В XXI веке морская мощь будет играть едва ли не большую роль в арсенале внешней политики морских держав, чем в XX столетии. Уже вошла в широкое употребление формула «70-80-90» из текущей американской военно-морской стратегии: моря и океаны занимают 70% площади земли, вблизи морского побережья живет 80% человечества, на морскую торговлю приходится 90% всей торговли. Вокруг Мирового океана растет число противоречий и угроз международной, региональной и национальной безопасности. Символично, что украинский кризис, ставший самым серьезным испытанием для внешней политики России за последние годы, напрямую связан с вопросом о морской мощи. В этой связи стоит оценить стратегическую обстановку в Мировом океане, особенности взаимоотношений между морскими державами и некоторые аспекты военно-морской деятельности России в средне- и долгосрочной перспективе.
Мировой океан: стратегическая картина
Какова на данный момент иерархия на море и в чем особенности взаимоотношений между игроками? Воспользуемся специфической, но, как мы увидим, достаточно адекватно отражающей ситуацию классификацией морских держав: 1) глобальные, 2) крупные и малые самостоятельные региональные морские державы, 3) крупные и малые региональные державы, тяготеющие к партнерству с глобальным военно-морским лидером.
Естественно, речь не идет о каких-то неизменных или абсолютных категориях. Страны второй категории могут вступать в партнерство с глобальным лидером, а страны третьей имеют собственные интересы, в которых не всегда совпадают с «боссом». Малая региональная держава может стать крупной, а та, в свою очередь, глобальной.
Под термином «морская мощь» подразумевается несколько модифицированная классическая формула Альфреда Мэхэна: «морская мощь = военно-морские силы (включая береговую охрану) + экономическая и научная деятельность в Мировом океане + военно-морские базы (в том числе зарубежные) + гражданское судостроение и оборонно-промышленный комплекс (в части, отвечающей за производство вооружения и военной техники для нужд ВМС и береговой охраны)». Признавая необходимость всех элементов, основное внимание обратим на военно-политический.
Очевидно, что единственной на сегодняшний день глобальной морской державой являются США. Этот статус подразумевает возможность и готовность защищать национальные интересы в любой точке Мирового океана, сохраняя за собой право, в случае необходимости, действовать в одностороннем порядке, не считаясь с мнением мирового сообщества. Политическая воля и готовность применять силу – не менее важная характеристика, чем сам масштаб потенциала. Вместе с тем очевидно, что морская мощь Соединенных Штатов в относительных величинах снижается. Это признают и сами американские военные. Так, в январе 2014 г. на Национальном симпозиуме Ассоциации надводного флота глава Тихоокеанского командования адмирал Сэмюэль Локлир заявил, что эра неоспариваемого господства во вверенном ему регионе подходит к концу.
Тенденция обусловлена внешними и внутренними факторами. К внешним относятся рост в абсолютных величинах морской мощи других государств, прежде всего Китая, и распространение современных технологий и военно-морской техники (ВМТ), которая становится дешевле и доступнее многим. Внутренние факторы – последствия экономического кризиса и масштабный секвестр военных расходов.
США оказались перед угрозой сокращения корабельного состава флота. Военно-морское строительство характеризуется созданием все меньшего числа все более дорогих кораблей. Многие ключевые программы, такие как сооружение головного авианосца нового поколения USS Gerald R. Ford, боевых кораблей прибрежной зоны типа LCS, палубных истребителей пятого поколения F-35B и F-35C, сталкиваются с проблемами роста стоимости, срыва запланированных сроков реализации и значительными техническими рисками. Открытым остается вопрос о способности этих и других технологий, на которые затрачено столько ресурсов, обеспечить превосходство в долгосрочной перспективе (30–50 лет).
ВМС США рассчитывают сохранить свой статус никому не уступающего флота и по количеству, и по качеству. Для этого реализуется 30-летний кораблестроительный план, призванный увеличить численность с 283 кораблей сегодня до 300 в 2019 финансовом году. Но, по последним оценкам Бюджетного управления Конгресса, для исполнения такой программы требуется ежегодно направлять на военно-морское строительство около 21,2 млрд долларов в течение 30 лет. Вместе с тем за последние три десятилетия выделялось (в сопоставимых ценах) лишь около 15,8 млрд долларов в год. Таким образом, осуществление тридцатилетнего кораблестроительного плана потребует увеличить расходы на 34% по сравнению с усредненными историческими показателями. Необходимость решения ряда технологических проблем и секвестр военных расходов лишь усугубляют проблему.
В чем-то ситуация схожа с периодом после вьетнамской войны, который часто называют временем «истощенных сил». На это указывал, в частности, замминистра обороны по закупкам, технологиям и логистике Фрэнк Кендалл. «Истощение» справедливо в отношении всех видов Вооруженных сил, но на флоте оно может сказаться едва ли не наиболее пагубно. Сейчас, как и в 1970-е гг., последствия высокой оперативной нагрузки на флот и недостаток финансирования серьезно отразились на техническом состоянии кораблей и морской авиации. Специфика механизмов секвестра ведет к негибкости сокращений расходов и в том, что касается защиты расходов на личный состав, наносит особый удар по боевой подготовке и техническому обслуживанию. Хотя траты на личный состав защищены от секвестра, проблема укомплектования кораблей и береговых объектов достаточным количеством квалифицированных специалистов также угрожает морской мощи.
Помимо Соединенных Штатов есть ряд самостоятельных региональных морских держав, которые уделяют значительное внимание укреплению военно-морского потенциала. Под термином «региональные» в данном случае подразумевается наличие возможностей и готовности применять морскую мощь в отдельных частях мира, в том числе удаленных от своих границ, в случае крупных и – в одном-двух регионах, преимущественно вблизи от своих границ – в случае малых морских держав.
К крупным самостоятельным морским державам относятся, помимо России (о которой будет сказано отдельно), Индия и КНР. Цели и задачи наращивания морской мощи, а равно пути и доступные для этого ресурсы, существенно отличаются. Как и отношение к США как к глобальной морской державе. Если Индия рассматривает Соединенные Штаты в качестве партнера, а, вероятно, и потенциального союзника (с возможностью частичного перехода в третью категорию, о которой ниже), то ключевая цель развития морской мощи КНР – ограничение способности Вашингтона влиять на китайскую политику в западной части Тихого океана, в том числе в тайваньском вопросе.
Особняком стоят малые самостоятельные морские державы, к которым можно отнести Бразилию, Турцию (несмотря на статус члена НАТО) и, с определенной натяжкой, Иран и КНДР. Бразилия и Турция, преследуя собственные интересы, стремятся усилить морскую мощь для укрепления влияния в регионе. Для Ирана и Северной Кореи ключевой задачей является недопущение атаки со стороны США.
Наконец, третья большая категория морских держав включает союзников Америки в Европе и Азиатско-Тихоокеанском регионе. К крупным морским державам здесь следует отнести Великобританию, Францию, Японию и, с определенной натяжкой, Южную Корею, а к малым – Испанию, Германию, Италию и Австралию.
В этой категории мы также наблюдаем некоторый рост морской мощи отдельных государств относительно Америки, в первую очередь за счет азиатских стран, реагирующих на усиление потенциала и амбиций Китая, а также имеющих ряд иных интересов и сталкивающихся с угрозами. Не менее важно и стремление самих Соединенных Штатов переложить на союзников часть бремени по защите существующего мирового порядка, обеспечению международной и региональной безопасности. Еще в 2005 г. тогдашний начальник штаба ВМС адмирал Майкл Маллен заявил: «В изменившейся международной стратегической ситуации открываются новые возможности для совместной деятельности военно-морских сил различных государств, иногда вместе с ВМС США, но зачастую и без их участия. На самом деле многие задачи сегодняшнего дня будут выполняться без их участия. По моему мнению, это прекрасно». Так рассуждает и администрация Барака Обамы. Например, в начале 2009 г. на 45-й Мюнхенской конференции по безопасности вице-президент Джозеф Байден заявил, что «Америка будет просить своих партнеров о большем [участии в борьбе с вызовами в сфере экономики и безопасности]».
Ключевой целью американцев и их союзников является сохранение существующего баланса сил, статус-кво и защита сложившейся мировой системы морской торговли. Эта цель воспринимается не только как национальный интерес конкретного государства, но и как «общее благо». В конечном счете речь идет о национальной безопасности каждого государства, но требуются дополнительные ресурсы. Зачастую к «общему благу» пытаются добавить унаследованную от концепции «гуманитарной интервенции» идею защиты прав человека, но сама по себе, без привязки к общим военно-политическим и экономическим интересам, она не может служить обоснованием прагматичной военно-морской стратегии.
В условиях глобализации, растущей взаимосвязи и взаимозависимости отдельных государств, морские державы не могут позволить себе сосредоточиться исключительно на обеспечении собственной безопасности и вынуждены заботиться об «общем благе», так как дестабилизация ситуации в одном регионе негативно отражается на многих внерегиональных странах и мире в целом. При этом остальные государства для участников западного альянса выступают в одной из четырех ролей: 1) партнеры и потенциальные союзники; 2) «маргиналы», не способствующие, но и не противодействующие «общему благу»; 3) «нетто-потребители» безопасности, не имеющие достаточных ресурсов и 4) источники угрозы.
Соединенные Штаты стремятся влиять на другие страны, подталкивая их к изменению поведения. Так, Китай, воспринимаемый как одна из самых серьезных потенциальных угроз существующему балансу сил, в Вашингтоне и ряде других столиц регулярно призывают быть «ответственным игроком» и вносить свой вклад в «общее благо». В отношении менее склонных к сотрудничеству государств, вроде Ирана и КНДР, США занимают более жесткую позицию, но всегда готовы к ее ограниченному смягчению в случае появления надежды хотя бы на временный компромисс.
Многие союзники Вашингтона, прежде всего в Европе, сталкиваются с теми же трудностями, что и сами Соединенные Штаты. Отсутствие непосредственной военной угрозы и экономическая ситуация ведут к сокращению военных расходов и осложняют стремление обосновать сохранение крупного военно-морского потенциала. И здесь опять стоит подчеркнуть не только возможности, но и готовность участвовать в защите «общего блага» и при необходимости ввязываться в новые конфликты.
Симптоматично заявление, с которым выступил в январе бывший министр обороны США Роберт Гейтс. Он сказал, что из-за сокращения военных расходов Великобритания лишилась полного спектра военных возможностей, особенно в военно-морской сфере, и, таким образом, не может действовать в качестве «полноценного партнера» Америки. Хотя обвинения Гейтса не вполне справедливы в отношении Великобритании, имеющей четвертый в мире военный бюджет и реализующей, несмотря на ряд трудностей, крупные программы военно-морского строительства, заявления бывшего главы Пентагона ярко иллюстрируют проблему. Имеются, естественно, и обратные примеры, в частности, более активная политика Франции, операции в Ливии и Мали.
Ситуация в АТР для США более благоприятна – страны региона, прежде всего из-за опасений перед Китаем и/или КНДР, активно наращивают морскую мощь, укрепляют партнерство в сфере безопасности с Вашингтоном, между собой и с третьими странами (например, Индией). В лице таких стран, как Индия и Вьетнам, Соединенные Штаты могут найти новых ценных союзников для выстраивания системы сдерживания Китая и сохранения статус-кво. Но и здесь все неоднозначно: неизвестно, смогут ли США рассчитывать на адекватную поддержку союзников (прежде всего Южной Кореи, но при определенных обстоятельствах Японии и Австралии) в случае серьезного военного столкновения с Китаем.
Место России
Несмотря на достаточно острую риторику и ряд противоречий в том, что касается вопросов международной безопасности, США и их союзники относят Россию скорее к категории «маргиналов». Москва, с их точки зрения, имеет интересы, обычно не совпадающие с их собственными, но и не представляет в настоящее время очевидной угрозы. Различные колебания и изменения в российской внешней политике открывают возможности как для сотрудничества, так и для конфронтации.
В отношении морской мощи Россия стремится прежде всего восстановить потенциал, утраченный после распада Советского Союза, очертить и обезопасить зону своих прямых жизненных интересов. Изначально последняя включала лишь территорию страны. В 1990-е и первой половине 2000-х гг. Россия была сосредоточена на борьбе с внутренней угрозой, защите суверенитета и территориальной целостности. Особых возможностей и жизненной потребности в отстаивании интересов в Мировом океане за пределами своих границ Россия не имела. Ярким примером была реакция на операцию НАТО в Югославии в 1999 году.
Появившиеся возможности и постепенное преодоление последствий распада Советского Союза привели к попытке Москвы расширить зону влияния и оспорить существующий мировой порядок. Декларацией новой политики стала мюнхенская речь Владимира Путина 10 февраля 2007 г., а уже в 2008 г., во время военного конфликта с Грузией, Россия показала готовность идти на односторонние действия вне пределов собственных границ. Политическое давление Запада и попытка США продемонстрировать силу в Черном море не имели особого эффекта, хотя, вероятно, частично и послужили причиной сдержанности Москвы в конфликте, не превратившемся в операцию по смене режима в Тбилиси.
В 2014 г. мы стали свидетелями стремительного развития конфликта на Украине, который привел к отказу Крыма признать легитимность перемен в Киеве и спровоцировал один из серьезнейших международных кризисов в XXI веке. Он напрямую затрагивает вопрос о российской морской мощи. Во-первых, именно наличие в регионе крупной военно-морской базы позволило России не допустить установления в Крыму новой украинской власти. Во-вторых, необходимость защиты базы и гарантии ее использования российским флотом на фоне острой антироссийской риторики Киева явилась одной из причин, почему Россия не стала мириться с фактом государственного переворота и пошла на резкое обострение российско-украинских отношений. Как и в 2008 г., стало понятно, что Соединенные Штаты не готовы применять морскую мощь для эскалации отношений с Россией и серьезно оспаривать ее положение в Черном море.
Смена приоритетов в сфере национальной безопасности в 2000-е – 2010-е гг. ключевым образом влияет на военную политику России в Мировом океане и требует соответствующей военно-морской стратегии. Москве следует быть готовой балансировать между КНР и США, рассматривая обе эти державы как потенциальных партнеров и соперников. России не выгодно изменение баланса сил в сторону резкого усиления либо ослабления Соединенных Штатов или Китая. Пока американский флот господствует в Мировом океане, Москве выгодно сотрудничать с Пекином, который оказывает молчаливую, но от этого не менее важную поддержку по ряду ключевых вопросов мировой политики.
Но если рост китайской мощи и секвестр военных расходов излишне ослабят американцев, встанет вопрос о большем сближении с Вашингтоном. Не стоит поддаваться иллюзии превращения Китая в долгосрочного стратегического союзника. Также не стоит преувеличивать угрозу прямого вооруженного столкновения с США и/или НАТО. Наличие стратегических ядерных сил и угроза эскалации конфликта вплоть до ядерной войны делают такой сценарий крайне маловероятным.
Россия должна стремиться укрепить свой авторитет на международной арене и способность влиять на процессы. Не стоит пренебрегать и участием в защите «общего блага». Прагматичная и взвешенная политика должна позволить выстраивать собственную зону влияния, так как готовность России сотрудничать и помогать Соединенным Штатам по отдельным вопросам международной безопасности позволит Москве убеждать Вашингтон в необходимости уступок по другим вопросам.
Морская мощь России призвана решать задачи: 1) в прибрежной и ближней морской зоне (БМЗ) и 2) в дальней морской зоне (ДМЗ). В настоящее время основной упор делается на первую группу задач, к которым относятся:
- обеспечение стратегического сдерживания силами морской компоненты стратегических ядерных сил (МСЯС);
- оборона страны – прикрытие морских рубежей, обеспечение конвенционального сдерживания и оборона на театрах военных действий, прилегающих к российским границам, в случае гипотетической военной агрессии;
- защита экономических интересов в территориальных водах, исключительной экономической зоне (ИЭЗ) и на шельфе;
- обеспечение осведомленности о ситуации в Мировом океане (поддержание системы освещения воздушной, надводной и подводной обстановки) в пределах ИЭЗ и шельфа.
В перспективе Россия, вероятно, будет стремиться к расширению непосредственной зоны влияния в Мировом океане, которая сейчас включает российский сектор Арктики, Охотское море, часть Японского и Берингова морей, Черное море. В обозримой перспективе США сохранят превосходство с точки зрения морской мощи, и Россия, вполне вероятно, будет опираться, по примеру Китая, на «системы ограничения доступа». Но если между Пекином и Вашингтоном существует ряд противоречий, способных привести к военному или серьезному политическому конфликту, то, как отмечалось выше, каких-либо значительных коллизий, чреватых столкновением между Соединенными Штатами и Россией, в том числе в Мировом океане, нет.
Океанское будущее
Вторая группа задач, связанных с морской мощью России, ориентирована на действия в дальней морской зоне. В свое время СССР удалось создать океанский флот, который был вторым в мире после США. Но он являлся узкоспециализированным и преследовал единственную цель – успешное противодействие силам НАТО в мирное и военное время. Это определяло и океанские задачи: слежение и борьбу с атомными подводными лодками, вооруженными баллистическими ракетами (ПЛАРБ), и авианосными ударными группами вероятного противника. Кроме того, советский флот создавался в условиях непропорционального напряжения сил экономики. Эти два фактора в значительной степени предопределили развал флота в 1990-е годы.
Сейчас у ВМФ есть реальная надежда на возрождение. Эффективная политика национальной безопасности России невозможна без создания флота, способного решать задачи в ДМЗ. Чтобы флот мог сохраняться и выдерживать экономические кризисы и изменения во внешней политике и политическом руководстве страны, его строительство должно соответствовать возможностям экономики, а также необходимости создания кораблей многоцелевого назначения. Это подразумевает широкий спектр задач в ДМЗ, которые ВМФ призван эффективно осуществлять:
- проецирование силы в локальных конфликтах против относительно слабого противника;
- проведение операций по завоеванию/оспариванию господства на море против сопоставимого или превосходящего по силам противника;
- в мирное время – конвенциональное сдерживание, военно-морская дипломатия и демонстрация флага, эффективная защита российских граждан и экономических интересов;
- операции в надводном, подводном, воздушном, космическом и информационном пространствах, а также операции «против берега»;
- обеспечение осведомленности о ситуации в Мировом океане вне пределов ИЭЗ и шельфа;
- обеспечение морской безопасности, в т. ч. борьба с пиратством, терроризмом, организованной преступностью и наркотрафиком;
- борьба с распространением оружия массового поражения;
- оказание гуманитарной помощи.
Действия ВМФ в ходе недавнего кризиса в Сирии продемонстрировали способность эффективно использовать российский флот для решения задач внешней политики в ДМЗ, но и острую нехватку инструментов. Замена советского наследства требует строительства новых кораблей ДМЗ, которые способны по своим количественным и качественным показателям решать широкий спектр задач. Кроме того, все это предусматривает постоянное присутствие российских кораблей в ключевых для национальной безопасности районах Мирового океана.
Возрождение флота: создание инструментов государственной политики
Формат статьи не позволяет детально рассмотреть главные направления строительства флота, способного решать указанные выше задачи. Тем не менее упомяну основные аспекты.
Военно-морское строительство нужно вести последовательно и системно, учитывая ограниченность ресурсов, то есть определиться с приоритетами и поиском компромиссных решений. Процесс должен постоянно находиться в сфере внимания высшего руководства. Во избежание ошибок советского периода подготовку кадров, создание инфраструктуры и системы материально-технического обеспечения предстоит вести параллельно, а в идеале – предваряя строительство кораблей. Необходим развитый вспомогательный флот, что особенно важно для океанской составляющей.
Строительству флота обязательно предшествует этап экономического и военно-политического обоснования: анализ и ранжирование угроз национальной безопасности в Мировом океане, задач флота, сил потенциальных противников, модели применения флота на тактическом, оперативном и стратегическом уровнях. Здесь требуется максимально возможная открытость процесса, способствующая информированности граждан России и иностранных правительств. Многие документы, естественно, не будут доступны общественности, но от традиционной политики «засекретить всё и вся» стоит отказаться.
Флот должен строиться как «система систем»: требуется сбалансированность структуры ВМФ, и каждая конкретная система, будь то ПЛАРБ или универсальный десантный корабль, должна представлять собой всю совокупность необходимых компонентов – единый комплекс вооружения. Нужно избежать повторения проблем, связанных с созданием комплекса «Булава»–«Борей», систем вооружения для других надводных кораблей и подводных лодок. В качестве примера достаточно упомянуть необходимость построения сбалансированных по составу и задачам авиагрупп и десантно-высадочных средств для российских «Мистралей». Если эту задачу не решить, то как минимум на первом этапе вертолетоносцы не станут полноценным комплексом.
Обоснование военно-морского строительства призвано обеспечить такую структуру и численность флота, которая одновременно отвечала бы и поставленным задачам военно-морской стратегии, и выделенным бюджетным ассигнованиям. Независимость собственного ОПК необходима, но закупку военно-морской техники за рубежом, особенно на первом этапе, не следует воспринимать как нечто недопустимое. Даже Соединенные Штаты и их союзники, а также Китай, уделяя приоритетное внимание развитию собственного военного производства, не избегают военно-технического сотрудничества. Глубокая модернизация и ремонт кораблей советского наследства – мера на первом этапе также неизбежная, пока флот не станет получать в нужных количествах новые корабли.
Говоря о структуре флота, следует четко определить баланс между задачами в БМЗ и ДМЗ, а также очередность строительства «прибрежной» и «океанской» составляющих. Необходим мощный прибрежный флот (неатомные подводные лодки, корабли охраны водного района, загоризонтные станции слежения, системы освещения подводной, надводной и воздушной обстановки, морская авиация наземного базирования, мощная береговая охрана), «океанский кулак» для решения задач военного и мирного времени (атомный подводный флот, десантные корабли ДМЗ и фрегаты), вспомогательный флот.
Уже сейчас пора задуматься о решении наиболее сложной задачи, а именно той, что касается разработки и строительства эсминца (многоцелевого корабля ДМЗ) и авианосца нового поколения. Успешная реализация этих программ крайне сложна и дорогостояща, но без них создание сбалансированного ВМФ невозможно.
Развитие и модернизация МСЯС необходимы, но они не должны осуществляться в ущерб силам флота общего назначения. Развитие МСЯС следует преимущественно рассматривать в свете развития стратегических ядерных сил как таковых, а не флота.
России стоит уделять большее внимание развитию Черноморского (ЧФ) и Тихоокеанского (ТОФ) флотов. В нынешней стратегической обстановке ТОФ предстоит отдавать приоритет по отношению к Северному флоту (СФ), а ЧФ – по отношению к Балтийскому флоту (БФ).
Роль ТОФа определяется смещением геополитического центра тяжести в Азиатско-Тихоокеанский регион на фоне ослабления там военно-политического потенциала России. Здесь сосредоточены ведущие крупные и малые морские державы (США, Китай, Япония, Республика Корея, Австралия) и многие точки межгосударственного противостояния. Значение ЧФ трудно переоценить на фоне грузинского, сирийского и украинского кризисов. Также именно через Черное море лежит кратчайший для России путь в Средиземное море и через него – в Индийский океан. Здесь располагается Новороссийск – крупнейший отечественный морской торговый порт. Наконец, именно на Черном море существуют наиболее благоприятные в России климатические условия для базирования флота. СФ, на который возлагаются задачи по прикрытию российских интересов в Арктике, останется крупным региональным флотом, сопоставимым по мощи с ТОФ, но перераспределение ресурсов в пользу ТОФ и ЧФ в перспективе лишит его статуса крупнейшего российского флота, каким он оставался с советской эпохи. БФ также необходимо обновлять, но ограничиться созданием небольшого современного прибрежного флота без существенных океанских функций. Здесь же в обозримой перспективе будут концентрироваться и новые надводные боевые корабли и неатомные подводные лодки, построенные заводами западного региона. После прохождения всех этапов испытаний и первоначальной подготовки экипажей большая часть кораблей будет уходить на ТОФ, СФ и ЧФ. На Каспии же России следует сохранять полное превосходство над другими странами региона, что, впрочем, является сравнительно легко выполнимой задачей.
По имеющейся информации относительно перспектив замены и модернизации корабельного состава ВМФ, перечисленные выше региональные приоритеты развития морской мощи уже приняты.
Флот – необходимость, а вовсе не «дорогая игрушка» или «обуза» для Вооруженных сил и страны в целом. Мировой океан является одним из ключевых пространств для международных отношений и военной политики великих держав. Лишь от самой России зависит, станет ли она активным игроком в этом пространстве или пассивным наблюдателем.
