Когда в 2015 г. Европу захлестнула волна беженцев с Ближнего Востока, одной из многочисленных проблем стало резкое размежевание стран – членов Евросоюза. Западная Европа, привыкшая к притоку людей из менее развитых частей мира, по разным причинам посчитала менее опасным открыть двери и принять значительное количество приезжих.
Определяющей стала позиция канцлера Германии Ангелы Меркель. Она решила запустить более миллиона иммигрантов не только и не столько из гуманитарных соображений, сколько опасаясь взрыва на подступах к европейским центрам. Действительно, в странах по пути следования «караванов» обстановка создалась взрывоопасная, а Греция и Балканы и так стабильностью никогда не отличались.
Шесть лет спустя можно сказать, что самые мрачные прогнозы развития политических событий не оправдались. Богатые европейские страны (условно Австрия, Германия, Бенилюкс, Скандинавия) так или иначе абсорбировали поток, хотя бесследно те события не прошли и долгосрочные последствия ещё предстоит понять. Но тогда же выяснилось, что вся новая часть Европейского союза вообще не поняла логики грандов. Предпринятая тогда попытка Берлина и Брюсселя ввести квоты на рассредоточение беженцев по всему объединению не сработала. С одной стороны, приезжие в массе не имели интереса оставаться в менее продвинутых странах, где отсутствовали социальные гарантии. Отсюда настойчивое желание оказаться в Германии, Австрии, Швеции и так далее. С другой стороны, сами государства Восточной и Центральной Европы категорически воспротивились самой идее.
В Германии и других западноевропейских странах тогда случилась волна критических комментариев против восточных соседей. Мы, мол, их облагодетельствовали, приняв в ЕС, а они в ответ даже с такой малостью, как приём нескольких сотен беженцев, помочь не желают. И вывод: не дозрели они до подлинной цивилизации. В ответ наиболее вдумчивые из восточноевропейских комментаторов сетовали на то, что крупные и благополучные государства Европы не желают понять, что в небольших и не столь преуспевающих странах «малость» может восприниматься иначе. Скажем, Германии, принимающей сотни тысяч человек иной культуры и религии, кажется, что пара сотен или даже тысяч гостей в Болгарии или Словакии погоды точно не сделают. У небольших наций, да ещё и недавно обретших/восстановивших свой национальный суверенитет, мнение иное.
В общем, в середине прошлого десятилетия миграционный кризис стал заметной точкой расхождения внутри Европейского союза. Противоречия были и до этого, но здесь они проявились на глубоком ментальном уровне.
То, что происходит сейчас на границах Белоруссии с Литвой и особенно Польшей, – новый виток миграционной драмы, которая, как бывает, обретает трагифарсовую составляющую. Оставим пока в стороне вопрос, как переселенцы с Ближнего Востока оказываются именно тут. К несчастью, сам феномен миграции создаёт поле для циничного использования стремления людей к лучшей жизни в политических и коммерческих целях. Опыт турецкого лидера явно изучается и другими. Что же касается реакции стран, расположенных на пути людей к светлому будущему, то тут наблюдается каскад разных проявлений.
С одной стороны, тот же страх перед притоком со стороны, что был и тогда. С другой – нежелание преодолеть политическую предвзятость для решения важного вопроса. Вполне естественно, что проблема беженцев, пробивающихся с территории Белоруссии, должна решаться в контакте с властями этой страны. Как это было в случае с Турцией и сирийским потоком. Однако Варшава, как и Евросоюз, заняла принципиальную позицию, что с Минском при Лукашенко разговора не будет. В результате получилось публичное разбирательство на весь мир под камеры, и Польша, ощетинившаяся армией против мигрантов, выглядит не очень привлекательно. Тем более что у неё и так затяжной конфликт с ЕС по правовым вопросам.
Если же посмотреть на происходящее в более широком контексте, отвлекаясь от перипетий посткоммунистического мира, то проблема массового перемещения людей обещает в предстоящие десятилетия стать главным международно-политическим процессом.
Это столкновение потенциально весьма взрывоопасно, даже если не брать чисто человеческую, гуманитарную составляющую. Чем дальше мы от ХХ века, тем больше кажется, что его главным политическим событием, которое будет иметь наиболее долгосрочный шлейф, была именно деколонизация. И её последствия, трансформируясь вместе с колебаниями мирового устройства, окажут мощное воздействие на то, как мир станет выглядеть через 25 и тем более 50 лет. Нынешние всполохи – лишь ранняя зарница.
Российская газета
