Исчезновение силового
противостояния двух систем перевело глобальную конкуренцию в
плоскость цивилизационного конфликта. Но если раньше глобальная
конкуренция означала в первую очередь противостояние
государственных военных структур, то теперь она принимает вид
столкновения сетевых структур, ориентирующихся на ту или иную
цивилизацию. (К числу сетевых структур сегодня относятся не только
финансовые, общественные, религиозные и преступные организации, но
и спецслужбы, действующие всё более самостоятельно под предлогом
необходимости борьбы с терроризмом.)
В силу специфики
сетевых структур глобальная конкуренция становится неявной,
реализуясь в отдельных, ограниченных по масштабам, то есть
региональных, формально не связанных друг с другом конфликтах,
которые приобретают долгосрочный, тлеющий характер. Их активизация
и привлечение к ним внимания мирового общественного мнения создают
новые поля на «великой шахматной доске».
В прошлом конкуренция
двух систем носила прежде всего не экономический, а идеологический
характер. Борьба в первую очередь шла за «души людей», за
привлечение на свою сторону большего числа сторонников. Сегодня
«силовым полем», направляющим глобальную конкуренцию, является
осознание недостаточности природных ресурсов для продолжения
развития прежними темпами на базе прежних технологий.
Цивилизационная конкуренция, таким образом, превращается в борьбу
за ресурсы.
Ресурсный голод (для
большинства стран мира еще потенциальный) подстегивает экспансию и
направляет ее в регионы с «бесхозными» богатствами, то есть с
такими, освоить которые не под силу обладающим ими государствам. В
первую очередь это Африка и постсоветское пространство, включая
Россию.
ПОЛЗУЧЕЕ МИРОТВОРЧЕСТВО
Открытое оформление и
упрощение созданных в России за последние годы механизмов
управляемой демократии демонстрируют Западу, что строящуюся
российскую государственность принципиально невозможно интегрировать
в его систему ценностей вообще и евроатлантическое сообщество в
частности. Осознав данный факт, Запад вряд ли попытается наладить с
Россией особые механизмы взаимодействия, как в случаях с бывшим
СССР и сегодняшним Китаем: Россия для этого слишком слаба. Скорее
всего, мы станем свидетелями попыток возвратить наше государство в
универсальное, формально-демократическое состояние.
Расширяющиеся
цивилизации по-разному осуществляют освоение территории России.
Прежде всего экономически – посредством создания, например,
транснациональных корпораций с участием российских партнеров,
осуществления проектов наподобие Каспийского трубопроводного
консорциума или тех, что реализуются на условиях Соглашения о
разделе продукции, а также воздействия на такие российские проекты,
как экспортный нефтепровод из Восточной Сибири. Далее, используется
сетевой способ (особенно через наркомафию, политическое лобби и
религиозные структуры, в первую очередь исламистские и
католические), а также этнический.
Нередко этому служит и
международная миротворческая деятельность, призванная ослаблять
межнациональные конфликты, которые сопровождаются террористическими
актами. Использование региональных конфликтов как инструмента
влияния на управляющую систему нашей страны, как и в случае
позднего СССР, – один из самых болезненных способов давления на
Россию. Речь идет прежде всего о региональном противостоянии в
ближнем зарубежье, центральноазиатская часть которого превращается
в часть Большого Ближнего Востока, и в исламских регионах самой
России.
Так, нагнетание
президентом Грузии Михаилом Саакашвили националистической эйфории
вокруг идеи восстановления территориальной целостности страны
способно толкнуть Тбилиси к силовому воссоединению с Южной Осетией.
Малочисленные южноосетинские силы самостоятельно не смогут дать
отпор противнику, авангард которого – спецназ, подготовленный
американскими инструкторами. Это поставит президента России
Владимира Путина перед крайне неприятной дилеммой: его усилия по
защите граждан России (официально они составляют 56 % населения
Южной Осетии) неизбежно приведут к ссоре с Западом, который, скорее
всего, поддержит Саакашвили.
Выбор между интересами
граждан России, с одной стороны, и Запада – с другой, одновременно
будет являться и выбором между двумя группировками внутри
российской элиты – западниками-либералами и силовиками. Последние
могут спровоцировать конфликт в надежде, что президент Путин все же
решит помочь соотечественникам, проживающим в Южной Осетии, и
отвернется от либерального крыла. Однако велика вероятность и того,
что глава Российского государства, твердо, хотя и не всегда
осознанно придерживающийся во внешней политике линии Михаила
Горбачёва, в критический момент предпочтет дружбу с
Западом.
Нет сомнений, что
силовое решение южноосетинской проблемы при фактическом бездействии
российских миротворцев, от которых потребуют не вмешиваться,
приведет к партизанской войне и погружению республики в кровавый
хаос, неисчислимым страданиям мирного населения, как осетинского,
так и грузинского. Единственным выходом из сложившейся ситуации
станет ввод в Южную Осетию международных миротворческих сил
(очевидно, под эгидой НАТО). Эта республика настолько мала, что
контингент понадобится незначительный. А измученное террором и
направляемое эффективной пропагандой население этих регионов, каким
бы патриотичным оно ни было, относительно скоро присоединится к
требованиям ввести международные подразделения.
После этого любой
крупномасштабный теракт на Северном Кавказе поднимет волну
требований «прогрессивной мировой общественности» ввести
международные миротворческие силы и туда как единственное средство
обеспечения мира
Так «на плечах
террористов» натовские войска шагнут на Северный Кавказ, после чего
его отделение от России по косовскому сценарию станет вопросом
времени. Исходя из логики глобальной конкуренции, следующими
территориями, контроль над которыми принципиально важен,
оказываются Татария и Башкирия – ключевые технологические зоны,
через которые осуществляется транзит сибирских энергоносителей на
Запад. Исламский компонент в этих республиках позволяет сделать
попытку и там разыграть сценарий дестабилизации. Зависимость
Татарии и Башкирии от стратегических конкурентов России сделает
юрисдикцию Москвы над Западной Сибирью формальной. В среднесрочной
перспективе это способно спровоцировать постановку вопроса о
российской принадлежности Сибири и Дальнего
Востока.
Итак, отказ (под любым
предлогом) от защиты соотечественников, проживающих за пределами
России, в пользу отношений с Западом может вызвать «эффект домино»
и повлечет за собой внутриполитический кризис, чреватый подрывом
легитимности президента, стержневой фигуры всей российской
государственности. Чтобы избежать этого, России надо любой ценой не
допустить агрессию со стороны Грузии.
Стратегическая задача
Москвы на нынешнем этапе должна состоять в том, чтобы довести до
логического конца процесс распада СССР и добиться признания права
на самоопределение народов постсоветского пространства, в том числе
и тех, которые не желают жить вне российской государственности. В
состав России могут войти (если народы этих территорий выскажут
соответствующее пожелание) не только Южная Осетия, но и Абхазия, а
также Приднестровье (при возможном объединении Молдавии с Румынией
и предоставлении со стороны Европейского союза, НАТО и США
письменных гарантий неприкосновенности Приднестровья как российской
территории).
Между тем современное
российское государство, органически не способное на
последовательное отстаивание своих национальных интересов, не в
состоянии реагировать на возможность «миротворческой» агрессии
НАТО, в первую очередь США, уже сегодня создающую потенциальную
угрозу территориальной целостности и самому существованию
России.
Трагическое
несоответствие инфраструктуры внешней политики (от программ
обучения студентов до организационной структуры МИДа и Совета
безопасности РФ) назревшим проблемам становится все более
очевидным. Подобно тому как генералы всегда готовятся к прошлой
войне, российское стратегическое планирование во внешнеполитической
сфере не реагирует на реалии нового времени.
Принципиальный отказ от
создания единой системы выработки внешнеполитических приоритетов,
оборачивающийся полным отсутствием целостной внешней политики,
ведет наше государство к болезненным провалам не только в сферах
прямого столкновения интересов, но и даже на его собственном
«заднем дворе».
Яркий пример – ситуация
в Абхазии. Российское руководство, органически не умеющее
анализировать альтернативы и готовить «кадровый резерв»,
автоматически сделало ставку на правящий клан. Он занимает наиболее
жесткую антигрузинскую позицию и не склонен к сотрудничеству с
остальными группировками. При этом даже наличие административного
ресурса и полной поддержки Москвы не позволило кандидату от «партии
власти» победить. Обстановка в республике обострилась, а Россия
оказалась дискредитирована. В результате вполне вероятен следующий
сценарий: оппозиционные и до сих пор пророссийские кланы начнут
наводить мосты в направлении Запада. Там их встретят приветливо, и
Абхазия будет потеряна Россией так же, как Аджария, а до того – и
весь Советский Союз.
АНТИНАРКОТИЧЕСКАЯ КОАЛИЦИЯ
Распад СССР и
образование в Центральной Азии новых государств с различными
правовыми системами создали идеальную среду для деятельности
наркомафии, получившей возможность оптимизации юридических рисков
при помощи страновой диверсификации своей деятельности. Наркомафия
уже сыграла и продолжает играть значительную роль в новейшей
истории Таджикистана и некоторых других центральноазиатских
государств. Приход к власти в Афганистане талибов (с помощью
пакистанской армии и на деньги от производства героина)
окончательно оформил транзит наркотиков в Европу из Афганистана
через Центральную Азию и территорию России, а затем и через
выведенное из-под сербской юрисдикции Косово. Россия, как и всякая
транзитная страна (к тому же с деградирующим социумом, что
многократно повышает восприимчивость к наркотикам), несет
исключительно тяжелый урон.
Масштабы
распространения наркотиков угрожают самому биологическому
существованию российского общества (условный «порог безопасности» –
один процент наркозависимого населения – превышен, по неполным
данным МВД, как минимум, вдвое), а растущее политическое влияние
наркомафии способно уже в обозримом будущем спровоцировать ряд
болезненных для Москвы конфликтов в Центральной Азии, да и внутри
России.
Однако реальной борьбы
с этим злом не ведется. Был, правда, отменен железнодорожный рейс
Душанбе – Москва, зато стало более интенсивным автобусное
сообщение, а «опиумный поезд» Душанбе – Астрахань курсирует
по-прежнему. Снятие российских застав на таджико-афганской границе
способствует активной переброске наркотиков как раз в то время,
когда либерализация их производства в Афганистане после свержения
талибов может привести к массовому сбросу цен, так что уровень
доступности героина резко возрастет.
При всем при том
смертельно опасная для России и крайне болезненная для Евросоюза
наркоэкспансия дает нашей стране уникальный шанс на реальное
лидерство в деле объединения усилий, направленных на решение общей
задачи. Более того, при желании Россия относительно легко получит
от мирового сообщества мандат на своего рода контроль над
Центральной Азией и даже на политическое доминирование в ней в
целях защиты Европы от потока наркотиков.
Это будет уже не
«либеральная империя», занимающаяся насаждением в Центральной Азии
чуждой ей (еще в большей степени, чем России) идеологии, которая
под видом борьбы за права человека защищала бы интересы самых
разных меньшинств в ущерб обществу в целом. Это будет
категорический и ясно осознаваемый всеми императив, объективно
сплачивающий Европу и Россию под лозунгом борьбы с наркомафией и
международным терроризмом. Политкорректность данного лозунга вполне
очевидна, и его не сможет оспаривать наш стратегический конкурент –
США.
Однако реализация
подобной политики предъявляет созданной президентом Путиным
«вертикали власти» заведомо непосильные для нее требования. Подрыв
эффективности государственного аппарата в результате
административной реформы, повлекшей за собой длительный паралич
всей системы госуправления, не позволит в ближайшие годы
использовать данный исторический шанс.
ЗАГАДКИ КИТАЙСКОЙ ШКАТУЛКИ
Региональные проблемы
грозят России и на другом направлении – дальневосточном.
Неопределенность с перспективами трубопровода Ангарск – Дацин, на
который Китай возлагал большие надежды, отбрасывает тень на все
будущее российско-китайских отношений, особенно если учесть
предшествовавшее этому скандальное исключение китайцев из процесса
приватизации «Славнефти». До сих пор руководство КНР в основном
рассматривало нашу страну как партнера, испытывающего внутренние
неурядицы и порой ведущего себя странно, но при этом достаточно
надежного и договороспособного.
Однако
непоследовательное поведение российских властей в последние годы,
потакание аппетитам некоторых губернаторов, потворство давлению на
Пекин со стороны Токио и, вероятно, действующего его руками
Вашингтона, который опасается дальнейшего подъема Китая, могут
(несмотря на отданные Пекину полтора острова, а, быть может, и
благодаря этому компромиссу) ускорить смену настроений в КНР по
отношению к России. Поднебесная начнет воспринимать наше
государство как слабого, пассивного и не полностью самостоятельного
владельца богатых природных ресурсов. А к чужим и слабым китайцы
относятся весьма прагматично – без сантиментов.
Пекин в значительно
большей степени, чем Москва, руководствуется при выработке своей
политики представлением о глобальной расстановке сил и условиях
глобальной конкуренции. Китай серьезно относится к прогнозам,
согласно которым мировое потребление нефти в не столь отдаленном
будущем превысит объемы ее добычи из относительно легко извлекаемых
запасов. Пекин исходит из того, что его стратегические соперники
заинтересованы в ограничении доступа КНР к топливным ресурсам и эта
заинтересованность будет нарастать по мере сокращения объемов
легкодоступных ресурсов. В частных беседах китайские аналитики
оценивают провал проекта «Ангарск – Дацин» именно как первый опыт
такого насильственного ограничения.
Если руководство Китая
будет уверено в надежности России как стратегического поставщика
энергоносителей на перспективу 4 – 6 лет, отношения между обеими
странами останутся примерно на сегодняшнем уровне. При этом,
правда, надо учитывать постепенное закрытие китайского рынка для
российских товаров по мере развития замещающих производств и
исчерпания военно-технического сотрудничества. Если же Пекин
поймет, что не может полагаться на поставки из России, он начнет
искать как альтернативные источники (от Казахстана до Западной
Африки), так и собственные инструменты воздействия на северного
соседа. История вокруг «ЮКОСа», крупного поставщика нефти в Китай,
едва ли способствует укреплению репутации России в глазах
клиентов.
Определенные надежды в
китайцев вселяют новые оценки объемов нефтяных ресурсов Восточной
Сибири. Речь идет о запасах, скрываемых нефтяными компаниями, и так
называемых «тупиковых нефтепроводах», представляющих собой
брошенные старые локальные трубы, которые используются для хранения
десятков миллионов тонн левой нефти, утаенной в разные годы и
нелегально поступающей на нефтеперерабатывающие заводы. Крах этих
надежд, однако, будет означать для России формирование нового очага
региональной напряженности.
* * *
Свертывание внешнего
влияния России, осуществляемое сначала во имя «общечеловеческих
ценностей» (под которыми на практике понимались интересы наших
стратегических конкурентов), затем – ради снижения бюджетного
дефицита, а в последние годы, по-видимому, из-за лени и
некомпетентности правящей бюрократии и корысти силовой олигархии, в
конечном итоге принесло свои плоды: Россия утратила значимое
влияние за пределами территории бывшего СССР. Даже представители
стран, наиболее благожелательно относящихся к России, на деле
склонны отрицать ее право защищать всех своих граждан.
Слабость России на
международной арене вызвала резкое сужение повестки дня на
переговорах с США и Европой, что, в свою очередь, способствует
повышению значимости региональных конфликтов. Ведь давление
глобальной конкуренции является «великой постоянной» современного
исторического развития, и государства, недостаточно сильные, чтобы
участвовать в глобальных процессах, сталкиваются с этой
конкуренцией на более низком, региональном, уровне. Кто не хочет
защищать свои интересы на дальних рубежах, будет вынужден защищать
их на ближних подступах.
