Путь Лисабона в единую Европу был долгим и тернистым.
Анализ трансформации, которую пережила Португалия, позволяет лучше
понять, как интеграция повлияла на европейские народы.
Пятьдесят лет назад, когда подписывался Римский
договор, Лисабон был далек от проблем, которыми жила шестерка стран
– основателей Европейского экономического сообщества (ЕЭС). Все
усилия авторитарно-корпоративного режима Антонио Салазара были
направлены на то, чтобы любыми средствами сохранить «португальские
заморские территории». (Так с конца 1950-х называли то, что ранее
именовалось «Португальской колониальной империей»).
Убежденный националист Салазар и помыслить не мог о
том, чтобы поступиться хотя бы толикой суверенитета. К тому же
португальского диктатора не приглашали в новый «клуб»
демократических государств, да он туда и не стремился – ведь
членство в Сообществе предполагало приверженность определенным
ценностям.
Правда перспектива стать «изгоем» в семье европейских
наций Салазара смущала, и он принял единоличное решение о
вступлении страны в Европейскую ассоциацию свободной торговли –
неполитическую организацию, куда среди прочих входили также
Великобритания и Скандинавские государства. Тем не менее
Португалия, оказавшись в стороне от магистрального развития Европы,
превращалась в политическое захолустье, особенно после того, как в
1973-м Великобритания, Ирландия и Дания стали членами ЕЭС.
Демократическая революция апреля 1974 года смела
авторитарную власть. Годом позже завершилась давно назревшая
деколонизация, в 1976-м Учредительное собрание приняло новую
демократическую Конституцию, а уже в начале 1977 года Лисабон подал
заявку о вступлении в Европейское сообщество. Для португальских
демократов членство в этой организации представлялось единственно
возможной стратегической альтернативой. Причем не только с точки
зрения внешнеполитической и внешнеэкономической ориентации, но и
как средство гарантировать успех внутренних преобразований.
Присоединение Португалии к ЕЭС в 1986-м распахнуло
перед португальцами новые перспективы – единые для всей Европы. Для
национального самосознания это был принципиальный рубеж. В истории
человечества Португалия сыграла роль глобального масштаба, открыв
для европейской цивилизации почти половину земного шара. Но, по
утверждению некоторых историков и политиков, она всегда была
«обращена лицом к морю и спиной к Европе». Теперь же, после утраты
заморских владений, нации было очень важно осознать свою
принадлежность к иному общему пространству – Европейскому
сообществу.
С того времени как страна сделала «европейский
выбор», там были построены стабильная представительная демократия и
правовое государство. А ведь в первые годы после падения диктатуры
многие на Западе, наблюдая за острыми политическими конфликтами, не
верили, что португальская демократия выстоит.
Если 20 лет тому назад национальный доход на душу
населения составлял 50 % от среднеевропейского, то сейчас он уже
превышает 75 %. Страна прошла половину расстояния, которое отделяет
нас от наиболее развитых государств Евросоюза. Остается преодолеть
вторую часть пути, что и является нашей великой общенациональной
целью.
В год «революции гвоздик» (1974) в португальских
вузах учились 35 тысяч студентов, сейчас – 400 тысяч. Протяженность
автострад составляла восемь километров, ныне – более тысячи.
Молодым людям, выросшим в условиях демократии, даже трудно
вообразить, какой рывок сделала Португалия.
Наш пример вдохновлял и продолжает вдохновлять
жителей стран, стремящихся присоединиться к «Большой Европе». 1
января 2007-го, когда в ЕС вступили Болгария и Румыния, произошло
уже пятое по счету расширение. За полвека Европейское сообщество,
переименованное в Европейский союз, превратилось в организацию,
открытую практически для всех европейских стран. Но пределы
открытости, конечно, должны существовать, хотя их и трудно
определить. Речь не может идти о непрерывном, бесконечном процессе,
и его рамки – одна из главных тем, обсуждаемых сейчас в
Брюсселе.
Формальным условием вступления в Евросоюз является
соответствие стран-кандидатов Копенгагенским критериям. Имеется в
виду прежде всего соблюдение принципов плюралистической демократии,
уважение прав человека, наличие правового государства и эффективной
рыночной экономики, приверженность свободе торговли и т. п. Во
вторую очередь принимаются во внимание геополитические и социальные
интересы Европы в целом: мир, процветание и благосостояние для всех
и защита наиболее бедных слоев населения.
Уверен, что перечень критериев необходимо дополнить
еще одним – дипломатическим. Согласно ему дальнейшее расширение
объединенной Европы ни в коем случае не должно наносить вред
хорошим отношениям с Российской Федерацией, в которых ЕС жизненно
заинтересован.
Кое-кто в Брюсселе и некоторых других европейских
столицах хотели бы видеть в рядах Евросоюза страны из числа бывших
советских республик. Но я считаю, что Украину, Белоруссию,
Молдавию, Грузию, Азербайджан и Армению, традиционно входивших в
сферу интересов России, не следует принимать в ЕС. Это, конечно, не
означает, что с ними не нужно развивать тесные плодотворные
отношения.
Единой Европе предстоит выдерживать конкуренцию со
стороны уже существующих или находящихся в фазе становления
финансово-экономических держав-гигантов – США, России, Китая,
Индии, а в будущем, возможно, Бразилии. Для укрепления позиций ЕС,
наверное, требуется некое ограниченное расширение, которое будет
способствовать обеспечению мира, демократии и прогресса во всей
Европе.
В этой связи, полагаю, стоит вспомнить уроки истории.
Древний Рим, будучи объединенным и внутренне консолидированным
государством, взял верх над эллинами по той простой причине, что их
более древняя и более развитая страна, превосходившая римлян по
уровню культуры, оказалась разобщена и, по сути, раздроблена на
десятки крошечных государств со своими собственными интересами.
Подобная участь может постигнуть как отдельные страны – члены
Евросоюза, так и всю организацию в целом, если она утратит
внутреннее единство в результате непродуманного расширения.
Допустить это мы не имеем права.
