Старому Свету – они представляют прямую опасность и для Соединенных Штатов.
СИТО ПОМЕЛЬЧЕ
Относительный успех Соединенных Штатов в ассимиляции собственных мусульманских иммигрантов означает, что им необходимо усилить бдительность пограничного контроля. Чтобы нанести удар по Соединенным Штатам, «Аль-Каида» рассчитывает не столько на «спящие» ячейки на американской территории, сколько на просачивание из-за границы. Как сказано в отчете комиссии по расследованию терактов 11 сентября, у «Аль-Каиды» существует «проблема передвижения»: как ей переправить своих моджахедов из инкубаторов к мишеням? Решением могут послужить моджахеды из Европы.
Как сообщала газета The New York Times, Усама бен Ладен подрядил для планирования очередного эффектного теракта в Соединенных Штатах «внешний планирующий узел». С большой степенью вероятности, этот последний базируется в Европе и задействует европейских граждан. Европейские страны, как правило, предоставляют гражданство рожденным на их территории иммигрантам, поэтому потенциальные европейские джихадисты имеют право на европейский паспорт, что, в свою очередь, дает им возможность безвизового въезда на территорию США и пересечения границы без собеседования. Члены гамбургской ячейки, которая направляла теракты 11 сентября, прилетели из Европы, и Госдепартамент обошелся с ними, как с приезжими, подпадающими под действие Программы безвизового въезда (Visa Waiver Program, VWP), – точно так же, как с Муссауи и с «ботиночным террористом» Ричардом Рейдом.
Означает ли это, что следует вообще отказаться от Программы безвизового въезда, как предлагают некоторые члены Конгресса? Ни в коем случае. Госдепартаменту уже и так непросто справляться с введенными после 11 сентября ужесточенными процедурами проверки и выдачи виз, которые требуют более продолжительных собеседований, привлечения дополнительного штата сотрудников и приводят к большему числу задержек. Прекращение действия VWP вызовет резкий рост расходов на бюрократические и дипломатические мероприятия и возмутит друзей Америки, еще остающихся у нее в Европе. Вместо этого Соединенным Штатам нужно модернизировать критерии, используемые при периодическом пересмотре списка стран, охваченных Программой безвизового въезда, учитывая фактор вербовки террористов и оценивая процедуры выдачи паспортов. Для такого пересмотра можно использовать специальные группы, созданные в сотрудничестве с европейцами. Власти США и Европы должны вместе настаивать на том, чтобы авиалинии требовали от лиц, собирающихся отправиться в США через Атлантику, информацию об их паспортных данных при покупке билетов. Такая мера позволит новому Национальному американскому центру определения целей выиграть время на проверку потенциальных въезжающих, не прибегая к задержкам вылета. А у стоек регистрации следует поставить сотрудников, которые будут отсеивать подозреваемых.
Всё громче заявляющие о себе моджахеды Европы подвергают опасности весь западный мир. Сотрудничество в укрощении мусульманского негодования или, по крайней мере, в недопущении европейских джихадистов на борт самолетов, направляющихся в США, могло бы помочь примирить отдалившихся друг от друга союзников. Единая угроза и взаимные интересы должны привлечь пристальное внимание СМИ, политиков и общественности по обе стороны Атлантики, что способно принести горько-сладкое облегчение европейцам и американцам после их недавних разногласий.
Данная статья опубликована в журнале Foreign Affairs №4 за 2005 год.
