С августа 2007 года, когда российская глубоководная экспедиция во главе с депутатами Государственной думы РФ установила флаг нашей страны на дне Северного Ледовитого океана, Арктика оказалась в центре всеобщего внимания. Повсеместно обсуждаются перспективы острой конкуренции за ресурсы. Даже тема изменения климата приобретает геополитический привкус: мерзлота идет на убыль, доступ к залежам облегчается…
Ажиотаж, вспыхнувший среди журналистов и политиков, играет на руку специалистам, которые давно жаловались (и не только в России) на недостаточный интерес властей к ключевому региону. Но изменившаяся ситуация бросает и новый вызов, например, российским военным, которые привыкли считать Арктику своей вотчиной. Гонка за полезными ископаемыми, скрытыми в недрах вечной мерзлоты, заставляет адаптировать подходы, привычные со времен идеологического противостояния, к эпохе экономической конкуренции.
БАСТИОН НА ПЕРЕДОВОЙ
На протяжении десятилетий, как минимум с 30-х годов прошлого века, российские (советские) военные были полновластными хозяевами Арктики. Правда, роль, которая отводилась Арктическому региону в обеспечении стратегической безопасности страны, могла варьироваться в зависимости от внешнеполитического контекста. Арктика рассматривалась с точки зрения:
- коммуникаций, связывавших СССР с союзниками по антигитлеровской коалиции;
- добычи стратегических видов сырья (апатиты, титан, никель, медь, кобальт) для нужд военно-промышленного комплекса;
- полигонов, на которых ядерная сверхдержава испытывала свое новейшее оружие (Новая Земля, Плесецк, Ненокса);
- «передовой линии» в предполагаемой глобальной ядерной войне с США – ведь именно отсюда (через Северный полюс) ожидали подлета американских стратегических бомбардировщиков и баллистических ракет.
Конечно же, подобная ситуация не могла не отразиться на картах северных российских побережий: города, порты, транспортно-энергетические коммуникации, а отчасти даже маршруты сезонных кочевий коренных племен – все было жестко увязано с соображениями военно-стратегической необходимости. Даже сейчас, после полутора с лишним десятилетий последовательной демилитаризации региона, Москва продолжает рассматривать данную территорию в первую очередь с военной точки зрения.
В главном национальном «северном документе», утвержденном в 2001 году российским правительством и озаглавленном «Основы государственной политики РФ в Арктике», говорится: «В Арктике все виды деятельности в наибольшей степени связаны с интересами военной безопасности страны». Согласно этому документу, «особые национальные интересы России в Арктике охватывают прежде всего сферы экономики, экологии, обороны, науки и геополитики».
В перечне приоритетов первым пунктом значится «обеспечение надежного функционирования группировки морских стратегических ядерных сил ВМФ для реализации задачи ядерного сдерживания угрозы агрессии против Российской Федерации и ее союзников». И пунктом вторым – «обеспечение надежного контроля государственной границы РФ и арктических морских пространств в целях защиты национальных интересов Российской Федерации в Арктике».
Для России ее «ядерная дубинка» сейчас важна вдвойне. Вооруженные силы страны так до конца и не смогли оправиться от череды потрясений и бездарных реформ 1990-х. В этой связи в доктринальных документах появилось положение о том, что ядерный ответ может последовать на любую масштабную агрессию против России. Арктическим морям отводится здесь совершенно особая роль. Подписанные с США «разоруженческие» договоры и соответственно принципиальное сокращение национальных ядерных арсеналов привели к тому, что морские ядерные силы становятся для России в ближайшей перспективе основным средством сдерживания. Если в советские годы Москва делала ставку на наземные межконтинентальные баллистические ракеты, то теперь основой ее ядерной безопасности должны стать подводные атомные ракетоносцы. Обеспечить неуязвимость наших субмарин призвана структура, получившая название «Северный стратегический бастион».
Концепция «бастиона» родилась в российском военном ведомстве еще в 1992 году. По мнению ее авторов, в условиях резкого ослабления мощи страны одновременно на всех морских театрах и ограниченности ресурсов, выделяемых на военные программы, основную группировку стратегических ядерных сил необходимо сосредоточить на Северном флоте – в арктических морях. Увести подводные ракетоносцы под многометровый ледяной панцирь, спрятав их там от потенциального противника, главной задачей которого в случае конфликта станет именно уничтожение атомных субмарин.
Арктика казалась идеальным регионом для «возведения» такого «бастиона» еще и потому, что у России тут было явное преимущество перед другими странами благодаря многолетним научным исследованиям приполярных акваторий. Система «оповещения подводной обстановки», развернутая здесь российским ВМФ, базируется на накопленных десятилетиями (еще со времен дореволюционных северных экспедиций) базах данных по ледовой обстановке, по гидрологии и гидрографии, по климату, типичным погодным условиям и т. д.
Поскольку концепция «Северного стратегического бастиона» со времени своего зарождения носила сугубо секретный характер, говорить что-либо об этапах ее конкретной реализации крайне сложно. Достаточно было упомянуть эту программу в разговоре с любым из российских военных, чтобы вполне доверительный тон тут же менялся: «Ну о чем вы говорите? Секретно даже само это название!»
В истории «бастиона» был, правда, короткий период, когда про него можно было говорить вслух. Летом 1998-го президент Российской Федерации Борис Ельцин в ходе учений на Северном флоте неожиданно публично рассказал о существовании такой программы. Еще года полтора-два после этого Главный штаб Военно-морского флота РФ официально признавал ее существование, а на экспертном уровне даже шла дискуссия о том, насколько эффективен будет «бастион». Признаться, дискуссия была довольно вялая, поскольку мало кто в России интересовался Северным флотом до катастрофы АПЛ «Курск». А уж когда она случилась, обсуждать эту тему стало еще сложнее. После того как один из ведущих российских военных экспертов, сотрудник Института США и Канады РАН Игорь Сутягин (именно он предупреждал, что системы боевого управления стратегическими силами в Арктике будут неэффективны из-за мощных ионосферных возмущений) был осужден за шпионаж, дискуссия о перспективах «Северного стратегического бастиона» сошла на нет.
Впрочем, надо сказать, что на российском Севере и без «стратегического бастиона» государственных секретов хватает с избытком. Здесь кругом тайны, и, как правило, военные. Ну, казалось бы, что секретного может быть в добыче угля на Шпицбергене? Однако подписанная в декабре 1997 года президентом Ельциным Концепция политики РФ на норвежском архипелаге Шпицберген до сих пор имеет гриф «секретно». Так же как, впрочем, и поправки к этой концепции, утвержденные в январе 2001-го президентом России Владимиром Путиным. Сейчас документ будет полностью переписываться – этим занимается созданная в апреле 2007 года Правительственная комиссия по обеспечению российского присутствия на архипелаге Шпицберген. Ее возглавил тогда вице-премьер Сергей Нарышкин, ныне глава Администрации Президента РФ.
Основная задача комиссии – выработка единой стратегии, призванной обеспечить российское присутствие на Шпицбергене. Положение действительно сложное, поскольку развернувшаяся борьба за контроль над Арктикой, в которую включились все северные страны, может поставить под вопрос нынешний статус архипелага, позволяющий России вести на нем экономическую деятельность. Так что гриф «секретно» гарантирован и новым документам.
Единственный раз Москва решилась рассекретить свои «арктические козыри». Да и то лишь потому, что ставка в этой игре была невероятно высока.
РОССИЯ ПРИРАСТАЕТ ШЕЛЬФОМ
Согласно уже упоминавшемуся документу «Основы государственной политики РФ в Арктике», «разведанные запасы газа промышленных категорий там составляют 80 % общероссийских». «В Арктике, – говорится далее в этом документе, – сосредоточено 90 % извлекаемых ресурсов углеводородов всего континентального шельфа Российской Федерации, в том числе 70 % – на шельфе Баренцева и Карского морей. Прогнозируется наличие углеводородов и в глубоководной части Северного Ледовитого океана в количестве 15–20 млрд тонн условного топлива. В арктических районах сконцентрирована добыча природного газа, апатитового концентрата, многих стратегически важных цветных и драгоценных металлов (никель, медь, кобальт и др.). Здесь производится продукция, обеспечивающая получение около 11 % национального дохода России (при доле населения, равной 1 %) и составляющая 22 % объема общероссийского экспорта».
В декабре 2001-го Москва подала заявку в Комиссию ООН по границам континентального шельфа. Россия рассчитывает получить права на морские пространства в Арктике, лежащие за пределами 200-мильной зоны, и цена вопроса – участки площадью более чем 1,2 млн кв. км (в том числе в Баренцевом и Охотском морях, Беринговом проливе, а также в открытых водах Северного Ледовитого океана), которые Россия считает своими. Для этого предъявляются следующие основания: «Российские исследования строения земной коры поднятия Менделеева в Северном Ледовитом океане неопровержимо доказали континентальный характер происхождения многих участков дна океана, которые ранее относились к субокеаническому типу».
Формально это не противоречит положениям международного морского права. Принятая ООН еще в 1982 году Конвенция по морскому праву в числе прочего предполагает возможность для приморских государств расширить свои суверенные права за пределы 200-мильной исключительной экономической зоны. Правда, не до бесконечности, а лишь на те участки морского дна, в отношении которых удастся доказать их «континентальное происхождение».
Россия стала первой страной, обратившейся в ооновскую комиссию, а международный механизм принятия такого рода решений еще не отработан. По правилам ООН, если подавшая заявку страна согласна с рекомендациями этой комиссии, они должны быть преданы гласности, после чего границы становятся «окончательными и обязательными».
Первая попытка не принесла желаемого результата. Комиссия затребовала более убедительные геологические и геофизические данные, подтверждающие, что хребты Менделеева и Ломоносова являются продолжением континентального шельфа Российской Федерации. Активизация арктических исследований в 2005–2007 годах, символической кульминацией которых стало водружение на дне Северного Ледовитого океана российского флага, призвана дополнить официальную заявку. Вторично ее предполагается направить в ООН не позднее 2009-го.
То, что Москва передала Комиссии ООН картографические материалы, собранные ВМФ по арктическим морям, в своем роде беспрецедентно. Ведь исследования традиционно велись здесь как раз под развертывание «Северного стратегического бастиона»: промеры глубин, течений, толщины льда и т. п. интересовали военных моряков в первую очередь с точки зрения новых маршрутов боевого патрулирования стратегических атомных подлодок. Еще с советских времен ВМФ искал в Арктике зоны пуска, где ядерные ракеты субмарин, по образному выражению флотского руководства, «были бы приставлены к виску дядюшки Сэма». Подробная карта подводных участков Арктики была составлена российскими моряками лишь к концу 1990-х годов. Чем-либо подобным не могло похвастаться ни одно другое государство мира.
Москва, тем не менее, решилась на то, чтобы рассекретить карту, передав ее в Комиссию ООН. Что характерно, с этим не стали спорить даже российские военные. Бывший главнокомандующий Военно-морским флотом РФ Владимир Куроедов в своих публичных выступлениях любил цитировать слова адмирала Макарова о том, что «Россия есть здание, фасад которого обращен к Ледовитому океану». Добавляя к этому уже от себя лично, что поскольку «в нашей арктической зоне и на прилегающем шельфе сосредоточено не менее 30 % мировых запасов нефти и газа», то «нельзя упустить реальную возможность установить внешнюю границу континентального шельфа вплоть до Северного полюса и тем самым увеличить нефтегазовый потенциал страны еще, как минимум, на 15–20 млрд тонн».
На совещаниях военно-политического руководства России в последние годы не раз звучал тезис о том, что «одной из основных задач Северного флота является поддержание существующего с советских времен статус-кво в акваториях арктических морей». На политических картах СССР границы «красного сектора» Арктики простирались до самого полюса – и попробовал бы с этим кто-нибудь поспорить. Сейчас надеяться доказать свою правоту исключительно силой уже не приходится, поэтому военным поставлена задача де-факто поддерживать этот режим до тех пор, пока Комиссия ООН не закрепит наши права де-юре. Ведь запасы углеводородов, разведанные на дне Северного Ледовитого океана, уже включены в подраздел «Шельф» федеральной целевой программы «Мировой океан». Более того, идет выполнение подпрограммы «Создание высокотехнологичных установок, машин и оборудования для морской добычи нефти, газа и освоения углеводородных месторождений на континентальном шельфе Арктики на 2003–2012 годы», в ходе которого российская промышленность разворачивает широкомасштабное производство всего необходимого для разработки арктических богатств.
БЕЗГРАНИЧНЫЙ СЕВЕР
Изменения, связанные с распадом Советского Союза и установлением партнерских отношений с США, на северных рубежах бывшей империи были куда заметнее, чем где-либо еще в России. Вооруженные силы форсированным маршем покидали побережья арктических морей. Стремительное отступление армии на юг страны поставило на грань выживания целые регионы. Зачастую с расформированием и уходом очередной воинской части местные жители обнаруживали, что единственным транспортным средством были для них военные «борта». Работу им предоставляла воинская часть, основной объем поставок осуществлялся военторгом, и даже врачей нигде поблизости, кроме медсанчасти, не было.
Еще одним неприятным открытием стало то, что при всей предельной закрытости и засекреченности советского Севера, его сугубо пограничное прикрытие традиционно почти отсутствовало. Отнюдь не по государственному недосмотру: регион был настолько насыщен военными, что дополнительный контроль со стороны пограничных структур даже при советской любви к перестраховке в сфере безопасности казался излишним. Поэтому итогом ухода Российской армии с северных рубежей стало то, что перед страной, имеющей самую длинную в мире арктическую границу, которая протянулась более чем на 17,5 тыс. км (это почти треть всего государственного «периметра» Российской Федерации), возникла реальная угроза утратить над ней контроль.
Уже к середине 1990-х стало ясно, что существует риск потерять и саму Арктику.
С одной стороны, арктические моря превратились в надежнейший маршрут массового контрабандного вывоза из страны драгоценных, цветных и редкоземельных металлов (никель, кобальт, палладий и пр.), добываемых на северных месторождениях, а также лесоматериалов, нефтепродуктов, пушнины и бог весть чего еще. Более того, неконтролируемый Северный морской путь, который Москва в 1991 году официально объявила открытым для международных перевозок, давал фантастические возможности для организации в полном смысле слова контрабандных каналов. Последние связывали Европу не только с малонаселенными побережьями российских арктических морей, но и со значительной частью Сибири, Дальнего Востока и даже Казахстана. Впадающие в Северный Ледовитый океан Лена, Енисей и Обь, а также более мелкие реки позволяли судам класса «река – море» практически бесконтрольно заходить на тысячи километров в глубь российской территории (а по Оби и проходить ее насквозь, добираясь до северных районов Казахстана).
С другой стороны, соседи, почувствовав слабость России, моментально стали теснить ее на арктических просторах. Обозначенная на старых картах граница полярных владений СССР, которая доходила углом непосредственно до Северного полюса, уже не принималась в расчет. Зарубежные исследовательские суда зачастили в наш сектор Арктики, даже не пытаясь ставить в известность «хозяев».
Доходило до анекдотических случаев. Скажем, обнаруживается в Карском море неопознанное научно-исследовательское судно. Из надписей на борту следует, что корабль норвежский – «Свердлуп-II». Однако на все попытки встречных российских промысловиков и сухогрузов обменяться традиционными «морскими любезностями» норвежец отвечает, что судно военное, выполняет разведывательные задачи и приближаться к нему категорически запрещено. Проверить на свой страх и риск, вооружен ли «Свердлуп-II», никто не решился, а пограничники, которым российские капитаны потом на это жаловались, никак не могли взять в толк: откуда же норвежец возник в Карском море? Решили в итоге, что он обогнул с севера группу островов Новая Земля, а потом тем же маршрутом ушел восвояси.
Станции радиолокационного контроля пограничников, размещенные на юге архипелага Земля Франца-Иосифа и на северной оконечности Новой Земли по идее должны были «перекрывать» сплошным радиолокационным полем пространство между ними. Но это лишь в идеале.
Отсутствие радиолокационного контроля облегчает жизнь на севере лишь явным «нелегалам». А вполне законопослушным северным перевозчикам, в первую очередь авиационным, это грозит немалыми проблемами. Нынешняя ситуация превращает любой полет над арктическими просторами, где авиация – традиционно единственный транспорт, в рискованную авантюру. На так называемых картах поисково-спасательного обеспечения северных регионов РФ все побережье, акватории полярных морей и острова в них обозначены как «район опасный для произведения полетов авиации всех ведомств». Вероятность спасения в случае аварии – «до 30 %». Причем специалисты утверждают, что и это – чересчур оптимистичная цифра.
С безопасностью морских перевозчиков дело обстоит лишь немногим лучше. Хотя формально Северный морской путь открыт для международных перевозок с начала прошлого десятилетия, зарубежные перевозчики отказываются от его использования: слишком велики риски, страховые компании не соглашаются работать с этим маршрутом. Обеспечение безопасности плавания по Северному морскому пути уже потребовало внесения специальных поправок в российское законодательство. В 2001 году через правительство, Федеральное собрание и Кремль в экстренном порядке был пропущен законопроект, по которому ответственность за «навигационно-гидрографическое обеспечение» Севморпути снималась с Министерства обороны и передавалась Министерству транспорта РФ.
Но даже такое экстраординарное решение не изменило положение дел: сам Минтранс был вынужден публично признать, что в его структурном подразделении – Государственном унитарном гидрографическом предприятии, которое занимается Северным морским путем, из-за хронического недофинансирования сложилась «катастрофическая ситуация». На правительственном уровне Москва, конечно, признаёт свои обязательства по обеспечению безопасности мореплавания по Севморпути. В последние годы неоднократно подтверждалось, что в соответствии с Международной конвенцией по охране человеческой жизни на море (1974) и Конвенцией ООН по морскому праву ответственность за обеспечение навигационной безопасности мореплавания в своих водах несет подписавшее эти документы государство. В случае Северного морского пути это, безусловно, Россия. Однако навигационное оборудование данной трассы год от года лишь ухудшается. Причем действующая сейчас федеральная целевая программа «Модернизация транспортной системы России (2002–2010 гг.)» не сулит Севморпути особых перспектив.
КРУТОЙ МАРШРУТ
Возрождение Северного морского пути достаточно долго фигурировало в числе любимых «детищ» Владимира Путина. Шумная кампания по популяризации грядущих блистательных перспектив Севморпути стала одним из его первых предвыборных ходов еще в качестве и. о. президента России. В апреле 2000-го на совещании по проблемам Северного морского пути и российского судостроения в целом, специально созванном в Мурманске прямо на борту атомохода «Россия», Путин заверял, что уже «в недалеком будущем» ежегодный объем транспортных перевозок в Арктике «вполне может выйти на уровень более чем в 10 млн тонн» (к тому моменту годовой оборот грузов едва-едва превышал 1 млн тонн).
Особое внимание к развитию Северного морского пути Владимир Путин тогда объяснял сразу несколькими причинами.
Во-первых, по его словам, «нужна государственная судоходная политика, и арктическая транспортная система может послужить отличным полигоном для ее выработки».
Во-вторых, «на Севере находятся такие богатства, которые в будущем будут востребованы не только Россией, но и всем человечеством», а посему «северные территории – это наш стратегический резерв на дальнейшую перспективу».
Из чего логично следовало, в-третьих, что «Севморпуть является также важным фактором обеспечения безопасности государства».
При всей неоспоримости президентских заявлений, с их реализацией так и не заладилось. Северный морской путь по-прежнему остается, по сути, внутрироссийской транспортной артерией. В лучшем случае он используется как маршрут транспортировки российского экспортного сырья, прежде всего рудного и нефтегазового. Надежды на то, что по этой трассе удастся пустить транзитные грузы Европа – Азия, не оправдались. В последнее время даже в самой России о перспективах Севморпути заговорили куда более сдержанно, чем прежде.
Экс-руководитель Федерального агентства морского и речного транспорта России Вячеслав Рукша публично признавал, что в нынешних условиях транзитные перевозки Европа – Азия по Северному морскому пути не могут быть рентабельны, поскольку эта трасса проходит через проливы (Вилькицкого, Санникова и др.) глубиной около 17 метров. Это ограничивает тоннаж транспортных судов, и, следовательно, даже намного более длинный южный маршрут Европа – Азия становится гораздо дешевле за счет использования судов большего тоннажа. Правда, при этом Рукша пояснял, что перспективы у северных перевозок, конечно же, есть. Но не по традиционному Севморпути, а «через Центральную Арктику». Однако для этого нужны «абсолютно новые мощнейшие транспортные суда и абсолютно новые мощнейшие ледоколы», поскольку «льды там совершенно другие».
А вот с этим уже сложнее. Российский флот, насчитывающий сейчас семь атомных ледоколов, которые обеспечивают проводку судов по Северному морскому пути, стремительно стареет. Даже с учетом всех мыслимых продлений сроков эксплуатации ресурс ледокола «Арктика» уже практически исчерпан, «Россия» сможет работать только до 2010 года, «Таймыр» – до 2013-го, «Вайгач» и «Советский Союз» – до 2014-го, а «Ямал» – до 2017-го. Вошедший в 2007 году в состав Мурманского морского пароходства атомоход «50 лет Победы» может считаться новым лишь с очень большой натяжкой. Его строительство затянулось на питерском Балтзаводе почти на 20 лет. Так что и он относится к ледоколам прежних серий: новых кораблей, способных совладать со льдами Центральной Арктики, нет пока даже в чертежах. Прогнозы же ученых, предрекавших, что уже к началу нового тысячелетия Арктика резко потеплеет и очистится ото льда, пока что не подтверждаются. Они больше «разогревают» темперамент политиков, чем облегчают доступ в мир «белого безмолвия».
