В эти дни торжеств, ярких богослужений и торжественных речей хотел бы немного поразмышлять о том, чем на самом деле было и есть для Украины крещение ее народа князем Владимиром 1025 лет назад.
Мы слабо представляем себе глубинную связь этого события с реалиями сегодняшнего дня. Нам кажется, что выбор веры правителем, элитой и народом Киевской Руси не имеет непосредственного отношения к острым проблемам, волнующим современную Украину.
К тому же мы больше не живем в традиционном религиозном обществе. Мы больше не верим в красивые легенды. Мы хорошо знаем из летописей и исторических трудов, что крещение не было одномоментным, мирным актом. Летописное описание крещения Новгорода, второго по значению города Руси — «Путята крестил мечом, а Добрыня — огнем» – хранится в нашем сознании еще с советских учебников.
И в этом в принципе нет ничего удивительного, ибо таким или приблизительно таким образом крестили тогда целые народы. Хотя по сравнению с обращением в христианство некоторых европейских наций крещения Руси прошло относительно мирно, тихо и в целом добровольно.
Тем не менее, крещение стало моментом в истории, определившим на века как характер украинской нации, так и ее цивилизационную принадлежность.
Когда речь заходит об идейных корнях современной европейской цивилизации, обычно называют две базовые основы, на которых выросла Европа: античное греко-римское наследство и Христианство.
Крещение Руси означало, что ее элита и народ открыли для себя мощный «канал» подключения к этим двум мировоззренческим основам из их наиболее полного и естественного источника — Византии.
Что такое Византия? Всего лишь искусственное имя, данное исследователями нового времени государству, никогда в истории его не имевшему. А во времена князя Владимира было государство, называвшееся просто: Рим. Basileia t?n R?mai?n. Римская держава. И жители ее называли себя римлянами — ромеями.
И они имели на это право. Несколько веков после падения «настоящего» Рима под ударами варваров мир Средиземноморья и вокруг него жил идеей Империи. Не имело значения, какие территории завоевывали те или иные варварские царьки – никто из них не мог даже осмелиться назвать себя императором. Вплоть до Карла Великого – а это уже 800 год – весь христианский мир знал: существует только одна империя, и ее столица – в Константинополе.
Когда византийские войска Юстиниана громили Вандальское и Остготское королевства на территории Северной Африки и Италии, цель этих войн была абсолютно понятной для всех – как можно более полная реставрация империи в ее прежних границах.
Константинополь несколько веков был самым богатым городом мира – вплоть до его ограбления крестоносцами. Храм Святой Софии был самым большим храмом мира – вплоть до строительства Собора святого Петра в Риме.
Европейский мир долго не мог осознать себя чем-то иным, нежели продолжением во времени великой империи. Даже в 962 году, строя фактически германское национальное государство, тевтонский король Оттон, тем не менее, коронуется «священным римским императором».
Зато настоящая империя Ромеев никогда и не отрекалась от римского наследия. Жители Римской державы Востока, как и античные римляне, смотрели спортивные состязания на ипподроме, жили в домах римского типа, посещали общественные бани и одевались в туники.
Но, в отличие от варварских королевств Запада, новая Римская империя стала наследницей не только Рима, но и античной Эллады. Даже в последние века упадка Византии логика Аристотеля и метафизика Платона находили развитие в самобытных философских школах.
Что касается христианства как второй основы европейской цивилизации, то Византия на протяжении веков была признанным центром развития христианской догматики, местом проведения всех Вселенских соборов. Именно Византия оформила ключевые богословские концепции, в рамках которых продолжает жить традиционное христианство как на востоке, так и на западе.
Таким образом, с точки зрения цивилизационного выбора решение князя Владимира не могло не быть наилучшим. Византия давала Руси удобный «канал подключения» к главным культурным и духовным ценностям человечества.
И вот как раз то, каким образом Владимир и его потомки распорядились этим каналом, имеет прямое соприкосновение с современностью и представляет собой для нас крайне актуальную пищу для размышлений.
Наблюдая за сегодняшними попытками Украины определить свое место в цивилизационном измерении современного мира, можно провести определенные параллели между той эпохой и нашим временем.
Как Владимир стремился избавиться от устаревшего язычества и ввести Русь в круг христианских стран мира, так и мы сегодня стремимся избавиться от неоязыческого постсоветского наследия и стать цивилизованной, преуспевающей, гармоничной страной.
Только вот почему-то у Владимира и его потомков это получилось лучше, чем сейчас получается у нас.
Мне кажется, история крещения и дальнейшей христианизации Руси дает нам три важных урока, на которых мы можем поучиться и сегодня.
Урок первый. Киевские князья не жалели сил на то, чтобы как можно полнее усвоить все лучшее в сфере материальной и духовной культуры, что только могла дать Византия.
Мы видим в истории Киевской Руси множество тому примеров.
Например, сам Владимир никогда не бывал в Константинополе. Но он был в Херсонесе: сначала взял город штурмом, а затем в нем же крестился и женился. Херсонес как выдающийся центр византийской культуры произвел на него неизгладимое впечатление.
Херсонес в то время был как бы воплощением в масштабе города всего лучшего, что дала античная и позднеантичная цивилизация. Текст широко известной присяги граждан Херсонеса от ІІІ века до Р.Х. свидетельствует о высоте общественных и общественных идеалов горожан. Затем Херсонес стал местом мученичества и проповеди святых, а в 7 веке, в печальные годы иконоборчества, был оазисом свободомыслия и убежищем для многих епископов и монахов, покинувших центр империи, спасаясь от репрессий.
Важный момент: вернувшись в Киев, Владимир попытался воспроизвести в его центре, вблизи княжеского дворца, «Херсонес в миниатюре». Он строит церковь, которая получит название Десятинной, и в ней будет храниться частица мощей папы Климента, погибшего именно в Херсонесе. В этой же церкви будут служить греческие священники из Херсонеса. Даже строительные материалы для Десятинной церкви будут привезены из этого греческого города.
А рядом с церковью Владимир распорядился поставить четверку Херсонесских медных коней и две античные медные статуи. Эти кони стояли на том же месте более сотни лет назад, когда писалась летопись, и автор с видом эксперта заметит: кони медные, «а невежды считают, что они мраморные».
Впрочем, Владимир понимал, что без широкой грамотности мировую культуру не осилить. Он решился на беспрецедентный шаг: отобрал детей тогдашней элиты и отдал их учиться грамоте. Летопись говорит: «матери этих детей плакали по ним как по мертвым». Видимо, так же точно рыдали московские бояре, которых Петр Первый заставлял брить бороды.
Усвоение иной культуры на самом деле часто приводит к психологической драме. И ошибается тот, кто думает, что современные украинцы смогут усвоить европейские ценности, не изменив глубоко и в корне самих себя.
Но уже через каких-то полвека Ярослав Мудрый собирает у себя целую библиотеку рукописей. А первый русский митрополит Илларион в «Слове о законе и благодати» радуется, что «не в худой и неведомой земле владычество ваше (князя Владимира), но в Русской, о которой знают и слышат во всех четырех концах земли».
Принято иногда считать, что Киевская Русь относительно хорошо усвоила христианское наследие «Второго Рима» и мало – собственно античное. В этом есть зерно истины: сочинений Платона киевская тогдашняя элита действительно не читала, правда, о них на века забыли и на Западе. Но утверждать, что русские книжники переписывали только церковные книги, было бы огромной ошибкой.
Так, например, знаменитый «Изборник» Святослава, сына Ярослава Мудрого, от 1073 года, является книгой энциклопедического содержания. В нем приводятся сведения по астрономии и астрологии, математике и физике, зоологии и ботаники, истории и философии, грамматике, этике и логике.
Вместе с тем Киевская Русь безусловно приняла и сделала своим мир эстетики античного Средиземноморья – и об этом ярко свидетельствуют мозаики и фрески Софийского собора в Киеве, архитектура иных храмов древнерусской эпохи, иконопись того времени.
Второй урок заключается в том, что, признавая культурное и церковное первенство Византии, ее неисчерпаемые материальные и духовные сокровища, правители Киевской Руси умели различить тот рубеж, на котором завершается великая цивилизация и начинается банальная имперская политика, а то и обычная человеческая ограниченность.
Первой пример такой мудрой политики подала еще княгиня Ольга. Византийский император Константин Багрянородный подробно описывает прием, данный им в честь Эльги, архонтессы русов, заставив ее перед тем долго ожидать в так называемом Суде — на пристани, отведенной для пребывания иностранных делегаций. А потом, когда Ольга вернулась в Киев, император прислал к ней послов с напоминанием об обещанных ответных подарках («челядь, воск и меха, и воинов в помощь»), княгиня без колебаний ответила:» Если ты так же постоишь у меня в Почайне, как я в Суде, тогда дам тебе».
Как видим, личная честь, национальное самоуважение, а также государственные интересы преобладают над всем остальным.
Общеизвестен второй пример, когда князь Владимир не хотел казнить разбойников, несмотря на настойчивые уговоры греческих епископов. Если провести аналогии с сегодняшним днем, то епископы выступили в роли своеобразной «Венецианской комиссии» – высокой нравственной инстанции, консультирующей в сфере законодательства. Владимир сначала согласился с мнением греков, но через некоторое время уже сами епископы пришли просить об отмене смертной казни, поскольку уменьшились деньги, поступавшие в казну от денежных штрафов.
Владимир охотно выполнил их повторную просьбу. Его моральная победа привела к тому, что смертный приговор как средство государственного наказания впервые появится в законодательстве на территории Киевской Руси только в 1392 году — почти через 400 лет после Владимира!
Еще один подобный пример подает нам князь Ярослав Мудрый. Мы знаем, что он как никто другой приложил огромные усилия для распространения византийской культуры. И, тем не менее, когда император Константин Мономах начинает вести недружественную политику по отношению к России и завершается напряженность убийством в Константинополе знатного русского купца, Ярослав без колебаний начинает войну против бывшего союзника. И хотя характер собственно военных действий был неблагоприятным для русинов, конфликт завершается миром и женитьбой сына Ярослава Всеволода на византийской принцессе.
Итак, великие правители Руси, признавая культурное и религиозное первенство Византии, тем не менее, были далеки от заискивания и низкопоклонства перед «сверхдержавой» тогдашнего мира.
А третий – и очень важный – урок для нас заключается в том, что, сделав выбор в пользу восточного обряда, признав примат Константинополя в церковных делах, Киевская Русь оставалась открытой по отношению к любым другим культурным влияниям.
Летопись говорит, что Владимир жил в мире со своими христианскими соседями на западе – Польшей и Венгрией, которые уже тогда отчетливо принадлежали к латинскому культурному миру.
А в 1007 году в Киеве появляется латинский миссионер Бруно Кверфуртский. Его переполняет жажда евангелизации языческих народов, он едет с намерением крестить печенегов, о которых тогда шла дурная слава по всей Европе.
Владимир, хорошо зная печенежские обычаи, переживает за жизнь Бруно и целый месяц отговаривает его от крайне опасной миссии. Наконец Бруно уговаривает Владимира отпустить его, но князь-христианин считает своим долгом проводить гостя до восточной границы государства.
Сам Бруно вспоминает потом в письме, что киевский князь «два дня провожал меня с войском до крайних пределов своей державы, которые из-за вражды с кочевниками со всех сторон обнес крепчайшей и длиннейшей оградой. Спрыгнув с коня, он последовал за мной, шедшим впереди с товарищами, и вместе со своими лучшими мужами (maiores) вышел за ворота. Он стоял на одном холме, мы на другом. Обняв крест, который нес в руках, я возгласил честной гимн: «Петре, любишь ли меня? Паси агнцы моя!»
Итак, православный киевский князь молится вместе с латинским епископом. Среди дикой печенежского степи раздается грегорианский распев. Владимир слушает торжественный латинский гимн: «Si diligis me, Simon Petre, pasce oves meas».
Эта величественная картина толерантности и братолюбивых христианских отношений резко контрастирует с тем соблазном изоляционизма, в который слишком часто впадало историческое православие (и не только православие), видя врагов и еретиков в братьях по вере другого обряда.
Такие же отношения с христианами других стран и обрядов будут поддерживать и потомки Владимира. Ярослав был полностью «своим человеком» в скандинавском мире. Он имел жену-шведку, одну из дочерей выдал замуж за будущего норвежского короля Харальда. Еще два короля этой страны — Олав Святой и Магнус Добрый нашли убежище на Руси, а Магнус, к тому же, еще и воспитывался при дворе Ярослава. «Конунг Ярицлейф» является персонажем многочисленных скандинавских саг, с ним всегда рядом были варяжские военные отряды. Вплоть до 14 века в Новгороде существовала так называемая «варяжская божница» – церковь Святого Олава, святость которого признавалась и на Востоке, и на Западе.
Раскол 1054 года проложит первую линию раздела между двумя частями единой христианской цивилизации. Династические браки киевских князей будут становиться все более редкими. В дальнейшем религиозные противоречия и религиозный гнет напишут немало трагических страниц в украинской истории, породят восстание Хмельницкого и Колиевщину. Но религиозная толерантность киевских князей останется светлым примером, который будет вдохновлять настоящих христиан на борьбу за налаживание мостов между различными конфессиями и преодоление земных расколов между людьми, молящимися Единому Богу.
Итак, крещение Киевской Руси стало не только мощным толчком к материальному, культурного и духовному развитию молодого государства. Фактически оно означало формирование еще одной ветви единой христианской европейской цивилизации – православно-славянской. Эта ветвь, как мы видим, формировалась в почтительном усвоении общего цивилизационного наследия, в уважении к культурным формам жизни народов, возникших из латинского мира, но одновременно – и в осознании своих интересов и своей правоты там, где это действительно имело место быть.
Мы привыкли повторять, что православная Киевская Русь была «неотъемлемой» частью тогдашней Европы. Это так. Но важно и другое – Европа тогда еще только формировалась, понятия «Европы» как такового не существовало. Киевские князья были фактически ее учредителями, одними из разработчиков ее «проекта» вместе с другими правителями христианской ойкумены. Они не вошли в уже готовый мир евростандартов, как это произошло с восточноевропейскими народами после завершения «холодной войны». Они строили новую Европу на равных, осознанно и ответственно.
И остается только гадать, как могла бы расцвести эта общая цивилизация, если бы не болезненная рана схизмы 1054 и ее многовековых последствий, замкнувших на себе латинский Запад и православный Восток. А падение Византии только усилило этот раскол.
И все же, несмотря на все конфликты, войны, раздоры, искушения, золотые мозаики Софийского собора продолжали веками сиять над Украиной.
В сложные годы украинцы вспоминали о том животворящем «канале», с помощью которого они при князе Владимире присоединились к духовным источникам античного Средиземноморья.
Когда в конце 16 века выяснилось, что православный епископат оказался, мягко говоря, далеко не на высоте времени и задач, по всей Украине и Беларуси возникли православные братства, подчинявшиеся напрямую Константинопольским патриархам, которые утверждали их уставы.
Когда православные всерьез задумались о собственных образовательных учреждениях, в Остроге появилась первая школа, построенная по греческим образцам, и преподавал в ней знаменитый Кирилл Лукарис, будущий патриарх Александрийский и Константинопольский.
Когда два десятилетия спустя все епископы перешли в унию и некому было рукополагать священников, именно Иерусалимский патриарх Феофан ІІІ, грек по национальности, под защитой казаков рукоположил епископов для украинского народа и не дал церкви погибнуть.
А уже в 18 веке, в фарватере, проложенном братскими школами и Киевской академией, настоящий синтез православия и эллинской философии осуществил великий Григорий Сковорода. Достаточно вспомнить, что наиболее популярное его высказывание «благодарение блаженному Богу за то, что нужное сделал нетрудным, а трудное – ненужным» является на самом деле перефразировкой изречения древнегреческого мудреца Эпикура.
Итак, крещение Киевской Руси дает нам, украинцам, важный урок в контексте современной внешней политики и политики евроинтеграции. Мы не являемся «неполноценным» народом по сравнению с другими европейцами.
Мы впитали в себя ту же культуру и те же ценности одновременно и параллельно с другими европейскими народами. И «на пути в Европу» нам не надо переиначивать себя, нам лишь нужно вновь задуматься над собственными корнями, расчистить от мусора и наслоений чистый духовный и культурный источник, поивший нас, начиная с 10 века.
И еще один момент. Крещение Руси прокладывает одинаковый «мостик» к истинным цивилизационным корням других православных народов – русских и белорусов. И чем скорее мы найдем настоящих себя в Большой Европе, тем в большей мере мы сможем помочь и другим православным народам в аналогичном поиске собственного места в мире.
России это сделать сложнее – и из-за гораздо более весомого евразийского компонента ее истории, и из-за прошлого «сверхдержавы», и из-за памяти о длительных исторических периодах изоляции от мира. И тем не менее, греческие колонии Фанагория и Танаис, белокаменный храм Покрова на Нерли , похожая на афинскую вечевая демократия Новгорода, классические портики и колонны вдоль петербуржских проспектов, все это – нити, связывающие российские историю и культуру с общими для всей Европы античными источниками.
Однако связь эта исторически началась в Киеве. И во все времена лучшие русские мыслители осознавали это и помнили об этом. В обретении и укреплении этой общеславянской цивилизационной связи – одна из будущих исторических задач украинской нации.
И завершить это эссе мне хочется словами выдающегося философа и деятеля русской эмиграции Георгия Федотова, писавшего о своей стране и о своем народе, однако слова его в полной мере можно отнести и к Украине.
«Безумием было бы думать, что духовная жизнь России может расти на «диком корню» какой-либо славянской или туранской исключительности. Великое счастье наше и незаслуженный дар Божий — то, что мы приняли истину в ее вселенском средоточии. Именно в Греции и больше нигде связываются в один узел все пути мира. Рим — ее младший брат и духовный сын, ей обязанный лучшим в себе… Нам не страшен ни Восток, ни Запад. Весь мир обещан нам по праву, нет истины, нет красоты, которой бы не нашлось места во вселенском храме. Но каждому камню укажет место и меру тот зодчий, который подвесил в небе «на золотых цепях» купол святой Софии».
