Данная статья основана на лекции, прочитанной в исследовательском фонде Observer в Мумбае в июле 2010 года.
Возрождение и подъем Китая в течение последних 60 лет – явление в истории человечества уникальное. Ни одна страна не проделывала такой путь за столь краткий срок. До 1990 г. Индия и КНР были почти на равных по размеру ВНП на душу населения. Теперь же Китай далеко впереди практически по всем основным параметрам. С 1981 по 2005 гг. Китай вызволил из нищеты 625 млн человек, что является беспрецедентным достижением. Сейчас это вторая экономика мира с ВНП на уровне 5 трлн долларов, в четыре раза больше индийского. Недавно Китай обогнал по этому показателю Японию, а до 2030 г. намерен догнать и Соединенные Штаты. Индикаторы социального и гуманитарного развития, такие как состояние здоровья нации, уровень грамотности, продолжительность жизни, равноправие женщин, положение науки и культуры выглядят не менее впечатляющими. Что касается международных отношений, то Китай превратился в крупного игрока на мировой арене и далеко ушел от революционного маоистского государства образца 1949 года.
За наращиванием мощи Пекина другие народы наблюдают с благоговением, завистью, беспокойством или страхом. Глядя на «китайскую модель» развития, которая сочетает динамизм в экономике и политический авторитаризм, многие задаются вопросом: можно ли ее копировать? Повсюду зреют невысказанные опасения: способно ли это восхождение продолжаться длительное время? куда движется КНР? станет ли мир комфортнее для остальных, если Китай снова превратится в ведущую силу, какой он был 200 лет тому назад?
На Западе есть две основные точки зрения.
Представители первой полагают, что Китаю неизбежно придется принять ту или иную разновидность западной либеральной демократии. Главный аргумент состоит в том, что глобализация, а также творческие инновации в науке, искусстве и бизнесе сделают свободу выражения и организации необходимыми для китайского общества. Демократизация в той или иной форме представляется неминуемым побочным эффектом – тем более что к ней стремится быстро формирующийся средний класс. Этим исследователям кажется, что в течение следующих двух десятилетий КНР перейдет к восточноазиатской разновидности демократии.
Представители второй школы утверждают, что произойдет это нескоро, и процесс будет очень трудным. Китайское правительство заключило со своим народом общественный договор, в рамках которого оно гарантирует гражданам устойчивый и неуклонный рост экономики в обмен на их добровольное согласие с ограничением традиционных «западно-либеральных» свобод. Такое неуверенное хождение по натянутому канату способно принести определенные плоды, но не на длительную перспективу. В какой-то момент кризис, вызванный природной катастрофой, внутренними беспорядками или эпидемией, опрокинет систему и приведет к ее коллапсу.
Примечательно, что такой шок уже случился в 2008 году. Но назывался он «мировой финансовый кризис» и был крахом не китайских банков, а западной финансовой структуры, сорвавшейся в штопор, из которого ей еще предстоит выбраться. Несмотря на непрозрачность системы, колоссальные непроизводственные активы, неэффективное управление, государственный контроль, кумовство и прочие пороки, финансово-экономическая модель КНР устояла. Китайские банки стали крупнейшими финансовыми учреждениями мира. Какой парадокс и какая ирония!
Все аналитические исследования исходят преимущественно из западных моделей, а потому отражают присущие им предпосылки и ценности. Но Китай – не просто государство. Это целая цивилизация, которой больше 5 тысяч лет. На протяжении всей истории держава демонстрировала выдающуюся способность сохранять присущий ей характер, усваивая в то же время уроки, полученные благодаря контактам с окружающим миром. Более того, подобно Индии, КНР – это страна многочисленных парадоксов. Будучи без пяти минут сверхдержавой, Китай остается развивающейся нацией. Являясь государством-цивилизацией размером с континент, Китай представляет собой авторитарный режим с некоторыми чертами демократии. Это динамичное светское государство с традиционным конфуцианским стержнем. Китайское общество отличает социальное и гендерное равенство, но в нем присутствуют колоссальные диспропорции в доходах и большие различия между регионами.
Чтобы эта противоречивая картина обрела хоть какой-то смысл, нам необходимо увидеть Китай глазами китайцев, а также уяснить для себя, что модернизация здесь вовсе необязательно должна выглядеть как вестернизация, несмотря на некоторое поверхностное сходство.
Конфуций и его долговечное наследие
Чтобы научиться понимать Китай, необходимо начать с самого начала – с VI века до нашей эры, когда жил Конфуций. В ту эпоху государства так же стремились к превосходству над своими соперниками, как они делают это и сегодня. Конфуций был странствующим учителем, дававшим советы правителям и своим ученикам, как жить добродетельной и полноценной жизнью, а также обучавшим их искусству управления. Конфуцианские высказывания и сегодня звучат очень современно – это образец индуктивной логики с самых начальных принципов:
Вещи и явления правильно классифицированы, затем становится достаточно глубоким знание.
Знание достаточно глубоко, затем становятся искренними помыслы и стремления.
Помыслы и стремления искренни, затем очищается сердце.
Очистилось сердце, затем совершенствуется личность.
Стала совершенной личность, затем в семье устанавливаются порядок и единодушие.
В семье установлены порядок и единодушие, затем упорядочивается государство.
Государство стало упорядоченным, затем умиротворяется Поднебесная.
Обратите внимание на то, что Конфуций не теоретизирует по поводу таких абстрактных понятий, как свобода и справедливость, уделяя больше внимания конкретным действиям человека, и идет от частного к общему, описывая каждый уровень нравственного поведения и этики. Но в центре стоит человек и его взаимоотношения с другими людьми и окружающим миром. Конфуцианство делало акцент на долге и обязанностях человека, благодаря исполнению которых он органично вливается в семью, общество и государство. Хотя все люди разные, принцип взаимности дополняет личную этику общественным порядком. Знаменитый принцип конфуцианства гласит: «Сохраняйте гармонию, невзирая на различия».
Правильные поступки – это не только нравственное поведение в разных ситуациях. Это поступки, которые делают государство и общество более приятным местом для жизни. В последние годы тема гармонии и согласия снова оказалась в центре внимания, когда КНР провозгласила курс на создание «гармоничного общества» внутри Китая и «гармоничного мира» за его пределами.
Важность «гармонии» в китайской жизненной философии становится очевидна, если посмотреть на огромную разницу между западным и китайским представлением о человеческой природе. В греческой и иудео-христианской модели человек по своей природе считается диким, необузданным существом. Поскольку инстинкт выживания заставляет его силой добиваться исполнения желаний и удовлетворения потребностей, возникает необходимость в высшей силе, способной предотвратить «войну всех против всех». В этом гоббсианском мире, где люди руководствуются своими низменными желаниями и инстинктами, выживание может гарантировать только всемогущий правитель, способный подчинить себе окружающих и поддерживать мир. Поэтому государство-Левиафан не только становится «необходимым злом» для общества, но оно всегда ограничивает людей в их желаниях, а значит, его присутствие следует свести к минимуму.
Конфуцианский взгляд на человеческую природу очень близок к индийским воззрениям и резко отличается от западных представлений. Как и в индийском классическом эпосе, Конфуций полагал, что человек способен как на добро, так и на зло, и может менять свое поведение в процессе самосовершенствования, обучения, познания и образования. В конфуцианстве нет понятия «первородного греха» или утраты человеком благодати. Соответственно, человеком можно мудро управлять, побуждая его к самосовершенствованию; при этом насилие допустимо лишь в исключительных случаях. Правда, в Китае существовала также и «школа легистов», которые придерживались более «циничных» взглядов, и трение между этими двумя направлениями мысли проявляется даже в наши дни, что находит отражение в некоторых непоследовательных действиях правительства КНР.
Важное следствие конфуцианского образа мыслей заключается в том, что правительство воспринимается неотъемлемой частью системы концентрических кругов (хотя и кругом, наиболее удаленным от центра) после семьи, общества и государства, а потому считается «необходимым добром». Склонность китайцев согласовывать личные цели и поступки с более важными общественными и государственными задачами и отзываться на массовую мобилизацию во многом обязана конфуцианскому наследию и не может объясняться только принуждением и властным диктатом. В качестве исторических примеров можно привести массовые китайские инициативы, такие как строительство Великой стены, Большого канала, связавшего Хуанхэ с Янцзы, гигантские ирригационные сооружения Дуцзянъянь и многие другие. В современную эпоху подобные инициативы направлены на решение таких вопросов, как обеспечение прав женщин, санитария, борьба с уничтожением лесов и, конечно, развитие материальной инфраструктуры. Ведущая роль государства заметна также в таких демократиях, как Япония, Сингапур и Южная Корея, где двигателем развития всегда была связь между государственной службой и бизнесом, подкрепленная общественным согласием. Последнее всегда помогало противостоять скатыванию к кумовству и олигархии.
Хотя Конфуций считал, что человек способен формировать себя посредством самосовершенствования и образования, познание он понимал не просто как изучение книг. Учитель ценил образование как основание нравственных ценностей и «постижения вещей», но превыше всего ставил практику и жизненный опыт. Он говорил: «Я слышу и забываю. Я вижу и запоминаю. Я делаю и понимаю».
Конфуцианским акцентом на образовании, открытом для всех, а также на практическом опыте как средстве развития человека («самосовершенствование») и общества в их взаимозависимости объясняется повышенное внимание к народному образованию во всех восточноазиатских обществах, которые попали под влияние идей Конфуция, то есть в Японии, Китае и Корее. Соответственно, уровень грамотности в такой стране, как Корея – где конфуцианская традиция сохранилась в наиболее чистом виде, – был просто выдающимся задолго до японской колонизации и реформ в самой Японии. В Китае в 1930-е гг. коммунисты заручились поддержкой народа благодаря мерам по доступу к образованию в Яньани (город на северо-западе страны, где в 1937–1947 гг. располагался ЦК Компартии Китая. – Ред.). Эта традиция также проявилась впоследствии в открытости китайцев и их способности впитывать идеи из-за рубежа и развивать их. Они явно не зациклены лишь на доморощенных учениях.
Развитие этого направления мысли привело к появлению теории о том, что государственное управление – искусство, которому нужно учиться и которым необходимо кропотливо овладевать. Оно не может быть обретено случайно и кем попало. Отсюда настороженное отношение китайцев к выборам путем всенародного голосования. Может ли этот процесс привести к избранию на ответственные государственные посты по-настоящему подготовленных для этой работы людей? Смогут ли они принимать долговременные или непростые решения, которые, возможно, противоречат их личным или отраслевым интересам? Смогут ли они отстаивать интересы тех, кто не принимал участия в голосовании? Конфуций учил, что умелое руководство – плод учебы и накопления необходимого опыта. Люди, заслуживающие высоких постов, должны прежде пройти через испытания, и добродетельность – одна из необходимых предпосылок для занятия высокой должности. Учение Конфуция предвосхитило современную этику корпоративного руководства.
Если обобщить все вышесказанное, то конфуцианская модель коренным образом отличается от западного подхода в следующих моментах:
Человек по природе своей способен как на добро, так и на зло.
От самосовершенствования, образования и работы над собой зависит, что победит в человеке: добро или зло.
Человек живет в обществе, поэтому отношения, долг и обязанности важнее личных качеств и способностей.
Гармония должна быть главным принципом регулирования отношений.
Государство – лишь продолжение народа, а значит, неотъемлемая часть человеческих отношений.
Для хорошего управления требуется добродетель, обучение и опыт. Этими качествами одарены далеко не все.
Гармоничное правление приведет к миру, который будет благом для всех.
Вот те идеалы, к которым с большим или меньшим успехом китайское общество стремится на протяжении долгих веков, и нынешняя эпоха – не исключение.
Многочисленные воплощения Конфуция
За 2500 лет, прошедших со времени рождения Конфуция, его наследие укоренилось в Китае практически на генетическом уровне. Хотя некоторые императоры пытались подавлять конфуцианство, оно мирно сосуществовало с даосизмом и буддизмом на протяжении долгих веков, причем эти мировоззренческие системы обогащали друг друга. Мао попробовал отречься от Конфуция и искоренить его учение, но даже ему приходилось восхищаться конфуцианской этикой, поскольку она ставила во главу угла народное образование и общественный порядок. Наследие двух с половиной тысячелетий невозможно быстро уничтожить, и оно доказало свою способность возрождаться в каждую новую эпоху, всегда оставаясь актуальным и современным. Взять, к примеру, совет Конфуция о том, как лучше всего управлять народом. «Обогати их, дай им образование» – советовал мудрец, имевший явную склонность к ярким и коротким фразам, состоящим из четырех иероглифов. Это удивительно созвучно с реформистским лозунгом Дэн Сяопина, выдвинутым в 1979 г.: «Стать богатым – это почетно!»
Точно так же концепция сыновней почтительности находит выражение в китайских законах, обязывающих детей заботиться о престарелых родителях. Конфуцианские методы самокритики и принесения извинения являются также частью коммунистического порядка и дисциплины – общественное порицание и унижение считаются более действенными сдерживающими средствами, чем штрафы и тюремное заключение. Точно так же государство опирается на «великие примеры для подражания», такие как образцовые рабочие и спортсмены, чтобы мобилизовать китайский народ на грандиозные свершения.
Наконец, Конфуций отстаивал право обиженных граждан прибегать к «ремонстрации» (то есть выражению своего несогласия) в качестве метода добиваться справедливых решений от князей и правителей. «Ремонстрация» – это уникальная конфуцианская теория, сочетающая здравое суждение с сочувственным выслушиванием всех заинтересованных сторон. Последователи Конфуция считают, что это лучший инструмент разрешения проблем в сравнении с принципом состязательности или парламентскими дебатами, и что он особенно действенен в сочетании с технократическим принятием решений.
Давайте снова вернемся к гармонии как центральному понятию конфуцианства. С 2002 г. гармония представляется основным руководящим принципом, лежащим в основе как внутренней, так и внешней политики Китая. Но китайское правительство и раньше двигалось в этом направлении, когда Цзян Цзэминь, председатель КНР с 1993 по 2003 гг. и глава Компартии Китая (КПК) с 1989 по 2002 гг., выдвинул теорию «трех представительств». Эта не очень понятная фраза в действительности означала, что КПК решила расширить свою базу и включить в нее не только рабочих и крестьян, но и предпринимателей. Интересы всех этих слоев общества будут учтены и «гармонизированы» в КПК нового образца.
Почему это так важно для КПК? Потому что это условие успешного решения стоящей перед партией задачи: осуществление упорядоченного перехода от нынешней формы правления к той, при которой правящая элита будет наделена полной легитимностью. Давайте теперь обратимся к этому важному вопросу.
Вызов и ответ – роль конфуцианства
Анализируя складывающуюся ситуацию, сама КПК пришла к выводу, что нынешняя модель правления сопряжена с неприемлемо высоким риском. Задуманный Цзян Цзэминем великий союз рабочих, крестьян, интеллигенции и предпринимателей, похоже, вырождается в классовое сотрудничество элиты (две последние социальные группы), которая снимает сливки с помощью кумовства и коррупции. Хотя партия обеспечивает экономическую эффективность, господствующий климат нравственного разложения и свирепствующего меркантилизма угрожает ее легитимности. Члены КПК, особенно в провинциях, вступали в сговор, чтобы заключать несправедливые сделки по приобретению земли и недвижимости в ущерб сельским труженикам. Неудивительно, что на протяжении последних трех лет ежегодно фиксируется по 80 тыс. массовых протестов. Неужели сбудется один из двух негативных сценариев, нарисованных западными учеными?
Традиционный западный рецепт для партии, желающей избежать печальной участи – введение строгой отчетности, независимой судебной системы, власти закона, системы сдержек и противовесов и т. д., а в конечном итоге – переход к выборной демократии. Но не стоит спешить. КПК тщательно изучает англо-американские демократии, скандинавскую социал-демократическую модель, особенности государств Восточной Азии и быстроразвивающихся стран, таких как Индия и Индонезия. Нет ничего удивительного и нелогичного в том, что китайские лидеры приходят к довольно пессимистическим выводам.
Что касается западных демократий, то КПК считает их фактически олигархическими государствами, где правящая элита не слышит голос народа даже в таких вопросах, как ведение войны. Более того, эти общества раздираемы глубокими экономическими разногласиями, они не способны обуздать рыночную стихию, вынуждены решать социальные проблемы, которые были бы разрушительны в китайском контексте. Скандинавские демократии выглядят вполне благополучно, но они слишком далеко ушли вперед, чтобы служить примером для Китая в переходный период. Жители Индии, вне всякого сомнения, были бы разгневаны тем, что китайцы считают их хваленую демократию фикцией, поскольку она не приносит справедливых экономических дивидендов и не ведет к социальной реформе, которая изменила бы жизнь бедных и социально незащищенных слоев общества. Вместо этого всю выгоду от экономического роста пожинают элиты. Вполне естественно, что наиболее скрупулезно изучаются примеры демократий в Восточной Азии. Конечный вывод сводится к тому, что легитимной и устойчивой может быть лишь та система, которая корнями глубоко уходит в национальную культуру. Если заимствуются чужеродные идеи, они должны быть адаптированы, чтобы прижиться и процветать на национальной почве.
Можно ли представить себе более благодатную почву, чем конфуцианство, лелеемое и культивируемое уже более двух тысячелетий? Как мы уже убедились, многие его обычаи, идеи, понятия и практические рекомендации не только совместимы с современным Китаем, но и активно используются китайскими государственными деятелями и обществом. Так что единственный остающийся вопрос можно сформулировать следующим образом: есть ли что-либо в учении Конфуция, что фундаментально отрицало бы ценность прозрачности, отчетности, власти закона или участия общества в управлении государством?
На первый взгляд ответ должен быть отрицательным. Возьмите участие общества в управлении. Помимо сельских выборов, в Китае реализуется принцип «внутрипартийной демократии», при котором в низших эшелонах партии вводятся конкурентные выборы. Все шире используется «консультативная демократия», когда с жителями городов и поселков обсуждают планы строительства в данной местности, как это имело место в городе Чунцин. В результате проведенных консультаций с местным населением был отменен проект расширения скоростной железнодорожной магистрали «Маглев» в Шанхае. Система законов и юридическая инфраструктура быстро формируется, хотя в отличие от Запада, где практикуется состязательное право, главным способом урегулирования споров остаются посредничество и компромисс. Одним из наиболее влиятельных учреждений Китая является Государственное ревизионное управление, которое раскрыло несколько крупных афер и хищений бюджетных средств, включая печально известные «фиктивные СЭЗ», специальные экономические зоны, с помощью которых некоторые ловкие дельцы обобрали казну, похитив немалые суммы. Зачастую вскрытие подобных фактов не влечет за собой никаких последствий, однако все чаще расплата настигает даже высокопоставленных партийных функционеров – в некоторых случаях вплоть до смертной казни.
Однако не подлежит сомнению, что представление Запада о том, как должна была бы выглядеть конфуцианская демократия, скорее всего не совпало бы с мнением о ней самих китайцев. Налицо факт, что сегодня центральное руководство пользуется поддержкой большинства китайского населения, которое верит, что жизнь постепенно улучшается. Жалобы и недовольство вызваны произволом и коррупцией местного чиновничества. Пока цензура и прочие ограничения не отражаются на 90% повседневной деятельности простых людей, они будут склонны давать правительству кредит доверия и даже прощать ему излишества и явные промахи, коль скоро они не носят катастрофического характера. Это впечатление станет усиливаться по мере того, как запрет на свободное выражение взглядов начнет постепенно ослабевать, даже если неявные и размытые ограничения все же останутся. Короче, если перефразировать Линкольна, китайцы в собственных стратегических интересах будут принимать «правительство, созданное из народа и для народа», но не народом.
Однако будет обидно, если конфуцианство направят на достижение исключительно утилитарной цели сохранения у власти КПК. Ибо подлинное преимущество учения заключается в двух вещах. Во-первых, это нравственная сила и этическая система. Во-вторых, это универсальное представление о человечестве.
После того как прежние режимы были демонтированы в большинстве «стран социализма», приверженность Китая коммунистической теории остается чисто формальной – там никогда не разделяли утопических представлений о человечестве, некогда изложенных Марксом, Лениным или даже Мао. Капитализм тоже серьезно подмочил свою репутацию. Ганди в свое время предложил мощную альтернативу, которая завладела умами всех индийцев. С тех пор не возникало сопоставимого по масштабам проекта, который доказал бы свою способность захватить воображение простых людей и мобилизовать их. Точно так же и в Китае, когда маоистская мечта была растоптана «культурной революцией», возобладали прагматизм, осторожность, бюрократическая технократия и стремление к эффективности во всем. Однако у китайцев нет утопических представлений, которые воодушевляли бы весь народ на достижение более значительных целей, чем личное благополучие.
«Гармоничное общество» и «гармоничный мир» таят в себе потенциал, который еще только предстоит реализовать. Однако полномасштабное конфуцианское возрождение предложило бы китайскому народу мировоззрение, укорененное в его же национальной традиции и дающее возможность завершить процесс роста и восстановления после 200 лет частичной колонизации, гражданской войны, хаоса и иностранной оккупации. У китайцев появилось бы основание для того, чтобы снова стать Поднебесной империей или Срединным царством, но не в ура-патриотическом или шовинистическом контексте. Конфуцианство дает им шанс гордиться Китаем и тем, что они китайцы, наращивать уверенность в собственных силах и предложить миру альтернативную гуманистическую философию.
