На неофициальном уровне в Китае и за его пределами нередко можно встретить характеристику Си Цзиньпина как последователя «левой» политики Мао Цзэдуна и одновременно продолжателя линии Дэн Сяопина на углубление рыночных реформ. Иностранным наблюдателям такое смешение кажется невозможным и заставляет их предсказывать приближение китайского «краха» либо неизбежности выбора между политикой в стиле Мао и экономикой в духе Дэна. Однако в наши дни китайскую политику невозможно убедительным образом объяснить через столкновение «реформаторов» и «догматиков», как это было в 1980–1990-е годы. Опыт китайских реформ показывает, что сочетание непримиримых с точки зрения западной модели развития компонентов – однопартийной власти и конкурентной рыночной экономики – может быть успешным.
Обновление авторитаризма Дэн Сяопина
Достойную внимания схему современной китайской политики предложил профессор истории Шанхайского педагогического университета Сяо Гунцинь. По его мнению, Си Цзиньпин создает «новый авторитаризм версии 2.0», предыдущая «версия 1.0» начала 1990-х была творением Дэн Сяопина. Обе версии ставят перед собой сходные цели – нужно добиться того, чтобы никто не посмел бросить вызов правлению КПК, и тогда в условиях политической стабильности проводить реформы в интересах развития экономики.
Потребность в «версии 2.0» возникла потому, что за два десятилетия дали себя знать недостатки модели Дэн Сяопина. Она обеспечила экономический рост, но породила группы интересов, способные увеличить выгоды за счет связи с властями. Сяо Гунцинь полагает, что консервация такой модели ведет к росту расслоению между бедными и богатыми, снижению эффективности государственного сектора экономики, формированию коррупционных связей, бесконтрольному росту трат чиновников за счет бюджета.
Дэн Сяопин жестко боролся с попытками бросить вызов власти КПК. После событий 1989 г. он маргинализировал «правое» вестернизаторское течение. В 1992 г. нанес удар по противникам реформ, выступавших с позиций традиционной трактовки социалистической идеологии. Именно так, по мнению Сяо Гунциня, был проложен путь китайскому «новому авторитаризму» – проведение реформ «железным кулаком», борьба с вызовами со стороны «левых» и «правых», сосредоточение усилий на развитии экономики, улучшение материальной жизни людей.
Система, созданная Дэн Сяопином, обеспечила экономический подъем, однако ее издержки порождали недовольство и создавали почву для оппозиционных настроений. Сяо Гунцинь полагает, что побежденные Дэном политические радикалы восстановили силы и набрали популярность, они вновь готовы бросить вызов существующему порядку. С одной стороны, «крайне левые» призывают к «новой культурной революции», осуждают капитализм и зовут вернуться к порядку, который был при Мао Цзэдуне. С другой стороны, «крайне правые» готовы организовать «жасминовую революцию» под лозунгами свободы и демократии, требуя введения многопартийной системы и состязательных выборов. По содержанию эти две политические программы противоположны, однако между ними есть общее – они идеологически самодостаточны и представляют сложные проблемы в виде простых лозунгов. Идеи привлекательны для масс и могут вызывать политически мобилизующий «эффект площади».
С этой точки зрения Си Цзиньпин не является «левым в политике» и «правым в экономике». Правильнее называть его продолжателем курса на проведение реформ «железным кулаком», элементами которого являются рост антикоррупционного давления на бюрократию, ужесточение регулирования в интернете, активизация идеологической работы. Власть пытается учесть настроения людей и не допустить использования народного недовольства радикалами.
Институциональными элементами «нового авторитаризма 2.0» стали две руководящие структуры, созданные на основании решений состоявшегося в ноябре 2013 г. 3-го пленума ЦК КПК 18-го созыва. Это Руководящая группа ЦК КПК по всестороннему углублению реформ и Совет государственной безопасности (СГБ). Обе структуры возглавил Си Цзиньпин. Их появление отражает два основных направления «нового авторитаризма» – продолжение реформ в экономике и комплексное решение проблем безопасности, включая сферы интернета и культуры. Китайский лидер пояснил: «Лишь когда обеспечены государственная безопасность и общественная стабильность, реформы и развитие смогут непрерывно продвигаться вперед. Ныне наша страна сталкивается с двойным вызовом: вовне она должна защищать государственный суверенитет, безопасность, интересы развития, внутри – политическую безопасность и общественную стабильность, различных предсказуемых и труднопредсказуемых элементов риска стало явно больше».
Китайское руководство намерено дать больше свободы «невидимой руке» рынка, не отказываясь от «видимой руки» власти. Курс на придание рынку решающей роли в распределении ресурсов сопровождается концентрацией полномочий и реформой системы государственного управления. Чтобы создать условия для качественного улучшения рыночной среды, правительству придется жестко побороть сопротивление групп интересов, выросших в условиях авторитарной модели Дэн Сяопина. При этом важно не допустить перерастания этих процессов с уровня элит на все общество, что грозило бы всплеском радикальных настроений и создавало бы угрозу политической дестабилизации.
Сяо Гунцинь надеется, что политика Си приведет к ослаблению радикальных настроений. Для этого предстоит перейти от «полуоткрытой бюрократической рыночной экономики» к зрелой рыночной экономике, от нынешнего «сильного государства со слабым обществом» к балансу между ними. По мнению ученого, через 10–15 лет, когда спадет радикализм и укрепится средний класс, у Китая появится возможность для продвижения к демократии на основании общественного консенсуса вокруг идеи среднего пути. Впрочем, эти отдаленные надежды выходят за рамки правления Си Цзиньпина, которому по сложившимся правилам предстоит покинуть пост партийного лидера в 2022 году. Искать пути демократизации «нового авторитаризма 2.0» придется его преемнику.
Кто возглавит ощупывание слона
Понятие «авторитаризм» не входит в китайский нормативный политический лексикон, однако на связь крупномасштабных реформ с укреплением стабильности указывают представители основного течения в идеологии. Специалист по марксистской теории проректор Партшколы ЦК КПК Хань Цинсян изложил суть «нового правления» Си Цзиньпина через ставшее модным понятие «новое нормальное состояние», которое китайский лидер предложил в 2014 г. применительно к экономике. Си заявил, что Китаю нужно приспосабливаться к «новому нормальному состоянию», для которого характерны более низкие темпы роста. Этой «нормальности» нельзя противодействовать искусственным удержанием прежних высоких показателей: Китаю хватит 7% в год вместо прежних 10%, если при этом будут проведены структурные реформы, обеспечивающие устойчивое развитие экономики.
В расширительном смысле «новое правление» Си Цзиньпина нацелено на создание «нового нормального состояния» во всех сферах жизни страны. В центре – модернизация государственного управления. Задачи развития, которые поставлены в начале реформ, Китай в значительной мере уже решил. Теперь предстоит найти ответ на вопрос, как двигаться дальше, о сложности которого предупреждал еще Дэн Сяопин. Эти проблемы продолжали волновать его и после отхода от власти в 1990-е годы. «Архитектор реформ» предвидел обострение ситуации вокруг социальной поляризации, вызванной несправедливостью распределения, он также предлагал заранее обдумать путь расширения демократии в ответ на рост требований политического участия со стороны граждан. Хань Цинсян полагает, что этот этап уже наступил, власть должна найти способы разумного удовлетворения народных требований защиты прав, обеспечения демократии и социальной справедливости. Старая система «руководящего правительства» для этого не подходит, нужны новые механизмы совместного участия в управлении местных органов власти, партийных комитетов, предприятий, общественных организаций.
Китайское руководство стремится упрочить позиции в качестве главного источника интерпретации политики реформ. В мае 2014 г. главный редактор «Жэньминь жибао» Ян Чжэнъу опубликовал статью, в которой призвал сформировать целостный взгляд на реформы и, в частности, на решения 3-го пленума ЦК КПК 18-го созыва. По его словам, тут имеется много односторонних подходов. Одни говорят только о роли рынка, но не о совершенствовании роли правительства. Другие рассуждают только о смешанной экономике, но не о создании современной системы государственных предприятий. Третьи думают только о том, как наилучшим образом «поделить пирог» общественного богатства, но не как его создать. Похожие проблемы возникают и в деле преобразования государственного управления, когда курс на укрепление правления по закону отрывают от задач развития и совершенствования социализма с китайской спецификой. Возникает ситуация, описанная в китайской притче «слепые ощупывают слона» – кто-то коснулся бивня и решил, что слон твердый и холодный, а кто-то взял его за ногу и решил, что слон похож на столб. Проблема в том, что за тенденциозными трактовками реформ стоят политические предпочтения, а власть не может утвердить правильный взгляд прежними пропагандистскими методами, поскольку в эпоху интернета и новых средств коммуникации «у каждого человека есть свой микрофон».
К примеру, влиятельные китайские экономисты либерального толка высоко оценили решения 3-го пленума о повышении роли рынка, поскольку это соответствовало их принципиальному стремлению к сокращению роли государства. Однако эти голоса вызвали недовольство тех, кто выступает за сохранение социалистического вектора развития. После состоявшегося в октябре 2014 г. 4-го пленума ЦК КПК 18-го созыва, который принял «Постановление о некоторых важных вопросах всестороннего продвижения управления государством на основании законов», в интернете поднялась волна разочарования из-за сохранения верховенства партии над законодательным механизмом. Конструктивные шаги, направленные на укрепление авторитета конституции, повышение профессионализма и независимости судей, усиление подотчетности органов власти в неофициальном поле коммуникаций остались недооцененными.
Власть реагирует наведением порядка в интернете и попытками укрепить позиции партии в информационном пространстве. Ныне в Китае говорят не столько об «идеологической борьбе», предполагающей наличие противника с альтернативной системой взглядов, сколько о «борьбе за общественное мнение», в котором представлены многообразные и не обязательно враждебные точки зрения. Вместе с тем после выступления Си Цзиньпина на Всекитайском совещании по идейно-пропагандистской работе в августе 2013 г. в официальных СМИ появились призывы «не бояться обнажить меч» в идеологии.
Си Цзиньпин пытается сделать из кадровых работников идеологических бойцов, готовых активно отстаивать линию КПК. За минувшие десятилетия спокойных рыночных реформ бюрократия отвыкла от этой работы, она теряется перед натиском бурных дискуссий в интернете. Китайский лидер подчеркивает, что элита и народ в целом должны укреплять уверенность в себе и своей стране, и это должно помочь отстоять идеалы и сохранить за собой право голоса в решающих вопросах. Одним из аспектов этой политики выступает создание собственной китайской дискурсивной системы, свободной от «заморских догм» и позволяющей описывать китайскую реальность без использования западных шаблонов. В частности, в 2014 г. после пленума по правовой реформе вновь обострились споры о том, может ли Китай заимствовать западный вариант конституционализма.
Одновременно власти пытаются сгладить остроту идеологической полемики, предлагая компромисс. В январе 2013 г. Си Цзиньпин заявил, что дореформенный период и период реформ в Китае тесно связаны, их «категорически нельзя отрывать друг от друга, тем более недопустимо их противопоставление». Иными словами, нельзя восхвалять социальное равенство при Мао Цзэдуне для того, чтобы осуждать ставшее последствием реформ Дэн Сяопина имущественное расслоение. С другой стороны, нельзя использовать позитивные оценки реформ для чрезмерной критики Мао Цзэдуна за пережитые страной беды, поскольку это ведет к эрозии легитимности правящей партии.
Хотя на первый взгляд эта формула выглядит нейтральной и направленной одновременно против «левых» и «правых», в контексте споров последних десятилетий более всего она возмутила либеральных критиков. Многие из них считают, что Китай не сможет двигаться вперед до тех пор, пока не будут полностью сведены счеты с «культурной революцией» и другими «преступлениями Мао», прежде всего с историей многомиллионных жертв массового голода, вызванного просчетами политики «большого скачка». Прежние китайские лидеры старались обходить эти темы стороной, создавая иллюзию, что сведение счетов откладывается на будущее. Однако Си Цзиньпин четко дал понять, что не допустит разгула «исторического нигилизма», приведшего к падению КПСС и развалу СССР. А это значит, что критики Мао Цзэдуна, подрывающей исторические устои власти КПК, не будет никогда.
На глубинном уровне китайские либералы готовы согласиться с моделью «нового авторитаризма 2.0» в надежде, что Си Цзиньпин пресечет рост популярности левых идей столь же бескомпромиссно, как это сделал Дэн Сяопин в 1992 году. В реальности лозунг «непротивопоставления двух периодов» предполагает создание исторического синтеза, в котором сторонникам реформ придется признать достижения КНР 1950–1970-х годов. И в этом случае без признания заслуг Мао Цзэдуна в создании предпосылок развития современного Китая обойтись не удастся.
Борьба без классов
В сентябре 2014 г. вспыхнула ожесточенная дискуссия о политическом устройстве Китая, в центре которой оказалась тема классовой борьбы. Исходной точкой стала публикация президента Академии общественных наук (АОН) Ван Вэйгуана «Придерживаться демократической диктатуры народа, тут ничего неправомерного».
Популярное изложение основ учения о государстве и диктатуре у Маркса, Ленина и Мао Цзэдуна, а также диалектических отношений между «демократией для народа» и «диктатурой для врагов» могло бы остаться незамеченным, если бы автор не применил их к современному Китаю: «Демократическая диктатура народа – это чудодейственное средство, от которого социализм с китайской спецификой не должен отходить ни на мгновение. Сегодня наше государство социализма с китайской спецификой переживает историческую эпоху, описанную в классических работах марксизма – это эпоха смертельной схватки между двумя перспективами, двумя путями, двумя судьбами, двумя великими силами социализма и капитализма. В эту эпоху пронизывающей все главной нитью является классовая борьба пролетариата и буржуазии, социализма и капитализма. Она определяет, что в международной сфере классовую борьбу невозможно потушить, внутри страны классовую борьбу также невозможно потушить. На этом международном и внутреннем фоне демократическую диктатуру народа никак нельзя устранять, ее следует придерживаться, обязательно упрочивать и делать сильнее. Иначе не получится противостоять замыслам внешних реакционных сил озападнить, расколоть, приватизировать и сделать капиталистическим Китай, не получится подавить внутренние враждебные силы, играющие разрушительную роль в сотрудничестве с иностранцами. Обязательно нужно строить и укреплять армию, силы безопасности и правопорядка, средствами демократической диктатуры народа защитить мир, защитить народ, защитить социализм».
Формально в Китае от учения о классовой диктатуре не отказывались, она по-прежнему зафиксирована в Конституции. Однако о ней предпочитали лишний раз не вспоминать, поскольку власти призывали строить лишенное острых противоречий «гармоничное общество». Ученые последовали за этим поветрием, переключившись с анализа борьбы классов на изучение многообразия «социальных слоев». Непривычно четкие суждения о противостоянии «внешним реакционным силам» и их приспешникам внутри страны имели большой резонанс, который был усилен высоким общественным положением автора и местом публикации – она вышла в партийном журнале «Хунци вэньгао» («Краснознаменные рукописи»), издающемся под эгидой главного теоретического органа КПК журнала «Цюши» («Поиск истины»).
Судя по остроте эмоциональной реакции, влиятельные блогеры увидели в этой статье предвестие усиления работы по «национализации» интеллектуальной элиты. Ван Вэйгуана обвиняли в «преступной попытке расколоть Китай классовой борьбой», в стремлении вернуть страну во времена «культурной революции», реабилитировать лозунг Мао «Классовая борьба – основное звено», найти оправдание новым репрессиям. Однако попытки связать президента АОН с «антипартийным заговором» левых радикалов, якобы стремящихся повредить Си Цзиньпину, выглядели откровенной нелепостью.
Ван Вэйгуан – авторитетный выразитель взглядов основного течения в китайской политической идеологии, ранее был профессором и проректором Партшколы ЦК КПК. В июле 2014 г. он выступил с речью, в которой призвал подчиненных к строгой дисциплине: «АОН – это не рыхлый союз “свободных писателей”, это руководимый партией важный фронт пропаганды, важная структура науки и теории, важная база идеологии». Трудно предположить, что его публикация была самочинным выступлением «свободного писателя». Скорее в ней можно увидеть отражение тенденций, проявившихся после прихода к власти Си Цзиньпина – отказ от осуждения наследия Мао и его частичное использование в интересах реформ, возрождение авторитета марксизма, подчеркивание угрозы «внешних сил» стабильности Китая.
Влиятельная газета «Хуаньцю шибао» (входит в издательскую группу главного партийного органа «Жэньминь жибао») откликнулась на полемику редакционной статьей «Ученый выдвинул классовую борьбу, это не обязательно политический сигнал». В ней подчеркивалось, что упоминание о классовой борьбе не означает ее разжигания. Острие критики было обращено против сторонников западных политических взглядов, которые на словах выступают против тезиса о классовой борьбе, а на деле борются за достижение своих целей – «если в Китае сейчас есть люди, выступающие за “классовую борьбу в качестве ключевого звена”, то это именно они». Был сделан вывод, что классовая борьба не устарела, ее изучение способно обогатить научную методологию и расширить понимание общественных процессов. А вот осуждающие классовую борьбу и при этом использующие ее люди «должны поразмыслить и насторожиться», поскольку именно они приводят общество в возбуждение. Если бы они смогли себя сдерживать, это помогло бы не допустить обострения классовой борьбы в Китае.
Через пару дней в еженедельной газете Партшколы ЦК КПК «Сюэси шибао» появилась статья с критикой лозунга «Классовая борьба – основное звено». Ее автор, профессор истории Восточно-Китайского педагогического университета Хань Ган, в прошлом занимался историей партии в исследовательском отделе при ЦК. Материал рассказывал о том, что классовая борьба принесла Китаю много бедствий, которые начались еще в 1950-е гг. в период «большого скачка» и достигли апогея во времена «культурной революции». Заслуга в «коренном прекращении смуты и восстановлении порядка» принадлежит Дэн Сяопину, повернувшему страну к модернизации и обещавшему, что основная линия не изменится еще сто лет. Эту публикацию восприняли как проявление идейного раскола и начало полемики внутри партии.
Однако последующие выступления были обращены против противников упоминаний о классовой борьбе, их обвинили в «наклеивании ярлыков», то есть в использовании приемов «культурной революции». Когда ученые пытаются обсуждать тему классовой борьбы, нет оснований упрекать их в попытке вернуть страну во времена Мао Цзэдуна. Лозунг «Классовая борьба – основное звено» является ошибочным, однако это не дает оснований для нападок на демократическую диктатуру народа. Попытки обосновать отказ от учения о классовой борьбе ссылками на политику Дэн Сяопина были названы несостоятельными, поскольку в 1992 г. во время исторической поездки на юг Китая «архитектор реформ» говорил не только о продолжении экономических преобразований, но и о важности диктатуры: «Укрепление народной власти силами демократической диктатуры народа – справедливое дело. Здесь нет ничего неправомерного». Эти слова «ничего неправомерного» Ван Вэйгуан использовал в названии статьи в качестве недвусмысленной заявки на наследование идей Дэн Сяопина.
Из сферы обсуждения классовой борьбы полемика переместилась в сторону защиты государственного строя от нападок враждебных сил, добивающихся насаждения в Китае «всеобщих ценностей» ради смены характера политической власти в интересах международного капитала и «внутренних компрадоров». В начале ноября 2014 г. на семинаре в Пекине выступил бывший начальник отдела изучения документов ЦК КПК Пан Сяньчжи. Он заявил, что борьба марксизма и антимарксизма в Китае не завершилась, и хотя Дэн Сяопин осуждал заблуждения «левых», этот тезис подчеркивали так долго, что позабыли о борьбе против правых течений. В результате эпитет «левый» стал уничижительным, его используют как предлог для нападок: тех, кто говорит о марксизме и революционной традиции, сразу называют «левыми», чтобы они «не смели голову поднять». Пан Сяньчжи призвал единомышленников «поддерживать высокую степень единства с ЦК во главе с товарищем Си Цзиньпином», поскольку при новом руководителе направление работы партии стало четким и основанным на марксистских убеждениях.
В конце ноября 2014 г. в «Хунци вэньгао» вышла статья бывшего руководителя орготдела ЦК Чжан Цзинцюаня «Развивать красную культуру, держать в руках инициативу в идеологической работе». В ней приведена примечательная классификация противников китайского социализма. Первая группа – открытые враги руководства компартии и социалистического строя. Вторая – те, кто, облачившись в «легальные одеяния», ведет скрытые нападки на партию и строй. Третья группа основывает свои нападки на отдельных случаях в истории и реальности, создавая искаженную картину целого. Четвертые смешивают научные и политические проблемы, а на деле подсовывают «реакционные идеи». При этом одни исходят из собственных воззрений, а другие за спиной получают поддержку «западных враждебных сил».
Появление подобных типологий указывает на повышение накала политической полемики в Китае. Атаки на официальную идеологию вызывают у властей тревогу и побуждают к усилению пропагандистской и воспитательной работы. Эти действия провоцируют встречную негативную реакцию, которая открыто проявляется в интернете. А это, в свою очередь, убеждает власти в необходимости еще смелее использовать «сверкающий меч» в борьбе за партийное руководство общественным мнением.
Догнать и перегнать Брукингс
Китайский «новый авторитаризм 2.0» хочет укрепить интеллектуальную базу своей политики. Вскоре после прихода к власти Си Цзиньпин призвал создавать «мозговые центры нового типа с китайской спецификой», которые должны выступать не только советчиками при выработке государственной политики, но и способствовать повышению международного влияния Китая инструментами «мягкой силы». В ноябре 2013 г. в постановлении 3-го пленума ЦК КПК была поставлена задача «активизировать строительство мозговых центров нового типа с китайской спецификой, создать прочную систему консультирования при принятии решений».
В октябре 2014 г. на заседании Руководящей группы ЦК по углублению реформ рассмотрены «Мнения по укреплению строительства новых мозговых центров с китайской спецификой». Си Цзиньпин посетовал, что китайские мозговые центры «не успевают за развитием ситуации», «проблема несоответствия становится все более заметной», в первую очередь Китаю «недостает мозговых центров высокого качества с международной известностью и сравнительно большим влиянием». Китайский лидер подчеркнул, что задачи реформ все более сложны и потому требуют все более мощной интеллектуальной поддержки. Он рекомендовал развивать «мозговые центры» в контексте создания системы научной и демократической разработки государственной политики, связать эти усилия с продвижением реформирования механизма управления. При этом «мозговым центрам» следует придерживаться руководства партии, ухватить правильное направление, в полной мере воплощать китайскую специфику, стиль и дух. Си Цзиньпин призвал создать целостную скоординированную систему, соединяющую партийные и государственные структуры, АОН, партшколы и административные колледжи, вузы, а также военные, научно-технические и общественные «мозговые центры». В заключение прозвучал призыв сделать акцент на создании «мозговых центров» с мировым влиянием, внимательно относиться к их профессионализации.
Стратегия наращивания китайской «мягкой силы» вышла на новый, более высокий уровень. В прошлом десятилетии при Ху Цзиньтао усилия были сосредоточены на распространении в мире китайского языка и базовых знаний о китайской культуре. Тогда примером служили Британский совет и Институт Гёте. Созданные с учетом иностранного опыта Институты Конфуция были растиражированы в тысячах экземпляров по всему миру. Теперь новыми манящими образцами для Китая выступают Институт Брукингса и корпорация «Рэнд» (RAND Corporation – находится в перечне иностранных и международных неправительственных организаций от 06.12.2023, деятельность которых признана нежелательной на территории Российской Федерации.). Однако на этот раз речь идет о штучном «товаре» и деятельности в намного более сложной сфере производства и распространения идей.
«Мозговые центры» нужны Китаю потому, что нынешние власти призывают вести стратегическое проектирование реформы «сверху». Ситуация стала настолько сложной, что прежние методы продвижения вперед путем «нащупывания подводных камней» бесповоротно ушли в прошлое. Правительство более не является «всеведущим», ему нужны профессиональные знания от «мозговых центров», которые превращаются в часть системы государственного управления. Центры не могут становиться открытыми оппонентами властей, поскольку призваны помогать принятию государственных решений, а их деятельность, как правило, оплачивается государством.
Созданные в начале реформ АОН и Центр изучения развития при Госсовете внесли большой вклад в формирование концепции преобразований – как подчеркивают китайские исследователи, в этом отношении с ними не может сравниться никакой американский центр. Однако это не гарантирует китайским центрам автоматического выхода в мировые лидеры. Новая политика породила немало вопросов – как совместить конкуренцию между «мозговыми центрами» с их следованием линии партии, как поддерживать и стимулировать их развитие, как добиваться повышения международного влияния до уровня лидирующих американских think tank’ов. Стремление догнать американцев не предполагает копирования, китайские «мозговые центры» должны иметь собственный облик.
Китайские эксперты часто ссылаются на представленный в январе 2014 г. доклад Пенсильванского университета о глобальном развитии «мозговых центров». В мире насчитывается 6826 подобных структур, первое место по их числу занимают Соединенные Штаты (1828), Китай стоит на второй строчке (426). Казалось бы, это неплохой результат, который соответствует статусу Китая в глобальном экономическом рейтинге. Настоящая проблема в обретении необходимого качества – в сотню наиболее влиятельных мировых центров по американскому рейтингу вошли только шесть китайских. В реальности в Китае около 2,5 тыс. «мозговых центров», из которых две тысячи вообще не были учтены исследователями из Пенсильванского университета.
В Китае подчеркивают, что «мозговые центры» в США связаны с различными политическими партиями и группами интересов, они выступают в качестве площадок, на которых те доводят свою позицию до властей и общества. В условиях однопартийной системы представляется разумным сохранить сложившиеся механизмы прямого взаимодействия исследовательских структур с органами власти. Китайские исследователи полагают, что у американских «мозговых центров» есть независимость в исследованиях, но не в политике – к примеру, Фонд «Наследие» выступает на стороне республиканцев, а Институт Брукингса близок к Демократической партии. Поляризация между идеями различных центров Китаю не нужна, поскольку они должны обслуживать интересы всего народа, а не соперничающих между собой политических сил. Столь же проблематично использование западного опыта «вращающейся двери», когда после поражения на выборах партии ее высокопоставленные чиновники уходят в «мозговые центры», а в случае новой победы – возвращаются во власть. Помимо того что правящая партия в Китае одна, в китайской политике подчеркивают ценность накопления опыта работы на всех уровнях начиная с самого нижнего, что делает неактуальной идею внезапного перехода сотрудников «мозговых центров» на средние или верхние эшелоны государственного управления.
Китайские «мозговые центры» соперничают за деньги из государственных фондов, при этом в преимущественном положении оказываются государственные и полугосударственные структуры. Это вполне объяснимо, поскольку они связаны с властями, им проще получать необходимую информацию, легче принимать участие в выработке политических решений. Действенные механизмы бюджетного финансирования частных «мозговых центров» через состязательную систему государственного заказа в Китае пока не разработаны. К тому же чиновники зачастую просто опасаются привлекать к работе частников, боясь их чрезмерной независимости.
Эта ситуация оказывает непосредственное влияние на интеллектуальные тенденции в Китае. Поскольку ведущие «мозговые центры» стремятся завоевать благосклонность властей и финансирование, работающие в них исследователи естественным образом становятся на сторону идейного мейнстрима и дистанцируются от политического радикализма. Материальные стимулы способствуют добровольной стабилизации и консолидации в рядах исследователей, стремящихся продемонстрировать государству свой профессионализм и лояльность. Радикальные идеи не исчезают, но их выразителями становятся «сетевые интеллектуалы», добивающиеся славы не за счет качественной аналитики, а благодаря резкости и резонансу публикуемых в интернете материалов.
Проживающий ныне в США исследователь проблем современного Китая Чэнь Сяонун заметил, что почти все работы в области общественных наук в КНР являются «предложениями для начальства», так что практически все университеты и институты можно считать «мозговыми центрами». Ученый вспомнил о своей работе в 1980-е гг. в группе экономистов, близкой к премьеру и генсеку партии Чжао Цзыяну. Тогда дела обстояли иначе, аналитики смело критиковали решения руководителей, в частности, эта группа выступала против теории «комплексного равновесия» плановой экономики, выдвинутой влиятельным в то время консервативным политиком Чэнь Юнем. Это было возможно лишь в условиях соперничества внутри руководства и подъема общественного движения перед трагическими событиями 1989 года. Китайские власти делают все возможное, чтобы подобная ситуация не повторилась. Понимая это, Чэнь Сяонун заявил, что Китаю нужно сперва изменить политический строй и лишь потом создавать «мозговые центры» демократического государства, когда исследователям не придется беспокоиться о том, что они обидят президента и потеряют работу.
Китайские власти смотрят на ситуацию по-иному. Они ставят задачу развития «мозговых центров», чтобы справиться с новыми вызовами в процессе реформ и не допустить смены политического строя. Процессы профессионализации, «национализации» и реидеологизации интеллектуальной элиты развиваются параллельно. В начале года в АОН – «мозговом центре» с мировой известностью – создали Академию изучения марксизма, в которую планируется ежегодно принимать сотню способных молодых докторантов, призванных сформировать кадровый костяк нового поколения исследователей марксистской теории. Исследователям создают комфортные условия для работы, повышают зарплаты, дают возможность обзавестись новым жильем и решить проблему обучения детей. Но при этом им все чаще напоминают, что они обязаны быть на стороне партии и народа. В июне 2014 г., выступая перед сотрудниками одного из институтов АОН, глава группы Центральной комиссии по проверке дисциплины и член парткома Академии Чжан Инвэй упрекнул ученых в том, что некоторые из них пытаются замаскировать свои истинные взгляды «дымовой завесой», публикуют в интернете уходящие за пределы страны «искаженные материалы», в период осложнения обстановки вступают в сговор с иностранцами и «допускают точечное проникновение зарубежных сил».
Хотя руководство требует, чтобы ученые АОН не превращались в «свободных писателей» и «сетевых интеллектуалов», это вовсе не значит, что они не должны присутствовать в интернете. Не приветствуются самореклама и усилия по увеличению личной популярности. «Жэньминь жибао» сообщила, что под руководством парторганизации АОН научные сотрудники через написание статей, книг, чтение лекций, интервью СМИ и блоги должны критиковать западную «конституционную демократию», «всеобщие ценности», «гражданское общество», неолиберализм, «исторический нигилизм» и прочие ошибочные идеи, помогая таким образом народным массам и всему обществу отделять истину от лжи.
Политика Си Цзиньпина направлена на то, чтобы обеспечить продолжение реформ, важные преобразования намечены в области экономики и государственного управления. Однако об идеологической либерализации речи не идет. Напротив, правящая партия стремится упрочить контроль над общественным мнением, не оставляя пространства для стихийного разрастания оппозиционных настроений. Интенсификация идейно-теоретической работы сопровождается серьезными усилиями по созданию профессионального и эффективного механизма консультирования «мозговыми центрами» принятия государственных решений.
