Массовые беспорядки в иммигрантских кварталах и предместьях французских городов вызвали бурные дискуссии во всем мире, включая Россию. Что обусловило «бунт» молодых иммигрантов во Франции – стране, прославившейся либеральным подходом к проблеме иммиграции? И можно ли вообще говорить о бунте? И, наконец, возможно ли предотвратить повторение этого сценария в будущем?
НОВЫЕ СТЕНЫ ДЛЯ СТАРЫХ ПРОБЛЕМ
Когда в 1960-е годы Франция переживала экономический бум, в условиях нехватки рабочей силы правительство столкнулось с необходимостью разрешить массовый въезд иностранцев. Источник иммиграции был очевиден: жители недавно освободившихся африканских колоний знали французский язык, обычаи и т. д. Альтернативой, правда, могла стать Восточная Европа, откуда в то время стремились эмигрировать многие, однако президент Шарль де Голль опасался, что среди приезжих будет слишком много коммунистов.
В результате поток оказался очень однородным. Если бы европейцы и африканцы селились в новых районах в более или менее равной пропорции, то, скорее всего, до нынешних волнений дело бы не дошло. Кстати, именно по этому пути двинулась Германия, и в районах со смешанным населением, где выходцы из Азии и Африки перемежаются с итальянцами, поляками, югославами и российскими немцами, ситуация вполне стабильна.
Причину «восстания окраин» французские и не только французские комментаторы и политологи чаще всего видят в социальном неравенстве между населяющими данные районы иммигрантами из стран Азии и Африки, с одной стороны, и коренными жителями – с другой. Утверждается, что переселенцы лишены нормальных жилищных условий, не могут устроиться на работу. Так ли это?
Вот уже полвека французское правительство выделяет огромные средства не просто на строительство добротного жилья, а и на постоянное обновление жилого фонда. Так, по официальной статистике, программы «Городское обновление» и «Социальная и территориальная справедливость и поддержка» на 2006 год предусматривают бюджетное финансирование на сумму 1 232 млн евро бюджетных средств, предоставление 1 085 кредитов и 217 налоговых льгот для предприятий, работающих в городских зонах. На период с 2006 по 2011 год запланировано разрушить и заново отстроить 250 тыс. жилых помещений социального найма, отремонтировать 400 тысяч.
Многие районы перестраиваются только для того, чтобы даже внешний вид новых кварталов оказывал позитивное, умиротворяющее воздействие на их жителей. Особо учитывается необходимость организации досуга: обустраиваются культурные и спортивные центры. Такого внимательного подхода к строительству массового жилья нет, наверное, ни в одной стране мира! Более того, коммуны, отказывающиеся принимать иммигрантов, платят особый налог в пользу тех, кто, напротив, готов их принять. Однако, несмотря на все усилия, районы с преобладающим иммигрантским населением становятся всё более опасными.
В одном старинном городке на юге Франции у власти долгое время находились коммунисты. Полагая, что качество жилья влияет на поведение иммигрантов, мэрия целенаправленно селила их в историческом центре. В результате хулиганы испоганили всю округу и начали терроризировать город, устанавливая в нем свои криминальные порядки. Местные жители, не пожелав выносить издевательства и агрессию со стороны новых соседей, постепенно перебрались в новостройки. Теперь на окраинах города – чистота, порядок и низкий уровень преступности, а исторический центр, включая дома XVII века, постепенно разрушается и превращается в клоаку.
Как ни парадоксально, такое положение устраивает все ведущие политические силы. Дело в том, что во Франции, как и в России да и во всем мире, строительство является сферой, в которой проще всего заработать «черные» деньги. За счет строительства получена и львиная доля теневого финансирования основных политических партий страны. Они не станут бороться за реальное разрешение ситуации, поскольку рискуют подрубить финансовый сук, на котором сидят.
В интересах партий и сохранение очагов напряженности. Левые, пытающиеся взять бедные окраины под свое крыло, фактически покупают на выборах голоса в обмен на обещание увеличить социальные пособия и иную помощь. Правые же позиционируют себя как поборников наведения порядка и повышения уровня безопасности. Именно благодаря грамотному использованию этого лозунга президентом Французской Республики в настоящий момент является Жак Ширак.
НЕИСПРАВИМЫЕ СИБАРИТЫ
В последние годы французское правительство целенаправленно проводит линию на повышение занятости молодежи вообще и иммигрантской в особенности. Широко разрекламированная политика предоставления рабочих мест молодым жителям проблемных районов на поверку означает, что при приеме на работу предпочтение следует отдавать представителям некоренной национальности. Нередки случаи, когда работодатель выберет не француза, а приезжего из стран Магриба, даже если первый будет больше соответствовать требованиям.
По данным правительства Франции, безработица в проблемных кварталах в среднем составляет около 20 %, а среди молодежи доходит до 50 % (общий уровень по стране – 9,7 %). На деле иммигрантская молодежь из предместий не стремится начать работать. Молодые обеспечены жильем, а социальное пособие позволяет им нормально питаться и одеваться. Желающий разбогатеть или развлечься не станет трудоустраиваться, а займется более простым и популярным в этой среде делом, таким, как торговля наркотиками, кражи, грабежи и разбои.
Конечно, есть и огромное количество тех, кто честно работает. Но оказывается, что среди трудоустроенных жителей городских окраин во Франции очень высокий процент составляют женщины и люди старшего возраста – как раз те категории населения, которые во всем мире сталкиваются с проблемой устройства на работу. Так, не работают 23 % жителей предместий моложе 25 лет, 8,8 % в возрасте от 25 до 49 и только 7 % старше 50. Это лишний раз доказывает, что иммигрант, желающий трудиться, вполне может найти рабочее место.
Некоторые исследователи считают, что волнения во Франции носят религиозный характер. Но далеко не все принимающие участие в беспорядках – мусульмане. Число нападений на церкви и синагоги не так велико в процентном отношении к общему количеству атак. К тому же сегодняшние молодые иммигранты во Франции не религиозны, и практически никто не выполняет даже минимальных требований шариата. По наблюдениям автора, о религии они вспоминают в основном тогда, когда попадают в руки полиции, прекрасно понимая, что религиозная окраска сразу переводит их действия из разряда банального хулиганства в сферу борьбы за защиту прав человека.
В странах Французской Африки, откуда главным образом поставляются иммигранты, мусульманство всегда носило умеренный характер. Для большей части населения этих стран ислам скорее традиция, чем вера. Кроме того, французские мусульмане не представляют собой единую общину. Марокканцы предпочитают марокканского муфтия, тунисцы – тунисского и так далее. Религиозная общность слабее этнической.
Итак, беспорядки во Франции не обусловлены ни социальными, ни религиозными факторами. Судя по тому, сколько машин сожжено, скорее можно было бы предположить, что хулиганам не нравится французская автомобильная промышленность…
ПРОВЕРКИ НА ДОРОГАХ
Даже основываясь на видеокадрах и сообщениях информагентств, любой специалист сделает вывод о том, что нынешние беспорядки вовсе не похожи на спонтанные народные волнения. Главная ударная сила, мотор потрясшего весь мир «бунта окраин» – мелкие группы с отлаженной внутренней организацией, но слабо связанные между собой. Это преступные шайки, объединенные общим криминальным бизнесом и потому имеющие опыт противостояния полиции. Не случайно волнения были спровоцированы гибелью двух правонарушителей. За последние годы практически все беспорядки подобного рода вспыхивали в результате сходных происшествий. Снижение пособия по безработице или запрет на ношение в школе хиджабов вызвали гораздо более спокойную реакцию.
Молодых иммигрантов раздражает полиция, особенно та ее часть, что охраняет порядок в районах их проживания. (Никакой статистики о количестве преступлений, совершенных иммигрантами во Франции, не ведется, но список задержанных в любом комиссариате содержит порядка 90 % «нефранцузских» фамилий.) Фактически волнения в предместьях направлены на вытеснение оттуда правоохранительных органов, что может быть выгодно только людям, занимающимся там противозаконной деятельностью. Набравший силу французский криминалитет показывает свои мускулы и предостерегает политическую элиту от вмешательства в свои дела.
Характерно, что агрессия хулиганов направлена именно на то, что ассоциируется с государством и цивилизацией в целом. Атаке подвергались комиссариаты полиции, включая сотрудников, транспорт и здания, государственные и муниципальные органы, детские сады, образовательные и религиозно-культовые учреждения, а также граждане коренной национальности, отважившиеся сделать замечания хулиганам. (Между прочим, изначально машины поджигались вовсе не для того, чтобы выразить протест, а с чисто прагматической целью: установить, как быстро приедет полиция и кто из местных жителей ее вызовет.)
Как же повела себя в этих условиях полиция? Как отреагировали суды? Интенсивность и продолжительность беспорядков во Франции выявили слабость всей правоохранительной системы страны.
Во-первых, численность французской полиции недостаточна, особенно с учетом постоянного роста преступности. Количество полицейских на душу населения в несколько раз уступает соответствующему российскому показателю (по некоторым данным, как минимум в пять раз). Так, во Франции на 60 млн граждан приходится менее 240 тыс. сотрудников полиции и жандармерии, в РФ личный состав только милиции и внутренних войск насчитывает около 1 300 тысяч, и это без учета сотрудников ФСБ, которые отчасти тоже берут на себя полицейские функции.
Во-вторых, французские полицейские не обучены задерживать местных участников и зачинщиков беспорядков. Они привыкли иметь дело с другими акциями. Например, если колонна демонстрантов пытается прорваться к зданию мэрии, чтобы выдвинуть свои требования, то можно вести переговоры с лидерами протестующих или перекрыть улицу. Но нынешние нарушители ничего не требуют и не устраивают массовых шествий – они просто ведут партизанскую войну.
Кроме того, устаревшее законодательство позволяет силам правопорядка применять силу только в том случае, если «они не могут иным способом удержать место, на котором находятся». Но ведь никто и не пытается оттеснить полицейских с их позиций! Бросать в них камни с расстояния 15 метров – гораздо эффективнее, при этом вероятность быть схваченным очень мала.
Даже и в случае ареста французский подросток почти ничем не рискует. Его ждет весьма мягкий приговор, а непродолжительное тюремное заключение не слишком сильно отразится на жизни молодого хулигана. В тюрьме он будет так же, как и на воле, бездельничать и круглые сутки стоять на улице, покуривая в обществе своих товарищей. Более того, пребывание за решеткой прибавит ему уважения со стороны сверстников. «Срок» обеспечивает нужными и полезными связями и знакомствами, например, с наркодилерами. Ведь именно торговля наркотиками дает основной заработок той части французской молодежи, которая сегодня поджигает Францию.
В-третьих, устарели методы работы полиции с гражданами. Если во взаимоотношениях с населением благополучных районов ее опорой в первую очередь являются мелкие лавочники и владельцы кафе, которые всегда в курсе последних событий, то на территориях, заселенных иммигрантами, такой подход неэффективен. Здесь даже простой вызов полиции может стоить очень дорого, не говоря уже о предоставлении ей информации о правонарушителях. Изолированные от населения, не обладающие необходимой информацией правоохранительные органы не в состоянии реально контролировать ситуацию, так сказать, изнутри, и единственное, что им остается, – это простое патрулирование.
Российская милиция построена по другому принципу. Основой охраны порядка является участковый – милиционер, за которым закреплена небольшая территория, где он знает всех жителей, склонных к совершению правонарушений. Профессиональный участковый зачастую может сразу назвать человека, совершившего то или иное преступление, или, как минимум, определить круг подозреваемых. Ключевое значение имеет агентурная работа. Российская милиция в ее борьбе с преступностью опирается не только на патрулирование территории и на сознательных граждан, сообщающих о преступлениях, но и на создание сети агентуры в преступной среде. Значительное количество преступлений удается предотвратить (или раскрыть) именно благодаря агентам. Особенно важно наличие «своих» людей в этнических группах.
Французская же полиция не только не ведет подобную работу, но зачастую даже и не пытается раскрыть мелкие преступления, совершенные иммигрантской молодежью. Полицейский скорее выполняет роль страхового агента, фиксирующего факт кражи. Поэтому у малолетних преступников, для которых неотвратимость наказания – пустой звук, появляется ощущение безнаказанности, стимулирующее их к совершению новых нарушений. Только коренное изменение подхода к противодействию преступности, основанное на тщательном раскрытии мелких преступлений, сможет дать реальную отдачу в борьбе против расширения криминалитета во Франции.
В России любая машина может быть остановлена и досмотрена на постах милиции на дорогах, что позволяет круглосуточно контролировать и в любой момент заблокировать трассу. Французам было бы полезно перенять эту практику. Хулиганы из проблемных районов часто используют ворованные машины для того, чтобы, скажем, скрыться с награбленным после нападения на магазин в центре города. Одно из самых популярных «развлечений» – украсть дорогую машину, привлечь к ней внимание полиции, въехать в свой район в окружении полицейского эскорта и, покрасовавшись перед друзьями и соседями, бросить машину и скрыться. Полиция обычно не пытается задерживать движущийся автомобиль, а после событий, послуживших сигналом к началу осенних беспорядков, и вовсе откажется от этого риска.
Многие районы массовой застройки имеют во Франции лишь одну подъездную дорогу. Поставить пост на этой дороге гораздо проще, дешевле и эффективнее, чем регулярно гоняться на машинах за бесчинствующей молодежью.
Наконец, криминологи всего мира знают, что эффективность судебной системы напрямую зависит от скорости рассмотрения дел. Во Франции нередко можно встретить ситуацию, когда преступник, дело которого только начинает рассматриваться судом, успел совершить еще два преступления, материалы по которым ждут своей очереди на рассмотрение, и продолжает заниматься все тем же.
Нельзя сказать, что ничего не делается для снижения уровня преступности. В последние годы существенно увеличена численность полиции, причем прежде всего за счет создания рабочих мест для молодежи. Другой заметной мерой стало введение постов полиции – нечто вроде филиала комиссариата, выдвинутого вглубь территории проблемного района. Однако в отсутствие дополнительных мер и при общей неспособности пресекать противоправные действия молодежных преступных группировок судьба таких постов зачастую печальна. Их регулярно поджигают, а в Лилле, крупнейшем городе на северо-востоке страны, местная шпана закрасила стеклянные стены здания, через которые полицейские, как предполагалось, могли наблюдать за происходящим на улице. Символ вездесущего ока полиции превратился в воплощение ее неспособности защитить даже саму себя.
Единственная предлагаемая сейчас мера, связанная с ужесточением положения типичных французских правонарушителей, – депортация нелегальных иммигрантов, преступивших закон. Это – серьезное изменение в политике государства: до сих пор общество предпочитало, несмотря ни на что, защищать таких людей из соображений гуманности.
Высылка, пожалуй, единственное, чего боятся иммигранты. Однако и эта мера не сможет существенно изменить ситуацию. Во-первых, изгнание из страны будет иметь единичный характер, поскольку с массовой депортацией приезжих французская экономика вряд ли справится. Во-вторых, нелегалы уже сыграли свою роковую роль в становлении современного французского криминала. Будучи вне закона, они просто не имели иного выбора, кроме как заниматься противозаконной деятельностью. Уже выросло новое поколение, состоящее из граждан Франции, и оно переняло эстафету.
Принимаемые меры однобоки, разрозненны, как и прежде, и недостаточно решительны. Без коренной реформы всей системы правоохранительных органов, включая законодательство, полицию, жандармерию, суды и органы исполнения наказаний, кардинально изменить ситуацию не удастся.
КОНФЛИКТ МЕНТАЛИТЕТОВ
За свою историю Франция приняла огромное количество приезжих, однако проблемы возникли только с выходцами из мусульманской Африки. Подавляющее большинство поляков, русских, венгров и представителей других национальностей Восточной Европы, выполнявшей роль поставщика рабочей силы в конце ХIХ – начале ХХ века, окончательно ассимилировались уже во втором поколении. Евреи, армяне и ливанцы ассимилируются гораздо медленнее, но зато составляют едва ли не самую добропорядочную часть населения; именно из них во многом состоит экономическая и культурная элита страны. Китайцы и вьетнамцы живут настолько замкнуто, что об их делах никто ничего не знает. Криминалитет там, конечно, существует, но в основном в рамках диаспоры.
Что же касается бунтовщиков с городских окраин, заселенных в основном иммигрантами из мусульманской Африки, то их главным отличием является уважение к силе. Нет, не надо устраивать массовых избиений и арестов – ведь пока хулиганы достаточно редко атакуют полицию с целью убить или причинить увечье. Но нельзя оставлять без внимания ни одно из проявлений агрессии, пусть даже словесной, поскольку в противном случае они множатся и принимают более опасные формы.
Однако современное французское общество в погоне за демократическими ценностями разучилось демонстрировать силу. Между тем для того чтобы дать отпор хулигану, зачастую достаточно просто положить руку ему на плечо или осадить его спокойным и уверенным голосом. Я сам, будучи атакован группой подростков, задиравших пассажиров на автобусной станции, заставил их развернуться и уйти, твердо произнеся одну лишь фразу: «Хочешь поговорить? Ну, подойди!»
В то же время в поведении французов слишком хорошо заметно – скорее всего, даже неосознанное – чувство превосходства, связанное в первую очередь с тем, что жители Франции привыкли ощущать себя центром огромной мировой империи. Иммигранты не могут не видеть это. Уничижительные высказывания министра внутренних дел Николя Саркози в адрес участников беспорядков – это не что иное, как проявление французского менталитета. Любой разумный человек понимает, что такое поведение роняет достоинство чиновника столь высокого ранга, и ему тем более не пристало высказываться подобным образом в подобной ситуации. Однако министр не только не раскаивается, но и считает, что поступил правильно. Точно так же ведут себя и другие французы. Я лично был свидетелем того, как сержант полиции, которого вывели из себя мелкие нарушители – граждане Франции марокканского происхождения, не сдержался и крикнул им: «Выходите из машины, собаки!» Ни к чему хорошему это, естественно, не привело.
В течение десятилетий на темы, связанные с различиями в менталитетах и ассимиляцией иммигрантов из Северной Африки, было наложено табу, поскольку подобные дискуссии считались несовместимыми с принципами демократии и борьбы с ксенофобией. Но замалчивание проблемы уже привело к нарастанию межнациональной неприязни и введению комендантского часа, что никак не согласуется с нормами демократии.
Выход будет найден только тогда, когда страна начнет открыто и свободно обсуждать эти вопросы. И только тогда, когда изменятся и правоохранительная система, и коренные французы, и сами иммигранты.
