Россия в глобальной политике

Двухлетие специальной военной операции – символическая дата, которую как-то нечем отметить. Фронт фактически стоит уже полтора года, и события приходится либо изучать с лупой, либо охватывать с большого расстояния в попытке увидеть картину целиком. Мы же попробуем обобщить скрытые процессы и понять, как они проявятся в будущем.

После провала контрнаступа Запад со скрипом и безо всякой охоты отправляет деньги и оружие на поддержание своего клиента в нынешней, не слишком хорошей форме. Если тенденция не сменится, шансы Украины устоять под российским натиском с каждым месяцем будут таять, а вместе с ними – и надежда Запада взять Путина измором.

Похоже, происходит перелом в украинском конфликте, который начался для нас весьма неудачно. И тот факт, что перелом этот достигнут в обороне, ничуть не умаляет его значения – наоборот. Скромные итоги летне-осенней кампании, возможно, крупнейшая победа русского оружия после Маньчжурской наступательной операции 1945 года.

На самом деле Запад не хочет эскалации с Россией, а стремится перейти к классической холодной войне и сдерживанию. Для этого Западу нужно заморозить украинский конфликт. В таком случае Украина стала бы для Запада фронтиром. Но для подобного исхода нужны прочные соглашения с Москвой. И это – основа для содержательных переговоров, которые могут начаться этой осенью. Или уже идут.

11–12 июля в Вильнюсе состоялся этапный саммит НАТО. Несмотря на то, что украинское наступление ещё продолжается, политическая черта под ним фактически подведена. Украина для Запада продолжает оставаться инструментом, и сигнал Украине посылается один и тот же: вы – наш форпост, наше поле боя с Россией, наше орудие, таран, что угодно, но вы не одни из нас.

К началу лета военное затишье на Украине превратилось в почти мёртвый штиль. Широко разрекламированный украинский контрнаступ пока так и не начался, вместо этого Киев наращивает активность на информационно-психологическом фронте.

Перед нашим Генштабом и верховным командованием классическая вилка: усиливать Артёмовск и ослаблять юг (который сам по себе куда значимее) или нет? Отменят ли ВСУ полностью наступление на юге в пользу Артёмовска или, наоборот, воспользуются нашей переброской и ударят к морю? А может быть, у противника хватит сил на два стратегических наступления? От таких решений порой зависит исход кампании, а то и всего конфликта.

Минувший год стал годом столкновения постмодерна с реальным миром. Практически все прямые и косвенные участники украинского кризиса строили свою внутреннюю и внешнюю политику на теоретических, весьма идеологизированных построениях, на выдаче желаемого за действительное, и чем в большей степени – тем тяжелее оказываются для них последствия.

Если суммировать сухопутную стратегию российской армии на протяжении специальной военной операции, то после первоначального февральского броска её можно сформулировать так: нигде, кроме Донбасса, не наступаем; за землю и за города не держимся; если оборона чревата издержками и потерями – отходим без колебаний. Что это – вынужденное решение или заранее выбранная линия?