Представление нового валдайского доклада «Утопия многообразного мира: как продолжается история», в котором участвовал министр иностранных дел России Сергей Лавров, отмечено его высказыванием, немедленно разлетевшимся в качестве «молнии»: «Люди, которые отвечают за внешнюю политику на Западе и не понимают необходимости взаимоуважительного разговора, наверное, мы должны просто на какое-то время перестать с ними общаться». Речь конкретно шла про Евросоюз. Министр заметил, что «Россия хочет, в общем, понять, можно ли какой-то бизнес иметь с ЕС в нынешних условиях», сославшись на дискуссию в Европе о невозможности «бизнеса как обычно» с Россией. Ну и добавил, что оглядываться на мнение европейцев как на источник оценки поведения Россия больше не будет.
Столь прямых заявлений о бесперспективности диалога с Европейским союзом из Москвы, пожалуй, действительно раньше не звучало. Слова Лаврова, вероятно, будут интерпретировать в контексте дела Навального и прочих текущих обстоятельств, которые сильно накалили и без того напряжённую атмосферу.
Российско-европейское взаимодействие в конце прошлого – начале этого столетия – слепок мирового порядка, который установился после окончания холодной войны. О нём сказано и написано очень много, напомним одно. В его основе идея о том, что западные державы – победительницы в холодной войне – распространяют свои институты на остальной мир просто потому, что те доказали экономическую эффективность и морально-политическую правоту, взяв верх в остром противостоянии с альтернативной системой. Сначала это практически не встречало возражений и сопротивления на мировой арене, потом сомнения в жизнеспособности системы стали возрастать. Причём не только в странах, на которые распространялась либеральная модель, но и там, где она всегда существовала. Ко второй половине 2010-х годов невозможность удержать эту модель в качестве общемировой перестали отрицать даже самые яростные её адепты. Речь всё чаще стала идти – причём зачастую в истеричных формах – о сохранении её на самом Западе.
Связи России и Евросоюза с 1994 года, когда было подписано Соглашение о партнёрстве и сотрудничестве, до 2014-го, когда случился украинский кризис, развивались в рамках, заданных логикой мирового порядка. Под стратегическим партнёрством понималась адаптация России к нормам и правилам ЕС – не встречная, а именно односторонняя. На первом этапе Москва принимала такую модель, потом всё активнее искала способы более равноправного взаимодействия. Но риторика и форматы, в общем, не менялись, хотя меньше и меньше соответствовали реальности отношений, постепенно превращавшихся в антагонистические. Киев и Крым фактически отменили прежнюю парадигму. Но даже и после Украины, хотя контакты с ЕС свелись к узкому набору конфликтных региональных тем, рассуждения о гипотетическом исправлении ситуации подразумевали возврат к некой вариации того, что формировалось 15–20 лет назад. Отсюда и формула «бизнес как обычно», странная в условиях кардинальных изменений ситуации в мире, которые сильно влияли на обоих партнёров.
Минимально продуктивное взаимодействие имело место на уровне «Россия – отдельные европейские страны» в той степени, в какой они обладают свободой действий в рамках Евросоюза. Модель «партнёрства и сотрудничества», как они представлялись в начале 1990-х годов, прекратила существование. Заявление Сергея Лаврова это констатировало.
Мероприятие, на котором оно прозвучало, было вообще-то не о российско-европейских проблемах. Но данный сюжет неплохо иллюстрирует главный тезис доклада, который обсуждали участники. А он в том, что институты, унаследованные от прежних периодов – второй половины ХХ и начала XXI века, – больше не работают, поскольку обстоятельства фатально изменились. И, значит, тратить силы и время на их ремонт не нужно, новой эпохе требуются иные структуры и формы. Созидаться они будут, исходя из совсем другого контекста – какое-либо доминирование становится невозможным. К чему приведёт международная эволюция, предсказать практически нереально, но точно не случится возвращения назад, даже если считать прежние институты желательными и предпочтительными.
Отношения России и Европейского союза, каким бы он ни стал в предстоящие годы (а серьёзная трансформация предстоит и ему, и России), естественно, не прервутся. Накопленный массив связей, экономическую взаимозависимость и культурно-историческое наследие преодолеть невозможно да и не нужно. Но одно можно сказать точно: ни к какому совместному проекту стремиться больше не будут. И подстраивание собственного уклада под кем-то намеченные рамки не предполагается. А вот налаживание добрососедства по-новому после того, как прояснится будущий мировой контекст, неизбежно. Только неизвестно, когда это произойдёт.
