Спустя пятьдесят лет после судьбоносной тайной миссии Генри Киссинджера в Китае, которая привела к китайско-американскому сближению и стала ключевым поворотным моментом в холодной войне, сегодня нет недостатка в новых мнимых киссинджерах. Влиятельные люди призывают к корректировке конфронтационного подхода Америки к России, чтобы попытаться разыграть Москву в качестве козырной карты против Пекина.
Данный аргумент основывается на кажущемся неравенстве сил между ослабевающей Россией и её амбициозным и гораздо более могущественным соседом. Стивен Бланк утверждает, что это «растущее неравенство … может со временем позволить [США] и их союзникам использовать негодование русских, сопротивляющихся субординации и не желающих подчиняться воле Пекина». Если бы только Соединённые Штаты нашли способ подогреть страхи России перед Китаем до такой степени, чтобы, как недавно выразился Чарльз Капчан, это побудило её «расторгнуть неудачный брак», такая тактика могла бы сработать.
Предлагаемый подход США к китайско-российским отношениям основывается на предположении, будто Россия недовольна ролью младшего партнёра всё более могущественного Китая и что это недовольство, а также недоверие Москвы к будущим намерениям Пекина, можно выгодно использовать, и на нём можно играть.
Предположение, будто Соединенные Штаты могут вбить клин между Китаем и Россией, ущербно. В отличие от прошлого, китайско-российские отношения не являются иерархическими и не требуют от России беспрекословного подчинения желаниям Китая. Идеологически обе страны очень далеки друг от друга, и ни одна из них не ожидает, что другая будет придерживаться сходного мировоззрения. Наконец, Китай и Россия прилагают все усилия, чтобы избежать трений – как потому, что не хотят, чтобы этими трениями воспользовались третьи стороны, так и потому, что верно понимают одну непреложную истину: им суждено быть соседями.
Короткая история китайско-советского альянса
Отношения между Китаем и Россией сегодня лучше, чем когда-либо с тех пор, как две империи впервые столкнулись лицом к лицу в глубинах азиатского континента в XVII веке. Они определённо лучше, чем во время недолговечного китайско-советского альянса 1950-х гг., когда китайцы позиционировали себя как важнейшего партнёра Москвы в глобальной холодной войне. Внешне монолитный, этот альянс на самом деле трещал по швам – в основном из-за недовольства Китая своей подчинённой ролью «младшего брата» Советского Союза. Всего через несколько лет после своего основания в 1950 г. альянс распался.
Президент Ричард Никсон и Киссинджер распознали историческую возможность и пошли на сближение с Китаем, что стало самой значительной геополитической перегруппировкой времён холодной войны. Но они никогда бы не добились успеха, если бы Китай и Советский Союз не разошлись по своим собственным причинам за несколько лет до этого. Когда Киссинджер отважился на тайный вояж в Китай в 1971 г., китайско-советские отношения переживали упадок уже более десяти лет. Большинство связей – политических, экономических и культурных – были разорваны. Оставшийся в Пекине немногочисленный советский дипломатический персонал опасался за свою жизнь, поскольку разъярённые хунвейбины осаждали советское посольство. В марте 1969 г. напряжённость возникла вдоль китайско-советской границы, где две страны ввязались в короткую необъявленную войну. В ответ на китайскую провокацию Советский Союз подверг ракетному обстрелу китайский берег реки Уссури. Позже в том же году Москва намекнула на возможность нанесения превентивного ядерного удара по Китаю, хотя пока нет никаких доказательств того, что кто-то в Кремле всерьёз относился к этим угрозам.
Крайне важно, что Китай и Россия извлекли уроки из своего бурного прошлого и сегодня полны решимости избежать повторения того, что случилось в 1960-е годы.
По иронии судьбы, тот факт, что Китай и Россия формально не являются союзниками, усложняет для Соединённых Штатов задачу настроить их друг против друга. Обе стороны более чем заинтересованы не подчиняться ограничениям альянса, которые обычно подразумевают обязательство защищать друг друга и тесно консультироваться по вопросам внешней политики. Однако такие ограничения приводят к разногласиям по поводу стратегии и к склокам из-за лидерства. На это можно возразить, что, хотя Китай и Россия не состоят в альянсе, тем не менее, они сходятся во мнениях по важным стратегическим вопросам. Но какое это имеет значение? Такое согласование позиций по разным вопросам никоим образом не создаёт иерархии: Пекин и Москва находятся не в том положении, чтобы навязывать друг другу свою точку зрения. В худшем случае они могут договориться о том, что имеют разные мнения. Это, конечно, совершенно не похоже на прежний китайско-советский альянс, в котором требовалось соблюдение определённых правил.
Одна из проблем китайско-советского альянса заключалась в том, что у Пекина и Москвы были очень разные представления о том, как относиться к войне и революции в так называемом «третьем мире», а также к вопросам отношений между Востоком и Западом в целом. Например, советский подход к Индии (которую Москва надеялась в итоге завоевать для социализма) отличался от отношения к ней Китая (который рассматривал Дели в качестве стратегического противника и конкурента за влияние в развивающемся мире). В 1959 г., когда между Китаем и Индией случилось столкновение из-за споров о границе, Советский Союз соблюдал нейтралитет, что разозлило китайское руководство. Негодование Мао Цзэдуна по поводу предательства СССР в 1959 г. стало важным фактором, способствовавшим краху китайско-советского альянса.
Аналогичным образом, заинтересованность Пекина в решении тайваньского вопроса на своих условиях натолкнулась на опасения Москвы быть втянутой в ядерный конфликт с США. Разногласия достигли кульминации в августе-сентябре 1958 г., когда Китай начал бомбардировку принадлежащих Тайваню шельфовых островов Цзиньмэнь и Мацзу. Хотя с Хрущёвым предварительно не советовались, он написал письмо президенту Дуайту Эйзенхауэру, в котором информировал, что Советы возьмут Китай под свой ядерный зонтик в случае вмешательства Америки в конфликт. Вряд ли советский лидер был в восторге от перспективы ядерной войны с Соединёнными Штатами из-за необъяснимых действий Китая в Тайваньском проливе. Тем не менее, по условиям китайско-советского альянса, он был вынужден предложить Пекину какие-то гарантии. Как он впоследствии сказал Мао, если бы американцы узнали или даже заподозрили, что Советский Союз может отступить от своих обязательств, «это создало бы очень опасную ситуацию».
Последствия кризиса в Тайваньском проливе 1958 г. нанесли серьёзный ущерб китайско-советскому союзу, способствуя возникновению у Хрущёва сомнений в надёжности Мао и даже в его здравомыслии. Отчасти именно из-за обеспокоенности воинственной политикой Мао Хрущёв пересмотрел своё обещание поставить Китаю прототип атомной бомбы (хотя это случилось уже после того, как СССР оказал китайцам существенную помощь в реализации их программы вооружений, что привело к успешному испытанию ядерного оружия Пекином в октябре 1964 г.).
Хотя Хрущёв не хотел делиться с Китаем ядерными секретами, он был очень заинтересован в других формах военного сотрудничества, которые могли бы расширить советский контроль над Пекином. В качестве примера можно привести его предложение о создании совместного с Китаем военно-морского флота, задевшее Мао за живое, поскольку оно навело его на мысль о стремлении Советского Союза полностью подчинить Китай. Известно, что Мао тогда обрушился на советского посла в Пекине Павла Юдина со словами: «Вы никогда не доверяете китайцам! Вы доверяете только русским! [Для вас] русские – первоклассные [люди], а китайцы стоят ниже по рангу, они тупые и безответственные».
Хрущёв поспешил в Пекин для налаживания отношений, но ему было трудно убедить Мао, что он не хочет навязать Китаю квазиимперский контроль над его вооружёнными силами. То, что начиналось как попытка Хрущёва сделать китайско-советский военный союз более эффективным, на самом деле привело к глубокому подрыву доверия с обеих сторон.
Отсутствие доверия было одной из причин полного провала попыток Москвы согласовывать свои действия с китайцами во время войны во Вьетнаме, хотя причиной и не единственной. Более глубокая проблема заключалась в том, что если советские лидеры опасались эскалации и беспокоились о последствиях своих действий во Вьетнаме для более широкого проекта разрядки между Востоком и Западом, то Пекин был не слишком заинтересован в поиске мирного решения, поскольку напряжённость в Юго-Восточной Азии помогала проекту Мао по осуществлению перманентной революции в Китае. Когда советский премьер Алексей Косыгин приехал в Пекин в феврале 1965 г., чтобы сверить часы по вьетнамскому вопросу (исходя из предпосылки, что, будучи коммунистами, китайцы и Советы, несомненно, найдут общий язык), он с удивлением услышал слова Мао, что китайско-советское противоборство будет длиться десять тысяч лет.
В 1970-е гг. Китай и Вьетнам окончательно рассорились, и Вьетнам ради собственного успокоения заключил официальный союз с Москвой в 1978 году. Этот альянс не смог удержать Китай от кратковременного вторжения во Вьетнам в 1979 г.; если бы китайско-вьетнамская война продолжилась, Москва, наверно, была бы вынуждена что-то предпринять для защиты своего союзника с весьма непредсказуемыми последствиями.
Фундаментальная проблема заключалась в том, что китайско-советский альянс совершенно не был приспособлен для примирения различных советских и китайских стратегий, что привело к внутренним трениям, а затем и к ожесточённому соперничеству.
В китайско-советских отношениях был ещё один уникальный аспект, который полностью отсутствует в нынешних китайско-российских отношениях. Обе стороны утверждали, что придерживаются общей идеологии марксизма-ленинизма, следя за совместимостью своей внешней политики, присущей коммунистическому государству, с внутриполитическими программами. Это стало особенно важным для Китая в 1960-е гг., когда Мао обвинил противников и критиков внутри страны в попытке следовать советской или «ревизионистской» линии. Бывшие соратники и видные политики, начиная с бывшего министра обороны Пэн Дэхуая, председателя Госсовета Лю Шаоци и заканчивая генеральным секретарем Дэн Сяопином, были (ошибочно) обвинены в «ревизионистских», а то и откровенно просоветских взглядах. Лю стал «китайским Хрущёвым». Таким образом, противостояние Советскому Союзу стало неотъемлемой частью внутренней борьбы Мао против его реальных и мнимых противников. Пока эта борьба продолжалась, шансы на китайско-советское сближение оставались призрачными. Очень трудно себе представить, чтобы китайско-российские отношения были бы подвержены подобному взаимному влиянию идеологической борьбы и внутренней борьбы за власть. И это не случайно.
На самом деле, когда Пекин и Москва в 1980-е гг. налаживали отношения, обе стороны понимали, что идеологический «клей», который когда-то скреплял китайско-советский союз, оказался веществом, которое разъело его неглубокие корни. Ключом к сближению была деидеологизация отношений. Обе стороны одинаково хорошо понимали, что в их интересах, чтобы ни одна из сторон не становилась «старшим братом».
Уроки
Сегодня Китай и Россия согласовывают политику в одних областях и умело управляют разногласиями по другим вопросам. Пекин не «щёлкал кнутом», чтобы заставить президента Владимира Путина придерживаться китайской линии в китайско-индийском пограничном споре или в отношении территориальных споров в Южно-Китайском море. Вьетнам является крупным получателем передовых российских вооружений, но это не вызывает гневной отповеди со стороны Пекина. Путин также не пытался заставить китайцев принять позицию России по Крыму. Предсказания о том, что неравенство сил ограничит политическое пространство России, элементарно не сбылись.
У двух сторон больше нет идеологического родства, кроме неопределённой приверженности авторитаризму и общего видения постамериканского мирового порядка. Это далеко от квазирелигиозных споров 1960-х годов. Путин и Генсек Си Цзиньпин также не видят друг в друге угрозы в своей внутренней борьбе за власть. Мнимое неравенство сил между Китаем и Россией сегодня значит меньше, чем некоторые (включая президента Франции Эммануэля Макрона) полагают. Будучи крупной ядерной державой, обладающей значительными людскими и природными ресурсами, а также передовым научно-исследовательским потенциалом, Россия сохранит значительную стратегическую автономию, и Китаю будет очень трудно принудить своего партнёра к соглашениям, в которых тот не захочет участвовать.
Вместе с тем политики в Пекине и Москве сегодня понимают, что китайско-российские трения, какими бы они ни были, скорее всего, будут использованы третьими сторонами. Это понимание пришло ещё в начале 1980-х гг., когда Дэн обнаружил, что нормализация китайско-американских отношений не сделала США более лояльными в отношении давления Китая на Тайвань. Дэн небезосновательно подозревал, что американцы разыгрывают китайскую карту для противодействия своему заклятому противнику Советскому Союзу. «Мы смотрим на китайско-американские отношения со стратегической точки зрения, – заключил он в 1981 году. – Две стороны не должны играть в карточные игры… Если вы играете в карты, то карты могут поменяться в любой момент или могут быть сброшены в любой момент». К 1982 г. Китай ответил на советские предложения о нормализации отношений.
Пережив интенсивную враждебность, Пекин и Москва приложили все усилия, чтобы избежать её повторения. Стоит напомнить, что именно Михаил Горбачёв обеспечил полную нормализацию в отношениях между двумя странами в 1989 г. (что стало одним из его самых долговечных наследий). Несмотря на объятия с Западом, Горбачёв отдавал себе отчет в том, что Китай – неизбежный сосед России и хорошие отношения с ним имеют не меньшее значение, чем сближение с Западом. На самом деле Горбачёв удвоил усилия по обхаживанию Китая после Тяньаньмэня, когда большая часть Запада осудила жестокую расправу Пекина с демократическими активистами. Сегодня в России существует широкий политический консенсус относительно желательности сохранения позитивной траектории в китайско-российских отношений как в политике, так и в экономике.
Некоторые аналитики склонны игнорировать этот консенсус и считать, что крепкие китайско-российские отношения являются следствием личной симпатии между Путиным и Си, которые хорошо ладят друг с другом. Тенденция фокусироваться на личных отношениях в ущерб более широкой динамике означает игнорирование исторических прецедентов, включая неспособность Косыгина заделать трещины в китайско-советском альянсе после падения Хрущёва в 1964 г. или неумение добиться немедленного прогресса в улучшении отношений после смерти Мао в 1976 году. В то же время, начавшись на закате эпохи Леонида Брежнева, сближение между Пекином и Москвой в целом последовательно развивалось от Горбачёва к Борису Ельцину и Путину, от Дэна к Цзян Цзэминю, Ху Цзиньтао и Си.
Даже если Путин и Си завтра умрут, трудно себе представить, что отношения между Россией или Китаем испортятся – ведь над их созиданием так упорно трудились сменяющие друг друга поколения лидеров двух стран. Для России это была бы исключительно плохая идея, учитывая, что добрососедские отношения с Китаем не только приносят ей ощутимую экономическую выгоду (КНР стала главным внешнеторговым партнёром Москвы), но и помогают русским усиливать своё влияние в мире. Это была бы плохая идея и для Китая, который ценит Россию как наиболее значимого партнёра, с которым считаются в мире, поскольку в целом Китай находится сейчас во враждебном окружении.
Напряжённость?
Время от времени эксперты обращают внимание на подводные камни в китайско-российских отношениях. Например, они говорят, что Россия опасается вторжения Пекина в её сферу влияния в Центральной Азии или намекают на некую смутную угрозу, которую Китай может представлять в будущем для малонаселённой, но богатой полезными ископаемыми Сибири. Несмотря на поверхностную привлекательность, предсказания грядущего китайско-российского столкновения до сих пор не оправдались. Вместо этого Пекин осторожно действует в Центральной Азии – где, независимо от России, он сталкивается с подозрениями и противодействием со стороны местных игроков – и даже пытается примирить свою инициативу «Пояс и путь» с российскими проектами региональной интеграции.
Хотя эксплуатация Китаем природных богатств Сибири вызывает раздражение жителей этого региона, в целом проблема России не в угрозе китайской экспансии, а в отсутствии интереса Пекина к инвестиционным проектам. Миллионы нелегальных китайских мигрантов не хлынули в Сибирь, чего когда-то так опасались россияне. Китай и Россия также не имеют территориальных споров или претензий. Их граница, некогда самая милитаризованная в мире, была демилитаризована и демаркирована, чего нельзя сказать о границах Китая с некоторыми другими соседними странами. Китай и Россию связывает трансграничная инфраструктура, включая масштабный газопровод «Сила Сибири», который был запущен в 2019 году. Обе стороны также укрепляют сотрудничество в области обороны, в том числе путём проведения широко рекламируемых совместных военно-морских учений, хотя это сотрудничество далеко от амбициозных предложений и планов Хрущёва в 1950-е годы. И на то есть веская причина: обе стороны знают, что слишком активное военное сотрудничество может иметь непредвиденные последствия, если одна или другая сторона почувствует, что объятия стали слишком крепкими.
Почему разыгрывание политических карт обречено на провал
Представление о том, что Соединённые Штаты могут настроить Россию против Китая, предлагая Москве пряники в виде улучшения отношений с Западом, не выдерживает критики. Ссылаясь на высокую степень совпадения интересов, приоритетов и восприятия угроз Пекином и Москвой, Юджин Румер, Ричард Сокольский и Александр Владичич справедливо критикуют такое «магическое мышление», распространённое среди западных экспертов. Ключевым вопросом является даже не сближение интересов, а принятие обеими сторонами того факта, что в отличие от печально известного китайско-советского союза 1950-х гг. их интересы не всегда должны совпадать.
Это не значит, что Москва не приветствовала бы подобное «магическое мышление» – конечно, оно было бы ей на руку. На самом деле, недавно возобновившиеся в Вашингтоне разговоры о «треугольнике» вызвали вздох облегчения в российском внешнеполитическом сообществе, но не потому, что оно так жаждет порвать с Китаем, а вследствие возмущения статусом изгоя на Западе и желанием России вернуться к диалогу. В качестве бонуса спекуляции на тему необходимости настроить Россию против Китая значительно увеличивают у последней пространство для геополитического манёвра, сигнализируя Пекину, что ему не следует недооценивать способность России к таким манёврам, чего, по правде говоря, он и так не делает.
Мало того, что альтернативы не слишком правдоподобны или впечатляющи (перспективы быстрого улучшения отношений между Россией и Западом остаются весьма туманными), но и «брак» России с Китаем на самом деле совсем неплох. И что же это за «брак»? Это отношения, которые приносят политические и экономические дивиденды обеим сторонам, несмотря на растущее неравенство сил. Ведь важно не неравенство сил между двумя партнёрами, а сможет ли Китай использовать его для получения одностороннего преимущества над Россией и захочет ли он этого? До сих пор Пекин этого не сделал, но даже если бы и попытался, далеко не очевидно, что ему это удалось бы.
Помимо преувеличения возможностей Соединённых Штатов, при использовании ими стратегии карточного игрока из виду упускается более широкий вопрос. Отношения США с Россией важны сами по себе, независимо от того, что происходит или не происходит между Москвой и Пекином. Эти отношения охватывают целый ряд важнейших вопросов, включая стратегическую стабильность, контроль над ядерными вооружениями, кибербезопасность и региональные конфликты. Независимо от того, что выберет Вашингтон в отношениях с Россией – взаимодействие или сдерживание (а, может быть, сочетание того и другого) – эта политика должна проводиться для достижения конкретных целей, а не потому, что она может иметь важные последствия для будущего китайско-американских отношений.
War on the Rocks
