В статье использованы материалы доклада, подготовленного группой российских экспертов во главе с автором статьи, совершивших в 2007 г. ознакомительную поездку в Канаду.
У российских политологов в последнее время вошла в моду несколько пренебрежительная критика Запада за неспособность в рамках известных парадигм, в том числе мультикультурализма, решить проблему адаптации иммигрантов (это касается в основном Европы), а также улучшить взаимоотношения с исламским миром (в первую очередь речь идет о США). Действительно, идущие в странах Евросоюза процессы (рост мятежных и экстремистских тенденций среди иммигрантов, с одной стороны, и ксенофобии, радикального национализма – с другой), как и участившиеся заявления европейских лидеров о крахе политики мультикультурализма, дают основания для пессимистических оценок. В целом кризис в отношениях между Западом и исламским миром пока лишь усугубляется.
Но и Россия лишилась иммунитета от болезней, поражающих во всем мире сферу межнациональных и межконфессиональных отношений, растеряв позитивную часть советского наследия. Резкое ухудшение ситуации на Северном Кавказе, где постоянно расширяется ареал действий террористов, появление беснующихся групп националистов на Манежной площади, бесконечные нападения на иностранцев, рост «этнической» преступности, распространение ксенофобских настроений, потрясший столицу теракт в аэропорту Домодедово – все это требует мобилизации усилий для переформатирования политики. В частности, необходимо обеспечить беспристрастное, свободное от политической конъюнктуры изучение опыта других государств.
Одна из наиболее успешных моделей внедрена в Канаде, первой стране западного мира, признавшей в 1971 г. мультикультурализм в качестве официальной политики (раньше такой курс зафиксировала Конституция Индии, принятая в 1950 году).
В самом общем виде мультикультурализм сводится к признанию правомерности и ценности культурного плюрализма, и по этой причине предполагается, что все современные государства обязаны предоставлять своим культурным, этническим и религиозным группам равный социальный статус. Непохожесть и отличие рассматриваются не как второсортное и чужое, они оцениваются просто как «иное»; в этой ситуации меньшинства становятся объектом особого внимания.
Но мультикультурализм – это также и средство, которое способно смягчить негативные (прежде всего для традиционных культур, этнических и конфессиональных групп) последствия глобализации. Одно из них – миграционные перемещения, изменяющие в короткие сроки исторический, социальный и этнокультурный облик населения государств. Поэтому термин «мультикультурализм» часто используется для описания демографических условий культурного и этнического разнообразия (там, где оно имеется) вне зависимости от того, поддерживается ли такое разнообразие официальной политикой государства или нет. В целом, мультикультурализм – это теория, практика и политика неконфликтного сосуществования в одном жизненном пространстве множества разнородных культурных групп. Она утверждает уважение к различиям, но при этом не отказывается от поиска универсальности. То есть взаимодействие культур происходит через координацию, а не субординацию.
Канадский опыт
Канадский мультикультурализм законодательно закреплен в двух документах: Конституционном акте 1982 г. (в его части «Канадская хартия прав и свобод») и в «Акте о сохранении и развитии мультикультурализма в Канаде» от 21 июля 1988 года. (Примечательно, что оба эти документа так и не были ратифицированы правительством канадской провинции Квебек, где идея особого национального самоопределения франко-канадцев пустила глубокие корни.) В стране действуют также акт об официальных языках, акт об иммиграции и защите беженцев и некоторые другие нормативные документы. Мультикультурализм не противопоставляется национальному (этническому) и религиозному многообразию, а включает их в качестве вариантов культурной идентичности.
Во-первых, мультикультурализм не подменяет общегражданскую идентичность, а подтверждает то, что она является «улицей с двусторонним движением». Иммигранты вживаются в принявшую их страну, принимают ее культуру и законы, но государство уважает культурную идентичность иммигрантов и даже готово несколько адаптировать свои институты и законы с учетом этого фактора.
Во-вторых, мультикультурализм отражает культурное и расовое разнообразие канадского общества и признает за всеми его членами право сохранять и развивать их культурное наследие.
В-третьих, мультикультурализм рассматривается как «фундаментальная характеристика канадского наследия и идентичности».
В-четвертых, признается существование общин, члены которых объединены общим происхождением и историческим вкладом в развитие канадского общества.
В-пятых, все индивидуумы получают равную защиту со стороны законодательства, а их разнообразие (diversity) уважается и ценится.
В-шестых, при развитии социальных, культурных, экономических и политических институтов Канады принимается во внимание и уважается мультикультурный характер страны.
В-седьмых, помимо официальных языков Канады – английского и французского – сохраняется возможность пользования другими языками.
За проведение политики мультикультурализма отвечает система государственных органов федерального и провинциального уровней. На федеральном уровне выделяются Министерство канадского наследия (Heritage Canada) и специальная структура в Министерстве иностранных дел и международной торговли. На провинциальном действует, к примеру, министерство иммиграции и мультикультурных связей провинции Онтарио. Кроме того, институциональный элемент политики мультикультурализма включает и ряд общественных организаций – в частности, Совет мультикультурных связей в провинции Квебек и ряд этнических неправительственных организаций, поддерживаемых государством.
Идея сохранения иммигрантами культурной идентичности является главной отличительной чертой канадского подхода. Но любое культурное (этническое, религиозное) своеобразие допускается лишь при условии соблюдения канадского законодательства и в его рамках. Любые конфликты разрешаются в судебном порядке.
Важнейшим элементом политики мультикультурализма является тщательная работа с иммигрантами. Сначала строгий отбор из числа кандидатов на переезд в Канаду лиц, которые должны набрать необходимое число пунктов по определенным критериям, различающимся от одной провинции к другой (points system). Прошедшие отбор должны сдать экзамен по языку; для тех, кто не владеет английским или французским, организуются курсы. Правоохранительные государственные органы получают специальные знания и рекомендации относительно обращения с представителями культурных меньшинств. Примечательно, что уровень преступности среди иммигрантов в Канаде ниже общего по стране.
Особое внимание уделяется образованию, которое относится к сфере полномочий не федерации, а провинций. В частности, в государственных школах ученикам даются знания по основным религиям. Особенностью канадского опыта является возможность создания частных религиозных школ, выпускники которых при условии усвоения общей программы получают возможность поступать в университеты. Государство не финансирует частные школы (за исключением католических).
Отмечая несомненные и общепризнанные успехи канадской модели мультикультурализма, нельзя не учесть, что она не полностью отражает фактическое положение в сфере культурного многообразия. Некоторые канадские эксперты отмечают, что политика мультикультурализма, призванная ломать национальные барьеры и наводить мосты между представителями различных этнических и религиозных общин, подрывает устойчивость Канады как национального государства, стимулирует сепаратизм отдельных групп и не ускоряет, как это планировалось, интеграцию иммигрантов. Так, согласно исследованиям, проведенным в 2007 г. Университетом Торонто, многие вновь прибывшие в Канаду небелые иммигранты не идентифицировали себя как «канадцы».
Восприятие идей мультикультурализма в России
Для России, переживающей все еще транзитный период развития, понятия, которыми мы пользуемся при обсуждении проблем мультикультурализма и религиозного плюрализма, являются во многом новыми. У России пока еще нет долголетнего исторического опыта, который накоплен в этой сфере западным миром. В Российской империи традиционно доминировала поддерживаемая государством Русская православная церковь, но соответствующие указы Екатерины II и Николая II способствовали развитию веротерпимости.
Во времена СССР декларировался интернационализм. Толерантность, равно как и уважительное отношение к представителям разных культурных групп, официально не ставились под сомнение, но де-факто часто имели место ограничения, налагаемые на развитие национальных культур, языков и особенно религий.
Сегодня благополучное сосуществование этнических и конфессиональных групп в едином российском культурном пространстве, имеющее многовековую историю, сочетается с целым рядом проблем не только межэтнического и межрелигиозного, но и социального характера. В религиозной сфере, к примеру, довольно значительные доктринальные и ритуальные различия, а также заложенная в некоторых доктринах или традициях нетерпимость к инакомыслию иногда практически перечеркивают возможность межконфессионального диалога. Возникающие проблемы, как правило, не находят решения в рамках существующей еще с советских времен парадигмы. До определенной степени они могут сниматься в ходе межконфессионального и межэтнического диалога, но для него необходима единая внеконфессиональная платформа, приемлемая для всех участников.
Даже внутриконфессиональный диалог (христианство, ислам) затруднен из-за притока все новых носителей нетерпимости, экстремизма и ксенофобии. Известно, например, сколь острые противоречия разделяют представителей традиционных толков ислама (в том числе последователей суфийских орденов) и адептов салафизма. Увеличение на российском исламском поле за пределами Северного Кавказа, в том числе среди служителей культа, числа выходцев из северокавказских субъектов федерации, республик Центральной Азии и Южного Кавказа и даже из стран Арабского Востока вызывают недовольство традиционно доминировавших в этой сфере представителей татарского этноса.
Тем не менее, тема мультикультурализма как возможного варианта решения этнонациональных и религиозных проблем современной России все чаще звучит в выступлениях и исследованиях отечественных социологов, политологов и культурологов.
На одном фланге находятся противники практики мультикультурализма, рассматривающие его как чужеродное явление и разрушительную идею, грозящую расколоть единое культурное пространство страны на мозаичные, не связанные друг с другом фрагменты, что сведет на нет попытки создания и привития гражданам России «национальной идеи». Мультикультурализм объявляется «провальной» политикой, ярко проявившей свои негативные стороны (в большей или меньшей степени) во всех странах, где он практикуется на государственном уровне, в том числе в Канаде.
Среди наиболее опасных последствий мультикультурализма отмечаются:
– этническая фрагментация общества;
– ухудшение самочувствия и ослабление роли русского этноса – государствообразующей группы с ее опорной идентифицирующей конфессиональной основой – православием;
– сознательный отказ от малейших проявлений ассимиляции основной господствующей культурой (даже в среде вновь прибывших иммигрантов) и, как результат, нарастание напряженности в межэтнических и межконфессиональных отношениях.
Противники мультикультурализма подчеркивают, что он ведет к маргинализации этнических общин, так как сознательно формирует «фольклорный» образ представителей различных этнокультур, способствуя не диалогу, а конфликту.
Критиков мультикультурализма особенно тревожат абсолютизация и обособление национальных различий применительно к России. Для исторически сложившегося многонационального государства западная идея, родившаяся в «иммигрантских» государствах, будет опасным шагом назад. Еще одним аргументом против распространения теории и практики мультикультурализма является констатация того факта, что положение с межнациональными и межконфессиональными отношениями в Российской Федерации вовсе не является удручающим, а значит, не требует срочной смены стратегии развития. Длящиеся или время от времени обостряющиеся этнонациональные конфликты при подробном и пристальном рассмотрении обнаруживают не этническую, а политическую и экономическую первопричину. С точки зрения интересов интеграции, которые никем не оспариваются, мультикультурализм не дает ответов на вопросы ни в многонациональной России, ни на постсоветском пространстве – такова основная мысль, высказываемая противниками этой концепции.
В свою очередь, сторонники мультикультурной модели преподносят ее как воплощение политического прагматизма и даже новую «культурную революцию», способную заменить в глобализующемся современном мире вполне традиционную ксенофобию на «ксенофилию». Они призывают распространить эту, либеральную по своей сути, концепцию существования полиэтничного государства на практику межэтнических отношений в Российской Федерации, коль скоро она провозгласила устами своих лидеров приверженность либерально-демократическим принципам строительства государства.
Многокультурная идея, по мнению ее сторонников, даст России ряд как внутриполитических, так и внешнеполитических выгод. Внутри страны это снижение конфликтного потенциала в отношениях между этническими и конфессиональными группами, повышение шансов на адаптацию иммигрантов. Принятие этой модели улучшит взаимопонимание с Западом, который настораживает сконструированный им самим образ угрожающе огромной славянской православной державы, якобы ностальгирующей по имперским временам. Мультикультурализм, по мнению отдельных аналитиков, предлагается использовать в России и для формирования единого евразийского пространства, на котором воздвигнется геополитическая общность, противостоящая как «атлантизму», так и «европеизму». Это государство будет базироваться на многообразии этнических сообществ, а инициативу создания новой модели общества должны взять на себя русские.
Мультикультурная форма существования полиэтнического сообщества в нашей стране, по мнению ее сторонников, является объективной необходимостью также в связи с таким относительно новым вызовом, как рост потоков иммиграции. В условиях режима, ориентированного на развитие демократии, вновь прибывшие (как для постоянного, так и для временного проживания) члены общества имеют право получить от принимающего государства хотя бы формальное признание их культурных ценностей и обеспечение равенства возможностей. Общество должно озаботиться защитой основных прав и свобод иммигрантов, таких, как свобода совести, вероисповедания, других предусмотренных Конституцией РФ прав и свобод, предоставить новым гражданам России возможности для культурной, а затем и общественно-политической репрезентации. Мультикультурная модель, опробованная в странах, традиционно принимающих иммигрантов (в том числе в Канаде), может указать пути решения этих непростых задач. Наконец, по мнению сторонников мультикультурализма, осуществление его принципов может способствовать повышению в российском обществе уровня толерантности (она трактуется как терпимость, а также стремление и способность к установлению и поддержанию общности с людьми, которые отличаются – этнически, религиозно, культурно – от превалирующей группы), снижению этноконфессионального потенциала его конфликтности.
В России издавна проживают представители разных этнических и конфессиональных групп, которые пользуются одинаковыми гражданскими правами и свободами, в том числе правом сохранять и развивать собственную культуру, исповедовать религию или оставаться вне религии (атеисты и агностики). По действующей с 1993 г. Конституции, Россия строится как светская федерация, все субъекты которой равноправны и существуют в рамках единого правового пространства. Созданы и государственные институты, специально занимающиеся проблемами межэтнических и межконфессиональных отношений (соответствующие парламентские комитеты, подразделения Общественной палаты, органы при президенте и правительстве).
Среди форм взаимодействия, которые на протяжении последнего десятилетия складывались между государственными органами федерального уровня и религиозными структурами, есть и такая, как соглашения (например, Министерства культуры с рядом мусульманских, буддистских, иудаистских организаций). Опыт подписания соглашений существует и на уровне федеральных округов (к примеру, в Уральском федеральном округе действует соглашение между православными епархиями округа и полпредом президента; администрация Пермского края заключила соглашение с местным межрелигиозным органом). Таким образом, имеется широкий диапазон договоренностей, и религиозные структуры часто выступают в качестве партнеров государства – вместе и по отдельности.
Что в канадском опыте приемлемо для России
Россия, как и Канада, является федерацией, хотя и отличается тем, что многие субъекты выделены по этническому признаку и опираются на «титульные нации». Такой базис межнациональных отношений является наследием Советского Союза, где права этнических меньшинств признавались и защищались, а многонациональность поддерживалась и в социально-экономическом, и в культурном плане. Последствием такой политики, в частности, стало формирование местных этнических элит, которые, стремясь к неограниченной власти, реально способствовали развалу Советского Союза. В 1990-е гг. призывы к «заглатыванию суверенитета» большими порциями также были восприняты этими общественными кругами с энтузиазмом, грозившим разделить на этнические «квартиры» пространство самой России.
В этих условиях России было бы контрпродуктивно пытаться сохранить «русское лицо», чтобы не породить реакцию отторжения нерусских этнических элементов государства, а, напротив, сохранить и приумножить их лояльность. Политика многокультурного пространства может оказать реальную помощь в государственном строительстве.
Российская Конституция фактически закрепляет основную идеологию мультикультурализма, поскольку, следуя общедемократическим установкам, запрещает пропаганду расового, национального и языкового превосходства, с одной стороны, а с другой – предусматривает для меньшинств особые права, носящие характер преференции (например, для малочисленных народов Севера). Таким образом, реализуются основные постулаты мультикультурализма – защита государством (в определенной степени) отдельных групп, культурно отличных от основной массы населения.
В известной мере целям мультикультурализма отвечает и принятый в 1996 г. Закон «О национально-культурной автономии», который предусматривает сохранение самобытности, языка, культуры на уровне федерации и регионов. К 2002 г. учреждены 14 национально-культурных автономий федерального уровня. В 1998 г. была создана Ассамблея народов России, региональная деятельность которой вполне соответствовала практике мультикультурализма.
В целом, канадская модель может оказаться полезной для России и дать, в случае ее адаптации к конкретным условиям, следующие положительные результаты.
Во-первых, в контексте политики мультикультурализма объектом повышенного внимания – как в Канаде, так и в России – становятся меньшинства, что дает возможность каждой группе, даже самой малочисленной, развивать свою культуру наравне со всеми другими.
Во-вторых, мультикультурализм признает прежде всего коллективные права этнических и других меньшинств. Такой вариант более подходит для России и в целом соответствует ее традиционному коллективизму. Жители Канады, как и подавляющее большинство россиян, четко осознают свою специфическую этничность.
В-третьих, канадский мультикультурализм предполагает свободу выбора индивидуума в отношении культуры: индивиду нельзя навязывать этническую культуру доминирующей группы, равно как он не обязан придерживаться ценностей своей этнической группы. Такая позиция актуальна для России, где культурная идентичность в постсоветское время приравнивалась к этнической, а национальные и конфессиональные различия поднимались на щит этнобюрократическими элитами.
В-четвертых, канадская модель противостоит как ассимиляции, так и социально-культурной изоляции этнических групп, способствуя «мозаичности» культурной картины общества. Канадцам она позволила не только сделать выбор из многочисленного спектра культур, но и быть уверенными в государственной поддержке культуры путем принятия целого ряда законодательных и финансовых мер на федеральном, провинциальном и муниципальном уровнях. Канадская «мозаичность», помогающая сохранить этнокультурное лицо, является предметом национальной гордости канадцев, не желающих в культурном плане являться географическим продолжением своего мощного южного соседа – США. Такой вариант сохранения самобытности в целом подходит и для России с той лишь разницей, что ее «мозаичность» сложилась исторически, вместе с формированием государства и его территориальным расширением. Россия, в отличие от Канады, может не опасаться утраты этой мозаичной структуры под давлением культурной традиции какого-либо сильного соседа.
В-пятых, в качестве положительного опыта канадского мультикультурализма Россия может и должна заимствовать отказ от чрезмерной коммерциализации культуры ради сохранения ее этнического многообразия и традиционных ценностей. Создание в Канаде в 1993 г. Министерства канадского наследия свидетельствует о беспрецедентном внимании государства к духовной жизни различных этнических и религиозных групп общества. Политические функции министерства состоят в координации и продвижении ценностей канадской культурной самобытности, способствуют развитию канадской идентичности и мультикультурности. Так, канадское государство поддерживает кинопродукцию «канадского содержания» и стимулирует ее налоговыми льготами. Это привело к тому, что объем продукции «канадского содержания», несмотря на мощную конкуренцию со стороны южного соседа, за последние десять лет вырос в два раза.
В-шестых, канадский опыт может быть особенно полезным для решения проблем, порожденных миграцией. Она обогащает этническую и культурную жизнь государства, но выявляет и обостряет этнокультурные противоречия между различными группами населения. Актуальной задачей для Российского государства становится поиск новых форм отношений с прибывающим, особенно иноэтничным, населением, для того чтобы не только адаптировать его к местным нормам повседневного поведения и оптимально использовать новые трудовые ресурсы, но и ориентировать принимающее население на толерантное взаимодействие с мигрантами.
Внимания заслуживает опыт канадского правительства и общественных организаций по адаптации к местным условиям иммигрантов, прибывающих из стран Азии, Африки и Ближнего Востока. Им, в частности, предоставляются бесплатные услуги, касающиеся оформления необходимых для проживания документов, устройства детей в школу, информации об условиях поступления в высшие учебные заведения, учебы на курсах английского или французского языков и т. п.
В-седьмых, канадский опыт может быть использован для решения в России проблем радикального национализма и экстремизма, тем более что на эти вызовы общество и государство, несмотря на энергичные усилия власти в последнее время, пока еще не смогли предложить адекватные ответы. Принятый в 2002 г. Закон «О противодействии экстремистской деятельности» до сих пор действовал слабо. Целевая программа «Формирование установок толерантного сознания и профилактика экстремизма в российском обществе (2001–2005 гг.)» ограничилась преимущественно методическими разработками и не переросла в общественную кампанию и в практическую деятельность. Усилия и мероприятия в рамках политики многокультурности и по обеспечению этноконфессионального согласия, предпринимаемые в некоторых регионах, не получают должного освещения и поддержки. Но самое главное – это неудачи правоприменительной практики по части быстрого реагирования и адекватной, в том числе и судебной, оценки индивидуальных и групповых форм проявлений экстремизма и насилия.
Полезным представляется преимущественная трактовка в Канаде толерантности не как индифферентности к этническим и религиозным различиям, а как способности воспринимать людей другой национальности или религии такими, какие они есть, готовность взаимодействовать с ними. Это тем более важно с учетом того, что у нас в стране есть представители элит, которые с подозрением относятся к концепции толерантности как к якобы порождению массовой западной культуры, основанной на распущенности и вседозволенности, а в ее распространении видят чуть ли не попытку лишить Россию ее культурно-цивилизационной самобытности и духовности (об этом, в частности, говорят отдельные иерархи Русской православной церкви).
В-восьмых, российская школа, особенно начальная и средняя, может почерпнуть много полезного из канадской практики преподавания в государственных общеобразовательных учреждениях предметов и курсов по истории, культуре, религиоведению. Принцип светскости государства, как в Канаде, так и в России, предполагает учет разнообразия мировоззренческих подходов в системе образования и необходимость уважительного отношения к пониманию частью общества религии как основы традиционной культуры семьи, народа, нравственного развития и формирования личности ребенка. Преподавание в государственных и муниципальных общеобразовательных учреждениях учебных предметов и курсов по истории и культуре конкретных религий (христианства, ислама, буддизма, иудаизма и др.) осуществляется на основе добровольности. К сожалению, представители Министерства образования Канады так и не дали автору и его коллегам достаточной информации о том, как в стране соблюдаются права нерелигиозной части общества (а таковая, разумеется, там существует) – проблемы, весьма актуальной для сегодняшней России.
Большой практический интерес для российских школ может представить разработанная правительством провинции Онтарио всесторонняя стратегия безопасных школ (Safe School Strategy). Она включает в себя программу по предотвращению издевательств, специальное обучение учителей и директоров, а также сотрудничество с телефонной линией «Помощь детям» (Kids Help Phone). Выпущенная Министерством образования провинции на 22 языках, включая и русский, брошюра «Третирование: мы все можем помочь это остановить» с некоторыми модификациями применима в российских школах, где обучаются представители различных этнических и культурных групп, приверженцы не только православного христианства, но и ислама, а также других религий.
Заслуживает внимания опыт канадского телевидения по подготовке передач на языках этнических меньшинств. Речь может идти, как в Канаде, о выделении в сетке вещания одного из федеральных телеканалов ограниченного времени (скажем, не более часа два-три раза в неделю) для передач на языке такой дисперсно проживающей в России и многочисленной народности, как татары, а может быть, и украинцы. Для всех остальных народностей (чеченцев, башкир, аварцев) передачи могут вестись только по ротационному принципу. Противники такой меры могут сказать, что лоббирующие группы соответствующих меньшинств могут начать оказывать давление с целью увеличения квот, что вызовет недовольство носителей доминирующей русской культуры. Но если ввести процесс в жесткое законодательное русло, его положительный эффект окажется чрезвычайно велик и будет содействовать комфортному сосуществованию этнических и конфессиональных групп.
Успех канадского опыта убеждает в том, что при реформировании административной системы в России необходимо совершенствовать нормативную базу полноценного культурного включения всех меньшинств и иммигрантов в российское общество. Иммигранты (не говоря уже обо всех автохтонных меньшинствах) должны знать русский язык, культуру, историю и традиции России, что следует закрепить законодательно. Нужно разрабатывать программы школьного образования, способствующие культурной адаптации иммигрантов.
И еще один важный вывод. Федеральные власти должны уделять больше внимания вопросам межэтнических, межкультурных и межнациональных отношений, а также сохранению наследия всех народов России. Целесообразно разработать финансируемую из государственного бюджета программу научных исследований по вопросам решения проблем, отражающих многонациональный, поликонфессиональный характер российского общества, с позиций государственных интересов России и с учетом зарубежного опыта, включая канадский.
Что в канадском опыте неприемлемо для России
Если в XX столетии Россия была по преимуществу страной эмиграции, то к XXI веку она превратилась в страну иммиграции индивидов и групп, имеющих «свое» государство за рамками политического сообщества, которое они пытаются здесь обрести. Следствием этих новых процессов явилась растущая полиэтничность.
Между тем практика мультикультурализма (в том числе и на российской почве) подразумевает опору на главную культурную норму – русского народа, составляющего примерно 80% населения и являющегося в массе своей приверженцем православной религиозной традиции. Однако культурные нормы других этнических групп и конфессий должны иметь равноправные возможности для сохранения и развития. В идеале это даст новый толчок развитию культур этнических меньшинств, или иначе – мультикультурализму. Такая практика, однако, приносит не только положительные плоды: результаты ее неоднозначны и в Канаде.
В настоящее время не только в Канаде, но и в других странах (США, Австралии) мультикультурная модель, задумывавшаяся как вариант интеграционной идеи в глобализирующемся мире по менее болезненному, мягкому сценарию, пока не реализует свой объединяющий потенциал, а все более расширяется в сторону усиления «мозаичности» и даже фрагментации отдельных культур. Для них мультикультура полиэтничных государств – способ избежать интеграции, которая расценивается как утрата в конечном счете своей идентичности и реальная возможность противостоять давлению унифицированного социокультурного пространства.
Канада, где мультикультурализм существует на уровне постоянной практики, сложилась как государство в результате иммиграции, и в ней имеются «главные» нации, первоначально формировавшие национальную идею: франко-канадцы и англо-канадцы. Вновь прибывающие иммигранты должны доказать соответствие этой идее, так как от этого зависит их успех на новой родине. В отличие от Канады российская историческая традиция такова, что за несколько веков она сумела «переварить» влившиеся в государство в результате иноземного нашествия, экспансии и миграций инокультурные этноконфессиональные группы и перемешать, не без помощи самих этих групп, все «иное» в своеобразном «плавильном котле» единой российской цивилизации.
Интеграционная составляющая, которая делает возможным применение мультикультурной практики в Российской Федерации, не всегда удовлетворяет этнические меньшинства, исконно проживающие на территории России. Не устраивает она и мусульман, которые являются второй по величине после православных христиан религиозной общиной. Будучи автохтонами или исторически воспринимая себя таковыми, мусульмане Северного Кавказа, Поволжья имеют больше оснований отстаивать свою идентичность по соображениям «исторической справедливости», нежели иммигранты, которые, приезжая в Канаду, должны быть готовы ради своего блага принять культуру и «правила игры» страны-реципиента.
В России, по сути, не существует пресловутого «конфликта цивилизаций» (между русскими и иммигрантами, к примеру – выходцами из республик Южного Кавказа, из Центральной Азии, Афганистана, Китая, Юго-Восточной Азии), а также болезненной несовместимости культур. Действия экстремистов и межнациональные стычки – единичные случаи, которые, хотя частично и вызваны ксенофобией, больше все же относятся к проявлению социальных противоречий либо имеют криминальную подоплеку. Однако в будущем ситуация с растущим этническим и религиозным плюрализмом, культивируемым по образцу канадского мультикультурализма, способна породить в обществе напряженность (от такого рода этнонациональной и религиозной напряженности не застрахована и сама Канада), превратиться в серьезный вызов и даже угрозу стабильности и целостности Российского государства. Результатом может стать появление в России в ближайшее десятилетие более масштабных, чем прежде, конфликтов на этнической почве, наподобие тех, что имеют место во Франции, где нестабильность инициируется детьми и внуками людей, прибывших в эту страну начиная с 1950–1960-х гг., из преимущественно сельских районов Ближнего Востока.
Вообще в целом российская политическая традиция ближе не столько к канадской, сколько к республиканской французской (внедренной задолго до появления идей мультикультурализма), особенно в том ее аспекте, который касается целей построения «единого и неделимого государства». Напомним, что Франция, в отличие от той же Великобритании, традиционно придерживалась принципа ассимиляции в отношении иммигрантов, которые должны были полностью воспринять французскую культуру и язык, не считая необходимым сохранение и поддержание общинами своей идентичности. Сегодня практика регионализма и автономизма, введенная в российскую политику, видится больше вынужденной мерой, необходимой для умиротворения настроений в среде малых этносов, повышения комфортности их существования как этнических групп. Но в будущем, если в рамках поощряемого государством «разнообразия» (мультикультурализма) подобная практика возьмет верх над тенденцией экономической, политической и культурной интеграции, а также над задачей формирования нации как согражданства, Россия может столкнуться с серьезными вызовами своей целостности как суверенного государства.
Не панацея, но полезный инструмент
В России мультикультурализм так же возможен, как и в других государствах с множественной культурой, этнически и конфессионально разнообразным населением. При мультикультурной парадигме Российское государство, представляющее культуру большинства, с одной стороны, и культурные меньшинства – с другой, принимает на себя определенные обязательства и в теории должно обеспечить согласие в обществе.
Конечно, механическое перенесение канадского опыта на российскую почву создало бы серьезные препятствия для формирования в российском народе представлений о себе как о гражданской, исторической и социально-культурной общности, или «единой нации», для осознания того, что в границах Российской Федерации проживает один народ – россияне. А именно такое направление национальной политики видится чрезвычайно важным для сохранения целостности Российского государства, предупреждения развития в нем этнического и культурного партикуляризма. Но именно для этого необходимо использование в России рассмотренных выше наиболее полезных элементов канадской модели мультикультурализма. Творческое освоение самой философии этой модели может стать предметом совместных усилий политиков и экспертного сообщества.
С помощью мультикультурализма не удастся разрешить все национальные проблемы, однако включение некоторых положений этой теории, например, в сферу миграционной политики или же в систему образования способствовало бы выработке более приемлемой, с точки зрения демократии и реформ, внутренней политики России. В целом мультикультурализм – не панацея и не императивное руководство к действию. Но в ближайшей перспективе это одно из эффективных средств предотвращения потенциальных конфликтов на этнической и религиозной почве и полезное орудие модернизации России.
