Арабская весна», наступившая в начале 2011 года, сразу вызвала, мягко говоря, крайне настороженное отношение Израиля. В отличие от Европы и Америки еврейское государство не испытывало ни малейшего энтузиазма по поводу торжества демократии у соседей, ведь система взаимоотношений с ними, сама по себе достаточно хрупкая, основывалась на волевых решениях тамошних авторитарных лидеров. Потому что, как бы негативно ни относились к Израилю правители Египта, Иордании, Саудовской Аравии или даже Сирии, их подданные в этом вопросе куда радикальнее.
Опасения оправдались.
Происходящее сейчас на Ближнем Востоке и вокруг него означает для Израиля потрясение геополитических основ последней пары десятилетий.
Одновременное резкое обострение отношений с Египтом и Турцией, опорными партнерами Израиля в регионе, накладывается на международное давление в связи с намерением Палестины добиться признания государственности в ООН.
К внешней обструкции Израилю, конечно, не привыкать, это государство умеет выживать вопреки враждебному окружению. Лишь бы не потерять поддержку США, но это все еще из разряда фантастики. Однако ресурсы Америки на Ближнем Востоке, скорее, уменьшаются. И если Вашингтон по-прежнему способен гарантировать существование еврейского государства (приверженность этой идее еще укрепится, если на смену Бараку Обаме придет кто-то подобный Рику Перри), то способности Соединенных Штатов решать не столь экзистенциальные проблемы союзника сужаются.
Еще в прошлом году казалось, что в регионе формируется что-то вроде нового неформального взаимопонимания, скрепляемого общим страхом перед растущим влиянием Ирана — оно почти в равной степени пугало Израиль, Саудовскую Аравию и другие арабские монархии Персидского залива, а также США. «Арабская весна» сначала усугубила опасения: многие усмотрели руку Тегерана за попыткой шиитского большинства на Бахрейне потребовать себе политические права. Но с крошечным Бахрейном справились быстро — саудовский спецназ под эгидой Совета государств Персидского залива. А позиции сирийского президента Башара Асада, близкого партнера Тегерана, слабеют. В то же время перемены, случившиеся в Египте (впрочем, отнюдь еще не закончившиеся), превратили эту страну в гораздо более весомого игрока, что создает дополнительный противовес Ирану, причем не под американской эгидой, а самостоятельно.
Это не означает, что Ирана больше не боятся. Тегеран обладает большим влиянием в Ираке, Ливане, Палестине, ведет сложную игру с Турцией (которая также начинает претендовать на роль региональной сверхдержавы), наконец, вероятность приобретения иранским режимом ядерного оружия только повышается. Но в изменившейся ситуации у Саудовской Аравии меньше стимулов искать пути координации усилий с Израилем на платформе сдерживания Ирана. Скорее, наоборот, чтобы ослабить иранские позиции, выгоднее проводить более активную линию в палестинском вопросе и всячески подчеркивать общеарабское единение, например, через Лигу арабских государств.
Голосование Генеральной ассамблеи ООН за предоставление Палестине государственного статуса, конечно, будет иметь более символическое, чем практическое значение. О какой-то реальной государственности Палестины речи не идет — для нее нет материальной основы (в условиях экономического кризиса внешние доноры тоже будут весьма скупы), и даже политические вопросы внутри палестинского сообщества по-прежнему не решены.
Несмотря на заявления о воссоединении ФАТХ и ХАМАС, которые последовали за переговорами в Каире, а потом в Москве, процесс затормозился, территория де-факто расколота. Но решение Генассамблеи повлечет за собой, вероятнее всего, волну признаний со стороны конкретных государств (весной это уже начали делать страны Латинской Америки, например). В такой ситуации палестинским радикалам будет даже выгодно спровоцировать израильское вторжение в Газу — ведь тогда странам, признавшим Палестину, придется клеймить агрессора еще более гневно, чем обычно, и требовать принять к нему меры.
Решающий голос, конечно, принадлежит Соединенным Штатам. (Европа по вопросу о Палестине, как и по остальным внешнеполитическим вопросам, никакого единого решения принять не может, а многие из отдельных европейских стран готовы проголосовать «за».) Естественно, США не позволят Совету Безопасности ООН принять резолюцию в поддержку палестинской государственности. Однако на фоне тектонических сдвигов серьезным вопросом станет следующий: какова максимальная геополитическая цена, которую Вашингтон готов платить за альянс с Израилем?
Тот факт, что Соединенные Штаты приветствовали «арабскую весну», был вызван, во-первых, идеологической установкой на поддержку «свободы», которая присутствует у американцев на рефлекторном уровне, во-вторых, стремлением не оказаться на «неправильной стороне истории» и тем самым утратить влияние. Разбираться, кого и зачем поддержали, принялись уже затем, но ответа на этот вопрос явно нет: конфигурация власти и интересов в «освободившихся» арабских странах неясна, и непонятно, когда эта ясность наступит. Когда в пробудившиеся государства придет демократия и что она будет собой представлять — непонятно, пока же среди бенефициаров перемен наиболее консервативные режимы. Америке, чтобы сохранить присутствие в прежнем объеме, вероятно, потребуется более чутко относиться к их пожеланиям, а их политика в отношении Израиля будет определяться среди прочего внутриполитическими потребностями.
Хотя монархии залива относительно безболезненно пережили расцвет «весны», прозвучавший звонок принят к сведению, и необходимость перенаправлять энергию народа на иные цели всегда будут иметь в виду.
Еще один игрок — Анкара. Курс на распространение влияния вокруг собственных границ Турция сформулировала задолго до событий в арабском мире, но они, по мнению руководства, открыли качественно иные возможности. Турция — единственная держава, которая стремится не просто отгородиться от неразберихи, минимизировать ущерб или вскочить на подножку несущегося поезда, а играть активную политико-дипломатическую роль, чтобы обеспечить себе новый статус. (Еще, правда, в этой категории есть Франция, но ее амбиции направлены, скорее, в сторону более весомого положения в Европе и в трансатлантических отношениях). В силу истории и этнического фактора Турции не гарантирован восторженный прием в арабском мире, который не горит желанием получить Эрдогана в качестве куратора. Чтобы переломить такое отношение, равно как и дистанцироваться от восприятия Турции как части Запада, взвинчивание антиизраильских настроений — путь естественный, что сейчас и наблюдается. Тем более что открыто рвать с Соединенными Штатами Анкара, конечно, тоже не готова, о чем свидетельствует намерение участвовать в противоракетном проекте Вашингтона.
Предстоящее голосование о государственности Палестины на практике ничего не изменит. Однако не раз на протяжении новейшей истории палестинский вопрос становился либо поводом, либо инструментом для большой игры в попытке перекроить политический ландшафт Ближнего Востока. Нынешний раунд не исключение.
