В экспертных и политических кругах Центральной Азии было принято говорить, что у России отсутствует стратегия в отношении стран региона. После того как в 2007 г. свою стратегию принял Европейский союз, этот тезис приобрел дополнительный оттенок: «Даже у ЕС есть, а Россия…». Продолжали фразу по-разному, но смысл не менялся – у Москвы нет долгосрочного политического и экономического плана для региона.
Действительно, долгое время официальные тезисы о «приоритете стран постсоветского пространства» (в том числе и Центральной Азии) оставались преимущественно декларативными. Сейчас, однако, можно уверенно говорить, что оформленный курс появился – проект Евразийской экономической интеграции, воплощенный в Таможенном союзе, Евразийском экономическом союзе и Едином экономическом пространстве. И роль стран Центральной Азии в нем чрезвычайно высока.
Каков вклад Центральной Азии
Регион способен придать ЕЭП качественно иной масштаб – Казахстан (203,5 млрд долларов ВВП и 16,8 млн населения), Киргизия (6,4 млрд и 5,5 млн соответственно), Таджикистан (6,9 млрд и 8 млн), Узбекистан (51,1 млрд и 29,8 млн). Таким образом, общий вклад Центральной Азии мог бы составить 267,9 млрд долларов ВВП и 60,1 млн населения, что прибавило бы к российской экономике более 13% ВВП (а по паритету покупательной способности около 20%) и более 40% населения. Без Узбекистана цифры скромнее, но все равно значимы: за счет остальных стран Центральной Азии к российской экономике прибавилось бы около 15% ВВП (по паритету покупательной способности) и более 20% населения.
Но регион важен не только абсолютными масштабами ВВП и населения. Развитие экономики неминуемо должно включать значительный элемент реиндустриализации. Это нужно для того, чтобы иметь несырьевые сферы экономического роста, а также обеспечить необходимое количество рабочих мест в условиях, когда предполагается рост населения. Для промышленного возрождения необходимо снизить конкуренцию со стороны КНР.
Значит, ключевая предпосылка дальнейшего экономического роста – укрепление экономической границы с Китаем. Опыт ТС показал, что на практике таможенные пошлины повышаются. Пока это компенсируется тем, что на таможенной границе Казахстана и КНР остаются значительные «дыры». Статистика двух стран по товарообороту через границу отличается кратно (и это нельзя объяснить только разными методиками подсчета и другими техническими причинами вроде «товарной пересортицы»). «Прорехи» имеются и на границе Казахстана и Киргизии.
Сразу после начала функционирования ТС в 2011 г. на казахстанско-киргизской границе можно было наблюдать дикие картины, когда через пограничные переходы перегружались фуры с товарами. Для облегчения жизни населения, занятого в мелком бизнесе, разрешили беспошлинно перемещать через границу до 50 кг груза для личных нужд. В результате из Китая в Киргизию прибывали фуры с товарами, заранее расфасованными в 50-килограммовые мешки. На границе Казахстана машины останавливались, и груз в мешках перемещался через границу организованными группами местных жителей. На казахстанской стороне товар сразу загружался в новую фуру. Таким образом, китайская продукция попадала на территорию ТС не по новым, более высоким пошлинам, а вообще без пошлин. Зимой 2011/2012 гг. киргизско-казахстанская граница была перегружена такими операциями. Потом, правда, ситуация нормализовалась, теперь там не видно бесконтрольной и беспошлинной перегрузки грузовых фур. Правда, китайский экспорт в Киргизию в эти годы только рос, а адекватного повышения таможенных сборов на границе Таможенного союза не произошло. Остается вопрос – куда же делись ввезенные в Киргизию товары? Не секрет, что Киргизия стала перевалочным пунктом для транспортировки китайской продукции в Таджикистан и Узбекистан. Однако значительная часть товарного потока по-прежнему идет в Казахстан, то есть пересекает границу Таможенного союза. «Дыры» остаются.
Очевидно, что граница ТС с Китаем будет постепенно укрепляться, а объем контрабанды через нее – сокращаться. Это вопрос времени. Но развитие проекта будет включать и расширение границы ТС с КНР за счет вхождения Киргизии и Таджикистана.
Переговоры Бишкека о присоединении шли весь 2013 и 2014 гг. и завершились подписанием 23 декабря 2014 г. соглашения о вступлении в 2015 году. Вопрос с Таджикистаном относится к более отдаленной перспективе. Но в обоих случаях проблема, по сути, одна и та же. За годы независимости две страны стихийно пришли к модели экономического выживания и развития, которую придется очень серьезно пересматривать, чтобы принять решение о членстве в ТС.
Основной доход в бюджет Киргизии дают главные сектора официальной экономики – горнорудная промышленность и гидроэлектроэнергетика. Однако они не создают достаточного количества рабочих мест. 47–48% населения заняты в сельском хозяйстве. Но крупнейший неформальный сектор – торговля и посредничество. Киргизия быстро нашла свою нишу в региональной торговле. Этому способствовали либеральное законодательство, слабая правоприменительная практика и высокая коррупция. Товары поступают из Китая и дальше транспортируются в Казахстан, Узбекистан и Таджикистан.
По экспертным оценкам, оборот двух крупнейших рынков «Дордой» (Бишкек) и «Кара-Суу» (Ош), через которые проходит большая часть реэкспорта китайской продукции, превышал в годы их расцвета официальный ВВП страны (в 2014 г., по предварительным данным, рыночный объем снизился). Таким образом, реэкспорт китайских товаров давал второй ВВП – теневой. Объем этого бизнеса сравним со всей легальной экономикой (ВВП – 6,4 млрд долл.) и переводами от трудовых мигрантов (примерно 4 млрд долл.). Реэкспорт китайских товаров стал системным фактором для Киргизии.
Соответственно, в стране распространена концепция «транзитного будущего». Предполагается, что Киргизия находится на перекрестке крупных торговых маршрутов и должна укреплять позиции регионального транспортно-торгового узла. В реальности узел ориентирован на товары китайского производства, что плохо стыкуется с базовыми идеями Таможенного союза. В результате на переговорах о присоединении Киргизии была выработана «дорожная карта», предполагающая выделение длинного списка групп товаров (в общей сложности более тысячи наименований), в отношении которых будут действовать преференции, чтобы смягчить сокращение реэкспорта китайской продукции. Но даже при предоставлении таких преференций вступление в ТС – непростое решение для местной элиты, которая состоит из множества группировок. Требуется смена парадигмы мышления. Не так легко осознать и принять тезис, что будущее – не в перепродаже китайских товаров, а в реиндустриализации.
Вступление Таджикистана в ТС – не перспектива ближайших нескольких лет. Но когда до этого дойдет, Душанбе также будет сложно принять решение. Ведь придется ужесточить таможенный режим на границе с Китаем (то есть подорожают товары широкого спроса), но главное – потребуется серьезное ужесточение режима с Афганистаном. Между тем последние 10 лет огромные усилия вложены в развитие торговли в южном направлении. Через реку Пяндж в Афганистан построены пять мостов, открыты пункты пропуска людей и товаров. В этих местах создаются свободные экономические зоны для стимулирования торговли. Торговля идет не только с самим Афганистаном, но через него с Пакистаном. Уже сейчас более половины цемента на таджикский рынок поступает оттуда. Пакистан – еще и крупный поставщик некоторых групп сельскохозяйственной продукции (например, картошки).
Постепенно в Душанбе обрели популярность идеи «разворота на юг» и интеграции в южное экономическое пространство. Конечно, нестабильность в Афганистане оставляет некоторую неопределенность. Но в целом среди таджикских политиков, чиновников и экспертов преобладает точка зрения, что Афганистан – это в первую очередь возможность, хотя признаются и риски.
Казахстану было легче сделать выбор в пользу Таможенного союза. Еще в середине 2000-х гг. Нурсултан Назарбаев сориентировал политическую элиту и чиновничество на реиндустриализацию. При всем богатстве природными ресурсами 16,8 млн населения не проживут только на природную ренту. В Казахстане крупная база металлургической и горнорудной промышленности. Назарбаев видит будущее страны как конкурентоспособного индустриального государства. Жителей в Казахстане слишком много, чтобы всем жить только на природную ренту, но недостаточно, чтобы работать только на внутренний рынок. Казахстану с его программами реиндустриализации нужны внешние рынки, прежде всего близкие – Россия, Белоруссия.
Таким образом, ТС – союз тех, кто ориентирован на реиндустриализацию, кому нужен расширенный рынок и общие экономические границы для увеличения масштабов экономики. Для тех же, кто привык за 25 лет к торгово-посреднической парадигме развития, решиться на присоединение тяжело.
Узбекистан в этом смысле должен был бы быть заинтересован в Таможенном союзе. Эта страна проводит на постсоветском пространстве одну из самых успешных и амбициозных программ реиндустриализации. Запуск и первые этапы ее возможны за счет внутреннего рынка почти в 30 млн населения. Однако этот потенциал будет рано или поздно исчерпан. Значение экспорта промышленной продукции повышается с каждым годом. И уже в обозримой перспективе настанет момент, когда доступ на внешние, но близкие и достаточно емкие рынки станет для Ташкента абсолютным приоритетом.
Открытая и закрытая интеграция
Формирование регионального интеграционного объединения укладывается в общемировую тенденцию, где регионализация приходит на смену глобализации.
В последние 20 лет идеи глобализации обрели чрезвычайную популярность в Центральной Азии. Были иллюзии, что страны региона повторят путь «азиатских тигров», на которых в 1990-е гг. смотрели как на пример для подражания. Однако все эти государства находятся внутри континента. Есть товары, такие как нефть, газ, золото, которые даже из глубины Евразии выходят на мировой рынок и становятся частью мировой торговли. Но по широкой номенклатуре несырьевой продукции рынок для производителей ограниченный, и он региональный, а не глобальный (доступ на который слишком дорог и который слишком конкурентный) и не страновой (у всех стран маленький по своим масштабам).
С 2008 г. начался тренд на сворачивание глобализации. Все больше протекционистских мер, ограничений для движения людей, капиталов, товаров. ВТО в кризисе. Одновременно формируются крупные области активной экономической жизни с интенсивной торговлей внутри региона, со своими правилами, которые становятся важнее глобальных. И регионы начинают конкурировать между собой.
Формирование ТС и ЕАЭС укладывается в общий тренд. Но тем, кто возлагал основные надежды на глобализацию и сотрудничество с внерегиональными игроками, сложно изменить базовые подходы. Как после стольких лет упований на глобализацию пойти на укрепление экономических границ регионального интеграционного объединения? Поэтому даже представители Казахстана, страны, которая очень заинтересована в ТС и ЕЭП, постоянно говорят о том, что интеграция не должна быть закрытой с установлением непроницаемых границ, а Астана поддерживает «открытую модель».
Казахстанские чиновники в данном случае повторяют американские тезисы. Именно Соединенные Штаты в последние годы делают ставку на «открытую модель» интеграции в Центральной Азии. В США доминирует точка зрения, что основная проблема региона – недостаточная взаимосвязанность (connectivity). Страны Центральной Азии мало торгуют и сотрудничают между собой. Соответственно, нужно снижать барьеры для торговли и передвижения людей, в идеале – совсем снять внутренние границы, но с сохранением полных национальных суверенитетов. Также нужны прозрачные экономические границы в сторону Китая, Афганистана и Ирана. Получается, что идеал – открытый регион с активной внутренней торговлей и вовлеченный в торговый обмен с Южной Азией, Китаем и Ближним Востоком. Такое транзитно-транспортное видение будущего Центральной Азии, впрочем, предполагает, что эта часть мира в основном экспортирует природные ресурсы и импортирует промышленные товары. Это оставляет открытым вопрос о создании достаточного количества рабочих мест, чтобы обеспечить приемлемый уровень занятости для растущего местного населения.
Сейчас проблема занятости во многом решается за счет массовой трудовой миграции в Россию, где общее число приезжих, по неофициальным оценкам, составляет 4–5 млн человек, то есть почти 10% всего населения Центральной Азии. Для Киргизии и Таджикистана этот фактор особенно значим. Однако Россия, очевидно, будет ужесточать доступ мигрантов на свой рынок труда, обставлять это дополнительными условиями. К тому же экономический кризис уже привел к оттоку рабочей силы.
Таким образом, Москва пытается сформировать новый проект региональной интеграции через ТС к ЕЭП с укреплением внешних экономических границ, которые стимулировали бы реиндустриализацию, а значит, были бы достаточно жесткими. Этот подход резко контрастирует с американскими планами для Центральной Азии, которые предполагают, что регион должен быть экономически полностью открыт. Государства же там заинтересованы в ТС и ЕЭП, но внешние экономические границы укреплять не хотят.
