Упомянутое нами в прошлой заметке сражение за Херсон закончилось в пользу Украины – впрочем, с небольшим нюансом: самого сражения не было. В течение трёх недель Россия эвакуировала из Херсона и с правого берега Днепра не только пожелавших выехать жителей, но и памятники.
К 10 ноября правый берег покинули последние военные, капитально подорвав напоследок мосты через Днепр (в частности, многострадальный Антоновский мост), а также путепровод через плотину Каховского водохранилища.
Украинская армия (ВСУ) вступила в Херсон спустя сутки-двое, а весь манёвр прошёл без заметных боестолкновений. Может так сложиться, что в Херсонской области граница по Днепру окажется зафиксированной надолго: на годы или десятилетия.
Если суммировать сухопутную стратегию российской армии (ВС РФ) на протяжении СВО, то после первоначального февральского броска её можно сформулировать так: нигде, кроме Донбасса, не наступаем; за землю и за города не держимся; если оборона чревата издержками и потерями – отходим без колебаний. Что это – вынужденное решение или заранее выбранная линия, в отсутствие публично озвученных военных целей СВО сказать невозможно.
В Донбассе тем временем продолжается медленное прогрызание обороны ВСУ. Силы ЧВК «Вагнер» вместе с Народной милицией ДНР (влившейся теперь в состав Российской армии) постепенно охватывают город Артёмовск (Бахмут), бои за который мы ожидали ещё в июле. Фотографии с этого участка фронта напоминают сейчас сюжеты Первой мировой: окопы по колено в грязи, мёртвая, изрытая снарядами земля, голые обгоревшие стволы деревьев.
На остальном фронте – пока затишье. На этом фоне главным событием последних недель стал переход к относительно массированному применению высокоточного оружия большой дальности практически на всю глубину украинской территории. В отличие от предыдущих этапов (за исключением, возможно, самого начала операции) теперь с завидной регулярностью наносятся удары крылатыми ракетами воздушного, морского и, вероятно, наземного базирования, а также барражирующими боеприпасами.
Целью ударов, насколько можно судить как по официальным заявлениям Минобороны России, так и по объективным данным (да и по реакции украинских официальных лиц тоже), в первую очередь является энергетическая инфраструктура. Похоже, причина такого выбора кроется в высокой степени «наглядности» и в комплексном влиянии, действительно стратегического уровня, на обороноспособность Украины. Не исключено, что выбор целей отчасти связан и с недостаточным потенциалом отечественных средств разведки и целеуказания, да и самих средств поражения, что, видимо, не позволяет наносить удары по малоразмерным и (или) высокозащищённым объектам, а также «целям, чувствительным ко времени».
И всё же в связи с этими ударами, помимо прочего, нарушается логистика и связь, что, вероятно, постепенно снижает гибкость военной машины противника и лишает его инициативы. Вместе с тем пока рано судить о каком-то радикальном переломе, последствия текущих ударов носят накопительный эффект и не исключено, что в обозримом будущем достигнут критической стадии. С учётом времени года весьма значительным окажется влияние на гражданское население, и мы вполне можем увидеть подлинно трагические картины.
Ещё один сюжет – ситуация вокруг Запорожской АЭС. Напомним, сама станция и город Энергодар с марта находятся под российским контролем, с июля станцию регулярно обстреливают ВСУ. Россия по линии МАГАТЭ добивается прекращения обстрелов; Украина требует «демилитаризации» станции – читай, передачи под её контроль. Контакты по этой теме продолжаются, сама АЭС с начала сентября остановлена.
***
Что дальше? Насколько можно судить, уже сегодня ведётся активный поиск решений по укреплению украинской ПВО/ПРО, а также по изменению подходов к строительству соответствующих систем с учётом накапливаемого опыта противодействия ударным действиям вооружённых сил условно российского образца. Правда, пока опыт этот носит весьма специфический характер, и складывается ощущение, что защита инфраструктуры не всегда важнее, чем недопущение ударов по небольшому количеству остававшихся и вновь поставленных зенитно-ракетных комплексов.
Другим направлением противодействия может стать поставка на Украину новых систем вооружения со всё увеличивающейся дальностью, в том числе и относительно экзотических – в частности, адаптированной к запуску с HIMARS и MLRS высокоточной управляемой планирующей авиабомбы SDB (“GLSDB”). Возможно, продолжится и совершенствование ударных воздушных и морских беспилотных аппаратов, находящихся в распоряжении украинской стороны.
Отдельного внимания заслуживают барражирующие боеприпасы большой дальности, те самые «Герани». Пожалуй, в данном случае мы видим пример некоторой институциональной «инерционности» в крупных вооружённых силах развитых стран, так как подобный класс вооружений до последнего времени имелся в наличии только в Израиле, Иране и отчасти КНДР и КНР, а также у некоторых негосударственных акторов. Вероятно, теперь мы будем наблюдать рост внимания и к подобным ударным средствам, и к средствам для противодействия таковым; Украина же станет испытательным полигоном для всех вовлечённых сторон.
Как представляется, при отсутствии успешных переговоров хотя бы о прекращении огня нанесение ударов высокоточным оружием большой дальности по объектам инфраструктуры на всю глубину территории Украины продолжится. Однако дальнейший рост эскалации (в том числе до ядерного уровня) представляется маловероятным. Это может измениться в случае полноценного вступления в боевые действия НАТО либо отдельных стран блока, от чего альянс пока старательно открещивается, предпочитая сохранять контроль над масштабами конфликта и не вовлекаясь напрямую.
