Россия в глобальной политике

Большую часть ХХ в. Германия прожила в условиях интенсивной трансформации внутренней и внешней политики. В первой половине столетия она дважды развязывала разрушительные мировые войны и, пережив пик внешнеполитического могущества, в конечном счёте потерпела поражение, завершившееся крахом германского государства.

Почти полвека страна была расколота на две части с разными общественно-политическими устройствами, что казалось устоявшейся нормой вплоть до падения Берлинской стены осенью 1989 года. Форсированное присоединение в 1990 г. ГДР к ФРГ на основании западногерманского законодательства стало поводом для многочисленных спекуляций вокруг угрозы возрождения германского экспансионизма, однако Берлинская республика унаследовала от республики Боннской традицию внешнеполитической осторожности[1].

Начало XXI в., напротив, стало для уставшей от перемен Германии временем относительно спокойного поступательного развития. Углубление и расширение процесса европейской интеграции открывало для страны новые возможности. Наращивая экономический вес, она осторожно конвертировала его в рост политического влияния внутри ЕС и в меньшей степени в других регионах мира. Уже к середине 2000-х гг. Берлин прочно освоился в роли лидера Европейского союза при опоре на каркас франко-германского тандема. Несмотря на специфические страницы прошлого, такой статус был с готовностью принят ближайшими соседями ФРГ, которые теперь опасались немецкой слабости, а не немецкой силы.

Спокойные годы немецкой истории начала текущего столетия в значительной степени ассоциируются с продолжительным периодом правления федерального канцлера Ангелы Меркель, представлявшей консервативный Христианско-демократический союз (ХДС). В течение шестнадцати лет первой женщине-канцлеру удавалось сохранять баланс видимого социально-экономического благополучия с относительной политической стабильностью, не вызывая серьёзных нареканий[2].

Экономический кризис 2008 г., миграционный кризис 2015 г., прохождение правопопулистской партии «Альтернатива для Германии» в бундестаг в 2017 г., пандемия коронавируса 2020 г. – эти крупные проблемы решались ценой небольших потерь или видимостью успешного преодоления. На фоне скандального президентства Дональда Трампа, взволновавшего западные элиты громкими высказываниями, канцлер Ангела Меркель и вовсе получила на некоторое время статус «морального лидера Запада». Пожалуй, только твёрдое намерение покинуть большую политику, объявленное публично, предотвратило пятый срок Меркель, который обсуждался на фоне дефицита кандидатур достойных преемников.

Выборы в Бундестаг осенью 2021 г. подтвердили желание немцев продлить «эру Меркель», по крайней мере, в части социально-экономической стабильности и некоторых внешних атрибутов[3]. Хотя ХДС потерпел поражение и был вынужден уйти в оппозицию, выбор избирателей в пользу СДПГ с кандидатом на пост канцлера Олафа Шольца свидетельствовал скорее о консервативном характере голосования. Шольц лучше других соответствовал устоявшемуся образу руководителя германского государства – опытного малоэмоционального политика, представляющего одну из «народных» (массовых) партий[4]. Он работал в двух меркелевских правительствах и много лет возглавлял крупнейший город-порт ФРГ Гамбург, имеющий статус федеральной земли. С точки зрения профессиональных компетенций и принадлежности к эпохе «канцлерин» он оставлял далеко позади себя кандидата на пост канцлера от ХДС Армина Лашета и тем более представительницу «Союза 90/Зелёные» Анналену Бербок. Именно профессионализм и богатый политический опыт позволили Шольцу и СДПГ избежать ошибок в ходе предвыборной кампании, которые обрушили рейтинги конкурентов.

Конец стабильности

Первое правительство постмеркелевской эпохи образовано из трёх партий с весьма различными политическими установками. Тем не менее СДПГ, «Зелёным» и СвДП удалось довольно быстро распределить правительственные портфели и одобрить коалиционное соглашение. В целом оно подтверждало устоявшийся в экспертном сообществе тезис об инерционном характере немецкой внутренней и внешней политики[5]. Согласно тексту коалиционного соглашения, Германия оставалась привержена идее «зелёной сделки», трансатлантическому сотрудничеству и европейскому единству, была готова развивать миропорядок, основанный на правилах, и вести непростой, но необходимый диалог с «трудными» партнёрами, такими как Россия или Китай.

С декабря 2021 г. по февраль 2022 г. новое правительство активно участвовало в переговорном процессе вокруг роста военно-политической напряжённости на Донбассе. В Москве с официальными визитами побывали глава МИД Анналена Бербок[6] и канцлер Олаф Шольц[7]. Посещение российской столицы руководителем правительства Германии стало последним визитом лидера стран Запада в Российскую Федерацию до начала специальной военной операции на Украине. Несмотря на давление США и некоторых стран ЕС, канцлер уклонялся от прямого ответа о судьбе газопровода «Северный поток – 2» даже на переговорах с президентом Джо Байденом в Вашингтоне[8].

Эскалация украинского кризиса в феврале 2022 г. стала для Германии вызовом, сопоставимым с крупнейшими угрозами прошлого столетия. Он в равной степени затронул как внешнюю, так и внутреннюю политику. На данный момент допустимо говорить только о примерных контурах последствий, поскольку полный масштаб изменений можно оценить только в долгосрочной перспективе.

Однако уже сейчас очевидно, что меркелевская стабильность превратилась для Берлина из социально-политической реальности в сюжет недавней истории.

Камертоном изменений стали российско-германские отношения. События февраля 2022 г. заставили Соединённые Штаты инициировать масштабную работу по консолидации союзников на антироссийской основе. Особая роль отводилась Германии. Хотя ещё с 1950-х гг. ФРГ проводила последовательную политику интеграции в западные экономические и политические структуры, немецкие власти стремились сохранить свою специфику в отношениях с Советским Союзом, а затем и с Российской Федерацией. В её основе лежали интересы экономического сотрудничества, а до 1989–1990 гг. – перспективы решения вопроса воссоединения Германии. В результате руководство ФРГ смогло при общем согласии США, сформировать такой формат отношений с Москвой, при котором Германия рассматривалась в Кремле как один из наиболее удобных партнёров по диалогу на Западе. Это обстоятельство определяло сравнительно высокий уровень доверия. Успешности российско-германских отношений способствовали и другие объективные и субъективные факторы: опыт примирения народов двух стран после Второй мировой войны, дипломатическое наследие отношений СССР и ГДР, взаимодополняемость экономических моделей, профессиональные качества руководителей государств и др.

Государственный переворот на Украине в 2014 г. и его последствия вызвали серьёзный кризис в российско-германских отношениях. Германия не признала результаты референдума в Крыму и присоединилась к западным антироссийским санкциям. Несмотря на заметное охлаждение между Москвой и Берлином, удавалось сохранять и развивать российско-германские связи в экономике и межобщественном измерении. Немецкое правительство продолжило поддержку проекта газопровода «Северный поток-2». Заседание форума «Петербургский диалог», прошедшее в 2019 г. в Бонне под патронатом и при личном участии глав МИД России и ФРГ, казалось бы, подтверждало готовность к совместной работе двух стран по широкому кругу вопросов. Политические разногласия представлялись временными трудностями, которые можно преодолеть.

Обрушение российско-германских отношений после февраля 2022 г. по масштабам уникально для новейшей истории России и ФРГ. Рассуждения о стабилизирующей роли торгово-экономического и межобщественного сотрудничества не оправдались. Большинство крупных немецких компаний предпочли испортить отношения со своими российскими партнёрами, а не с собственным правительством. По данным Российско-Германской внешнеторговой палаты, к концу 2022 г. Россию покинуло лишь около 4% компаний[9]. Однако в их числе оказались крупные игроки, такие как Siemens, чьё присутствие на российском рынке было заметно.

Многочисленные форматы межобщественного взаимодействия стремительно прекратили работу по инициативе немецкой стороны. Исключения малочисленны. Таковыми остаются, например, некоторые побратимские отношения городов России и ФРГ, однако их перспективы туманны. Немецкие представители предпочли ограничиться общением с оппозиционными активистами из числа русскоязычного сообщества в ФРГ, расценивая такую позицию как ценностно приемлемую[10].

«Смена эпох»

Идеологической базой пересмотра основ российско-германского взаимодействия, оказывавшего значительное влияние на весь европейский континент, стала концепция «смены эпох» (нем. Zeitenwende). Впервые она была провозглашена федеральным канцлером Олафом Шольцем во время выступления перед депутатами бундестага 27 февраля 2022 года[11]. В дальнейшем он развил основные положения в ряде публикаций на немецком и английском языках[12].

В основе концепции Zeitenwende лежит представление о необходимости активного реагирования Германии на вызовы, связанные с изменением системы международных отношений. Прежде всего речь идёт о способности Берлина выступать полноценным игроком в военной политике. Для этого предполагается реформировать вооружённые силы, что позволило бы бундесверу выполнять задачи в удалённых регионах мира. В качестве первого шага в этом направлении Шольц анонсировал создание специального фонда в размере 100 млрд евро, а также планомерное увеличение военного бюджета. Приоритетное внимание предполагается уделить модернизации военно-воздушных сил, военно-морских сил и средств связи[13].

Кроме того, Берлин впервые в новейшей истории одобрил поставки вооружений в зону военного конфликта. Ранее ограничения военного экспорта были призваны демонстрировать пацифистский характер немецкой внешней политики. После февраля 2022 г. ФРГ стала одним из основных доноров вооружений для Киева, согласившись в том числе и на поставки танков Leopard-2. Отчёт немецкого правительства об объёмах реализованных и запланированных поставок демонстрирует широкую номенклатуру оружия, техники и амуниции[14].

Другим следствием «смены эпох» стала новая энергетическая политика. Наряду с остановкой сертификации газопровода «Северный поток-2» канцлер объявил о необходимости отказа от энергоносителей из России в пользу употребления возобновляемых источников энергии и диверсификации поставщиков. Серия переговоров с Катаром, ОАЭ, Канадой и Норвегией продемонстрировала ограниченность манёвра немецкой энергетической дипломатии. Вместе с тем разнообразные антикризисные меры правительства позволили избежать острого энергодефицита в ФРГ зимой 2022–2023 годов.

Нельзя сказать, что идеи Zeitenwende появились на пустом месте и не связаны с дискуссиями о внутренней и внешней политике, которые велись в Германии до февраля 2022 года.

Парадокс «экономического гиганта и политического карлика», который в последнее время обычно применяют к Европейскому союзу, ранее относился прежде всего к ФРГ.

Сокращение численности и боевых возможностей бундесвера после окончания холодной войны с определённого момента перестало быть планомерным переходом к армии государства, не имеющего противника у своих границ, превратившись в неуправляемый процесс деградации вооружённых сил. Особую остроту ситуация с бундесвером приобрела после отмены всеобщей воинской повинности в 2011 г., когда к проблемам материально-технической базы добавился кадровый голод. Начало СВО не привело к росту числа добровольцев в немецкой армии, напротив, вызвало волну расторжений уже заключённых контрактов[15].

Пересмотр энергетической политики, несмотря на поддержку правительством строительства газопроводов из России по дну Балтийского моря, также стал дискуссионным сюжетом немецкой политики как в контексте реализации «зелёной» сделки и перехода к возобновляемым источникам энергии, так и с точки зрения диверсификации поставщиков. Соглашение «светофорной» коалиции содержит указания на оба данных трека. Вместе с тем снижение доли российских энергоносителей на немецком и европейском рынках мыслилось как продолжительный процесс с неясными хронологическими рамками.

Таким образом, заявленная Олафом Шольцем в феврале 2022 г. концепция Zeitenwende скорее радикализирует и ускоряет реализацию предложений, которые уже были значимой частью немецкой политической дискуссии в последние годы. Критика СВО позволила политическому мейнстриму заглушить голоса оппозиции с левого и правого флангов и форсировать одобрение давно обсуждаемых изменений в условиях кризисной ситуации.

Политический аспект концепции Zeitenwende, в свою очередь, подразумевает (или фиксирует) изменения в самом немецком обществе. Хотя опросы по разным внешнеполитическим сюжетам фиксируют скорее осторожный подход немцев к необходимости активного реагирования на кризисы, граждане пока прощают своему правительству и разрыв российско-германских отношений, и рост цен на услуги ЖКХ из-за энергокризиса, и поставки оружия Киеву. Исчезновение целого ряда табуированных тем после февраля 2022 г., вслед за первой шоковой реакцией, стало рутиной. Рейтинги членов кабинета Олафа Шольца оставляют желать лучшего, но показательно, что лидером общественного мнения является министр обороны Борис Писториус (СДПГ), назначенный на фоне необходимости безотлагательного реформирования бундесвера.

Можно ли утверждать, что концепция Zeitenwende призвана, среди прочего, преодолеть немецкое «чувство вины»? Скорее речь идёт о смещении вектора от пассивного наблюдения за меняющимся миром к его деятельному преобразованию. Понятие «ответственности», столь часто встречающееся в риторике и документах немецкого правительства, выводится из тёмных страниц немецкой истории и их успешного преодоления. В этом смысле «чувство вины» скорее оправдывает присутствие танков Leopard на Украине, чем является непреодолимым моральным препятствием к их появлению на полях сражений Великой Отечественной войны. Его применение вышло за границы «политики памяти» в пространство международных отношений. Германия продолжает нести ответственность за преступления национал-социалистической диктатуры и именно поэтому готова бороться с несправедливостями современного мира.

Вместе с тем очевидно, что спустя полтора года после объявления «смены эпох» в немецкой политике контуры этих перемен так и не получили концептуального оформления. Ни военная реформа, ни изменения в энергетической политике не достигли приемлемых результатов даже с точки зрения промежуточных целей[16]. Реализация средств из специального оборонного фонда натолкнулась на проблемы освоения из-за проволочек военной бюрократии. Диверсификация поставщиков энергоносителей осложнилась неуступчивостью даже ближайших союзников ФРГ.

На сегодняшний день концепцию Zeitenwende можно рассматривать как идеологический адаптационный механизм, необходимый для встраивания страны в новую международную ситуацию после февраля 2022 года.

Кризис в отношениях между Россией и странами Запада привёл к консолидации трансатлантического сообщества при определяющем влиянии США.

Для Германии это обстоятельство означает сокращение пространства самостоятельной политики на тех направлениях, где ранее было возможно сохранение немецкой или даже европейской специфики.

Внешняя консолидация и внутренняя шаткость

Оставляя в стороне конспирологический тезис об определяющем влиянии Соединённых Штатов на внешнюю и внутреннюю политику ФРГ (опровергать который, впрочем, было вынуждено посольство Германии в России[17]), стоит отметить: по совокупности исторических причин и предпосылок немецкая дипломатия в значительной степени развивалась в рамках западных интеграционных объединений, прежде всего – НАТО и ЕС. В первые десятилетия после воссоединения Германии это обстоятельство не рассматривалось как ограничивающее внешнеполитическую инициативу Берлина. Напротив, североатлантический и европейский «зонтики» давали возможность немецкими политикам последовательно двигаться по уже намеченным направлениям, не опасаясь репутационных издержек. По мере наращивания экономического и политического веса Германия даже могла позволить себе проявление фронды, как это было, например, с вопросом о плане действий по членству в НАТО для Украины и Грузии на саммите Североатлантического альянса в Бухаресте в 2008 г. или создания бесполётной зоны над Ливией в 2011 году.

Консолидация Запада на антироссийской основе затрудняет повторение подобных «бунтов» немецкой дипломатии. Это относится не только к германо-российским, но и, например, к германо-китайским отношениям. Разработка МИД ФРГ новой стратегии взаимодействия с Пекином направлена на установление приоритета «ценностного» подхода над торгово-экономическими интересами[18]. Хотя активность Ведомства федерального канцлера на китайском направлении свидетельствует скорее о желании не допустить разъединение с Поднебесной[19], Берлину придётся учитывать проблемы в отношениях КНР с США и другими странами Запада.

Внутриполитическая ситуация в ФРГ также затрудняет проведение инициативной внешнеполитической линии. Правящая трёхпартийная коалиция вынуждена тратить немало времени на согласование политики. Противоречия между СДПГ, «Союзом 90/Зелёными» и СвДП носят как фундаментальный, так и тактический характер. Трения между Ведомством федерального канцлера и МИД ФРГ пока разрешаются преимущественно в непубличной сфере, но периодически оказываются достоянием общественности[20]. Неудачи немецких либералов на земельных выборах 2022 г. заставляют их активнее отстаивать свою политическую самостоятельность, несмотря на статус младшего коалиционного партнёра.

В целом для немецкой политики характерно снижение популярности партий, оказавшихся после предвыборной гонки в правительстве, и нынешние относительно низкие рейтинги у СДПГ отражают скорее долгосрочный тренд, ненадолго прерванный «эффектом Шольца». Высокая конкуренция на левом фланге и размытие традиционного для социал-демократов электората уже много лет отражаются на положении СДПГ среди других политических сил, угрожая лишить её статуса «народной», то есть многочисленной партии. Нет признаков того, что социал-демократы смогут «переизобрести» себя в текущем электоральном цикле. Отказ от «новой восточной политики» рискует отторгнуть от СДПГ часть ядерного электората.

Противоречивая ситуация и у других участников «светофорной» коалиции. Попытки СвДП изменить представления о себе как о компактной партии крупного немецкого бизнеса, до известной степени успешные благодаря стараниям её лидера Кристиана Линднера, нивелировались экстремальными условиями работы в правительстве после февраля 2022 года[21]. За последний год представленность либералов в земельных ландтагах серьёзно сократилась. Пытаясь доказать избирателям собственную эффективность в правительстве Шольца, СвДП стремится отрабатывать функцию строгого «финансового диспетчера», которая, впрочем, имеет ограниченный ресурс.

Особая ситуация складывается с немецкими «зелёными». Громкими успехами внутри «светофорной» коалиции партия похвастаться не может, но продолжает пользоваться широкой поддержкой избирателей, особенно молодёжи. «Экологам» удаётся лучше других политических сил улавливать тренды актуальной повестки дня. Неизбежные в этом процессе идеологические перехлёсты вызывают критику даже умеренных левых политиков, но в целом не распугивают сторонников и тем более ядерный электорат. Для молодых людей гордость служения «прогрессивным» идеалам дополняется прагматичными карьерными соображениями. «Зелёные» не боятся выдвигать молодых однопартийцев на высокие должности и содержать беспрецедентно молодой депутатский корпус в бундестаге. Сколько бы оговорок и ошибок ни сделала Анналена Бербок на посту главы МИДа, они вряд ли изменят те факторы, которые обеспечивают «зелёным» популярность среди немецких граждан. В конце концов, появление в высших эшелонах власти таких своеобразных лидеров можно рассматривать и как показатель смелой кадровой политики, когда место в государственном управлении найдётся для каждого.

ХДС, оказавшийся после выборов 2021 г. в оппозиции, смог стабилизировать положение и даже заручиться привычно высоким уровнем доверия граждан. Консерваторы во главе с новым лидером Фридрихом Мерцем стремятся показать, что их поражение на выборах стало досадным отклонением от нормы, которое вскоре будет исправлено[22]. Их критика действий правительства Шольца зачастую выглядит резче, чем возмущения с крайних флангов немецкой политики, для которых начало специальной военной операции стало едва ли не более трудным вызовом, чем для правительства.

Кризис в рядах «Левой партии», запутавшейся во внутренних противоречиях, лишь в незначительной мере способен успокоить политический мейнстрим. Коллапс партии приведёт к основанию на её обломках сравнительно малочисленной, но более сплочённой силы во главе с Сарой Вагенкнехт, которой удалось утвердить себя как политического лидера на фоне антивоенного движения. Другие сторонники «Левой» примкнут к находящейся на противоположном полюсе немецкой политики, но последовательной в своей оппозиционной риторике «Альтернативе для Германии», а не к идейно близким «зелёным» или социал-демократам. Это усилит политическую напряжённость в восточных федеральных землях, где позиции правых и левых популистов наиболее сильны.

Беспрецедентно высокие рейтинги АдГ подтверждают её статус главной по-настоящему непримиримой оппозиции. Положение правых популистов как политических изгоев не мешает немецким респондентам в ходе опроса демонстрировать к ним симпатию, в основном из принципа «больше не за кого голосовать». На выборы в ландтаги Саксонии, Тюрингии и Бранденбурга в 2024 г. «Альтернатива для Германии» пойдёт с открытым забралом, встречая ожесточённое сопротивление политического мейнстрима. Провокации и судебные иски будут разбавлены появлением партий-спойлеров, таких как консервативный «Союз ценностей», призванных оторвать от АдГ хотя бы несколько процентов голосов.

Слухи о российском вмешательстве останутся ключевой темой для скандалов, с помощью которых правящие немецкие элиты и СМИ будут атаковать «Левую партию» и «Альтернативу для Германии». Недаром заметной частью этих слухов в последнее время стали обвинения в адрес Москвы о намерении создать из двух оппозиционных партий единую протестную силу.

Впрочем, к «(анти)российской карте» руководство ФРГ продолжит обращаться не только, дабы приструнить правых и левых популистов, но также чтобы исключить возможность появления любой несанкционированной инициативы в сфере российско-германских отношений со стороны политиков из партий политического мейнстрима.

В свою очередь, антироссийский консенсус может стать моделью для появления аналогичных «консенсусов» в экономике, энергетике, защите климата и др., сужая и без того ограниченное дискуссионное пространство внутри Германии.

Несмотря на видимую хрупкость, правительство Шольца доработает до конца своих полномочий. В этом пока заинтересованы как правящие партии, так и оппозиция. Наиболее опасными для него будут не массовые народные демонстрации, которые пока укладываются в рамки немецкой политической культуры, а внутриэлитные скандалы, такие как разбирательство вокруг предполагаемого участия Шольца в налоговых махинациях Варбург-банка[23]. Революция в Германии невозможна, потому что она запрещена, а коррупция в высших эшелонах власти уже переживала ряд ярких проявлений в новейшей немецкой истории (достаточно вспомнить финансовый скандал с Гельмутом Колем, открывший Ангеле Меркель путь к безоговорочному лидерству внутри ХДС).

Цепная реакция

Ближайшие годы действительно станут для Германии временем больших перемен. Разрыв с Россией запустил цепную реакцию кризисов во внутренней и внешней политике. Энергетические и экономические проблемы в сочетании с переходом к «зелёной» экономике способны изменить базовые константы существования немецкого общества. Процесс деиндустриализации ФРГ ставит вопрос об устойчивости лидерских позиций Берлина внутри Евросоюза. Антикризисная стратегия правительства Шольца требует дипломатической гибкости, в то время как консолидация стран Запада оставляет для неё не так много возможностей.

Иными словами, немецкому правительству необходимо объяснить себе и избирателям драматичный разрыв между амбициозными внешнеполитическими целями и тревожными процессами в немецкой экономике. Если в прежние времена дихотомия ценностей и интересов в ФРГ, как правило, разрешалась не в пользу первых, то теперь идеологические соображения намерены отыграть долгие годы снисходительного игнорирования. Это ещё одно объяснение устойчивости позиций немецких «зелёных» как наиболее ценностно-ориентированной партии.

Смена поколений в немецких элитах постепенно оставляет в меньшинстве тех её представителей, которые сформировались в условиях германского раскола, холодной войны и ликвидации ГДР. На смену им приходят люди, выросшие при видимом экономическом благополучии, новых информационных технологиях и безграничном перемещении между странами Европейского союза. Это обстоятельство определяет не только изменение баланса между ценностями и интересами, но и в целом меняет их смысловое наполнение. Так, объявленное социал-демократами смещение вектора «новой восточной политики» от России к странам Восточной Европы в равной мере отражает следование ценностям «европейского единства» и возрастающую роль, которую играют страны Вышеградской группы в немецкой экономике[24]. Идеологизированная близорукость, за которую нередко критикуют европейских лидеров, в некоторых случаях может иметь вполне рациональные мотивы. Молодые немецкие элиты ещё не столкнулись с кризисами, равнозначными тем, с которыми имели дело их отцы и деды. Однако до недавнего времени их компетенции были адекватны европейской и западной политической среде. Способность адаптации к новым условиям остаётся открытым вопросом.

Вероятно, проактивную работу по преодолению трудностей во внутренней и внешней политике предстоит проводить уже тем политическим силам, которые придут на смену «светофорной» коалиции. Нет гарантий, что это будет альянс ХДС/ХСС и «зелёных», о чём можно часто услышать в прогнозах. Однако очевидно, что требования немецких избирателей к функциональной сплочённости нового правительственного кабинета будут строже, чем осенью 2021 года.

В настоящее время Германия переживает трудный этап осмысления себя в новом мире. В 1950-е гг. ФРГ «эры Аденауэра» увидела в трансатлантической и европейской интеграции путь к преодолению послевоенных разрушений и ограничений. В 1970-е гг. диспропорции немецкой дипломатии были решены через «новую восточную политику» Вилли Брандта. Современная концепция Zeitenwende призвана совместить два, казалось бы, взаимоисключающих тренда: усилить внешнеполитическую самостоятельность ФРГ и укрепить её связь с западными интеграционными объединениями. Немецкое руководство делает вид, что его не смущают экономические потери, которые несёт Германия в процессе такой перенастройки, считая эти трудности неизбежными издержками и платой за избыточную зависимость от государств, не заслуживающих доверия. Однако итогом такой политики может стать деиндустриализация экономики с масштабными социально-политическими последствиями, которые изменят привычные основы существования немецкого общества и государства.