16.08.2012
Каир важнее Дамаска
Колонка редактора
Хотите знать больше о глобальной политике?
Подписывайтесь на нашу рассылку
Фёдор Лукьянов

Главный редактор журнала «Россия в глобальной политике» с момента его основания в 2002 году. Председатель Президиума Совета по внешней и оборонной политике России с 2012 года. Директор по научной работе Международного дискуссионного клуба «Валдай». Профессор-исследователь Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики». 

AUTHOR IDs

SPIN RSCI: 4139-3941
ORCID: 0000-0003-1364-4094
ResearcherID: N-3527-2016
Scopus AuthorID: 24481505000

Контакты

Тел. +7 (495) 980-7353
[email protected]

Пока всеобщее внимание приковано к Дамаску и Алеппо, в Египте происходят события, которые по своему значению для регионального и глобального будущего несопоставимы даже с гражданской войной в Сирии. Только что приведенный к присяге президент Мухаммед Мурси с необыкновенной скоростью начал перекройку политического ландшафта. Увольнение руководителей египетской хунты — министра обороны Хусейна Тантауи и начальника генерального штаба Сами Аннана — вкупе с отменой поправок к конституции, предоставляющих расширенные полномочия армии, показывают, что «Братья-мусульмане» не намерены искать компромисса с прежней властью.

Египет — самая населенная страна арабского мира (80 миллионов), Каир исторически одна из ведущих столиц региона. Происходящее там, как правило, если и не служило моделью для политического развития всего сообщества, то накладывало очень заметный отпечаток. Исключением был период правления Анвара Садата и его преемника Хосни Мубарака, когда Египет, пойдя на договоренности с Израилем и патронат США, в основном утратил самостоятельную инициативу и немалую часть авторитета в исламском мире, о чем не устают напоминать исламисты. Именно свержение Мубарака полтора года назад стало подлинным катализатором «арабской весны», случившиеся раньше события в Тунисе не имели такого эффекта.

Поэтому с самого начала все гадали, какая модель утвердится в Египте, перебирая между тремя вариантами — турецким (власть военных с модернизационной повесткой дня либо умеренные и относительно прогрессивно настроенные исламисты), иранским (радикально исламское государство) и алжирским (жестокое подавление военными демократически избранных исламистов).

Вариант кемалистской Турции ХХ века быстро отпал в силу отсутствия условий. В Турции военные выступали в качестве силы обновления после краха империи, в Египте они олицетворяют прежний режим, хотя и попытались откреститься от Мубарака. Иранский сценарий тоже почти с самого начала перестал рассматриваться как актуальный: тамошняя система тесно связана именно с шиитским толкованием ислама. Даже если в Египте возьмутся строить исламскую государственность, она будет совсем другой.

Возможность исламской, но демократической по своей сути модели остается, во всяком случае, «Братья-мусульмане» на этом настаивают, успокаивая напуганную либеральную часть общества и Запад.

Ну и вполне вероятна попытка алжирского решения: все, затаив дыхание, ждут, как военная верхушка отреагирует на атаку Мурси. В 1991 году армия Алжира отменила результаты выборов, на которых побеждал «Исламский фронт спасения», что ввергло страну в десятилетнюю гражданскую войну, которая унесла жизни более ста тысяч человек, но исламистов к управлению не допустила.

Впрочем, даже если египетские военные на это пойдут, успех им совсем не гарантирован. За 20 лет многое в мире изменилось, и тогда алжирские генералы могли рассчитывать на кулуарное решение, то есть на то, что никто особенно не станет вмешиваться в их методы. Сегодня внешняя реакция будет крайне негативной и в арабском мире, и на Западе, как бы последний ни смущала исламизация Египта. Если отвлечься от морали и идеологии, то военный путь попросту считается бесперспективным: даже удавшийся переворот не создаст устойчивой власти. К тому же египетское общество, как свидетельствуют результаты выборов парламента и президента, хочет демократических процедур и перемен, так что опор у военного режима будет мало.

Если «Братья-мусульмане» и Мухаммед Мурси консолидируют власть, это может означать начало глубокого перераспределения сил и влияния на Ближнем Востоке. Понятно, что модус вивенди, который с конца 1970-х годов действовал с Израилем, не сохранится. Вряд ли Каир пойдет на резкий и демонстративный разрыв договоренностей, скорее, можно ожидать их ползучего пересмотра. События на Синае, где очень вовремя дали о себе знать экстремисты, благоприятствуют решению нескольких проблем. Именно они стали формальным поводом для увольнения армейского руководства, а переброска на полуостров вооруженных формирований «для борьбы с терроризмом» противоречит кэмп-дэвидским договоренностям, но дело святое, так что Израиль пока не возражает. Между тем Египет уже заявил себя в качестве главного патрона палестинцев, включая движение ХАМАС, которое после начала сирийских событий оказалось без «крыши».

Переориентация Турции, перемены в Египте и расползание сирийского хаоса, который уже выплескивается в Иорданию и Ливан, разрушают всю систему отношений, на которых строилась безопасность Израиля.

Едва ли кто-то из нынешних действующих лиц на Ближнем Востоке рискнет сознательно провоцировать войну с еврейским государством, даже если она будет пользоваться популярностью арабской улицы. Однако общая эрозия правил поведения может вызвать серию инцидентов по периметру израильских границ, ответы на которые втянут его в латентное противостояние со всеми.

Поскольку возможность лавирования Вашингтона по вопросу Израиля весьма ограничена и обеспечение безопасности еврейского государства по приоритетности всегда выше всего остального в регионе, позиции США окажутся под сомнением. В прошлом году Соединенные Штаты вовремя сдали прежних союзников и переключились на поддержку революций, но, если революционные власти начнут повышать антиизраильский градус, американцам придется что-то делать. Конечно, Вашингтон обладает рычагом давления в виде двух миллиардов долларов, которые по разным статьям выделялись Каиру со времени его договоренностей с Израилем. А поскольку египетская экономика находится в пике, оказываться от денег правительству «Братьев-мусульман» было бы странно.

Однако в процессе общего геополитического переустройства возможна и переориентация на других спонсоров. Ведущими игроками «арабской весны» являются монархии Персидского залива, влияние которых за полтора года стремительно выросло. Финансовые возможности нефтяных королевств позволяют им поддерживать Египет не в меньшей степени, чем это делают США.

С учетом того, что духовный лидер «Братьев-мусульман» шейх Юсуф Кардауи живет в Катаре, а салафиты, вторая по значимости и первая по радикализму из исламских сил Египта, получают поддержку от саудовских структур, Доха и Эр-Рияд вполне могут рассчитывать, что Каир будет к ним прислушиваться.

Наиболее острая коллизия ближайшего времени связана с Ираном, поскольку почти для всех региональных игроков устранение опасности ядерного Тегерана и сокращение иранского влияния — главная цель, элементом ее достижения является и противостояние в Сирии. Иранский президент Махмуд Ахмадинеджад оказался в полной изоляции на сессии Организации исламского сотрудничества в Мекке, где он пытался предотвратить исключение Дамаска.

До тех пор пока есть иранская проблема, интересы консервативных монархий, революционных режимов, США и Израиля совпадают.

Но, если она тем или иным образом будет решена, единая повестка дня распадется и уж точно закончится негласное ситуативное согласие Саудовской Аравии и Израиля. И тогда от Египта — его внутреннего состояния и внешней ориентации — будет зависеть очень многое, если не все.

| Gazeta.Ru