Грузия пережила смену власти — пятидневная война хоть и не привела к падению Михаила Саакашвили, как многие в тот момент ожидали, но нанесла ему серьезный моральный и политический урон. Когда через три года у него появился сильный соперник, оказалось, что опора у режима куда более шаткая, чем думали. Нынешнее правящее большинство обещает расследовать причины вооруженного конфликта и выяснить роль, сыгранную Тбилиси, впрочем, трудно ожидать, что Грузия полностью пересмотрит взгляд на тот конфликт. Травма глубока, попытка «хирургического вмешательства» в сложившееся восприятие самих себя исключительно как жертв чревата непредсказуемыми политическими последствиями.
У новой власти хватает проблем. По большинству прогнозов «Грузинская мечта» легко выиграет президентские выборы в октябре, а Единое национальное движение, партия Саакашвили, слабеет. Однако, во-первых, на Западе, от мнения которого Грузия по-прежнему очень зависит, попытки «мечтателей» наводить политический порядок предпочитают воспринимать как политические преследования. Так что разумнее было бы вести себя осторожнее. Во-вторых, после того, как зажим и давление, осуществлявшиеся прежним руководством, отпали, после периода явного облегчения наметились издержки демократии. В Грузии много говорят и спорят, политическая жизнь бьет ключом, однако эффективной созидательной работы видно не очень много. Опять же опасна ситуация, когда власть, по сути, остается без оппозиции — ЕНД безнадежно дискредитировано, других серьезных политических сил нет. Опыт показывает, что это не лучшая ситуация.
Как бы то ни было, возврата к авантюристической политике середины 2000-х годов не предвидится — Грузия извлекла свои выводы из случившегося.
Выводы извлекли и на Западе. Августовские события фактически положили конец идее расширения НАТО на восток, она больше не присутствует в западной политической дискуссии в сколько-нибудь практических формах. Обещание принять Грузию и Украину в альянс, данное на бухарестском саммите в 2008 году, никто никогда не отменит, но должен произойти очень крутой политический разворот в США, чтобы эта тема вновь стала приоритетной. Гипотетически такого нельзя исключить, но на деле направление скорее противоположное. Экстенсивное развитие НАТО, которое на протяжении 2000-х годов маскировало отсутствие понимания того, чем, собственно, заниматься альянсу, теперь уступает место попыткам адаптировать его к реальным задачам. А они лишь в очень малой степени имеют отношение к Кавказу.
Для России пять лет, прошедшие после пятидневного военного конфликта, стали временем исканий. Победа над Грузией была воспринята как важный рубеж, фактически — как психологический реванш за два с лишним десятилетия геополитического отступления. Но тогда же, по сути, стало понятно, что никакой экспансии во имя восстановления утраченного после распада СССР (чего всерьез опасались на Западе и в некоторых соседних странах) не будет. Москва медленно переходит от постимперского сознания, которое определялось прежде собственно крахом Советского Союза и связанным с ним комплексом чувств, к новому восприятию себя и собственных интересов в отношении соседей. Проект Таможенного союза, предложенный через несколько месяцев после августовской войны, качественно отличается от того, что заявляли раньше. Экономическая целесообразность и логика взаимовыгодной интеграции доминирует над идеей воссоединения ради воссоединения, которая была определяющей раньше.
Наиболее противоречивое решение тех дней — признание независимости Абхазии и Южной Осетии. За пять лет добиться того, чтобы суверенитет Сухума и Цхинвала был признан кем-то из существенных международных игроков, не удалось, и едва ли это произойдет в сколько-нибудь обозримой перспективе. Тогдашний шаг Москвы был обусловлен конкретными обстоятельствами, и в ситуации конца августа 2008 года стал вынужденной мерой по стабилизации. Однако проблема тем самым не решилась, политико-дипломатический конфликт заморожен, но новейшая история, к сожалению, свидетельствует о том, что заморозка имеет свойство «отходить». До тех пор, пока не найдена модель, которая удовлетворяет всех, закрыть досье не получится, и потенциальное обострение возможно.
За пять лет мир далеко ушел, правда, по-прежнему непонятно куда. В определенном смысле те события на Кавказе, корни которых уходят в распад СССР, завершили главу. Мировой финансовый кризис, разразившийся через месяц, стал катализатором процессов, которые перечеркнули уже следующий этап развития, после холодной войны, и все окончательно запутали. «Арабская весна», начавшаяся через два с половиной года, усугубила ситуацию. И таких потрясений будет еще немало, прежде чем на горизонте наметятся контуры нового глобального устройства. Хотелось бы, чтобы Россия в этих катаклизмах была наблюдателем, а не участником.