27.04.2014
Горизонтальная Украина
Что можно сделать, чтобы сохранить государство
№2 2014 Март/Апрель
Владимир Брутер

Эксперт Международного института гуманитарно-политических исследований.

Вячеслав Игрунов

Директор Института гуманитарно-политических исследований.

Украина пережила потрясение, оказавшись на грани провала не просто политической системы, а государственного проекта в целом. Кризис далек от завершения, выводы делать рано. Да и исход неизвестен. Поэтому нижеследующие рассуждения – не о реформах и не об их неизбежности, даже не о том, что надо делать, потому что пока даже непонятно, кому это может быть надо. Эта статья о том, что в действительности можно сделать и как это может выглядеть.

Курс в никуда

За почти четверть века существования Украины в стране так и не появилось нормальной политической системы, которая предполагала бы обязательное наличие оппозиции. Почему? Оппозиции нет потому, что ни у кого нет и «позиции», четких и ясных политических убеждений. Самое наглядное доказательство – это «саморастущий» рейтинг Петра Порошенко в преддверии президентских выборов, объявленных на конец мая. «Люб он громаде», удачно подан в удачный момент, вот и растет. Что он говорит и делает, что говорил и делал 20 лет, значения не имеет. Поэтому в украинской политике множество перебежчиков. Большинство «реальных» людей, имеющих «реальное» влияние в регионах, всегда готовы форматироваться под действующего «победителя». До Майдана бежали к «донецким», потом побежали от них. Понятно, что при такой модели самое страшное для солидных «первачей» – отсутствие доминирующей силы, неопределенность.

Последним (практически и единственным) руководителем Украины с ярко выраженной идеологией был национал-демократ Виктор Ющенко, у него была оппозиция в виде «умеренных» из Партии регионов. Обратная схема не сработала. Придя к власти, Партия регионов вовсе не проводила «антинационально-демократический» или (например) умеренный курс, и поэтому все попытки Юлии Тимошенко, «Батькивщины», а затем и объединенной оппозиции обвинить власть в «зраде» (измене) никакого эффекта не давали. Проблемы пришли с совершенно другой стороны.

Ситуация после выборов в Раду-2012 выглядела тупиковой. «Батькивщина», «Свобода» и «Удар», получившие большинство голосов, оказались в глухой оппозиции. Для Галичины, которая массово голосовала против «донецких», ситуация оказалась весьма опасной. Власть, не имея возможности изменить политические настроения в Западной Украине, всячески способствовала превращению региона в своеобразное политическое гетто. Военная часть Майдана – это в большой степени «галицкое сопротивление», своеобразная реакция на политическую изоляцию из центра.

Эксперты (не говоря уже обо всех остальных) крайне затруднялись описать экономический курс Януковича и его команды. Его можно определить примерно так: «Экономический детерминизм при сохранении сильного олигархического влияния». Даже смешно, что Партия регионов ранее иногда говорила о социал-демократическом выборе, даже сотрудничала с европейскими левыми (и одновременно с российскими правыми).

С точки зрения политического курса все проще. Разумеется, партия, представляющая один (очень большой, но только один) макрорегион Украины, может (или даже должна) быть частью власти. Но она никак не способна быть ее идеологической основой. Участие «донецких» в системе власти Украины соответствует «горизонтальному принципу», доминирование – нет. Доминирование «донецких» в украинской политике с 2010 г. постоянно увеличивало критическую массу недовольных режимом. В конечном итоге именно это привело к коллапсу.

Но ситуация на Украине вовсе не предполагала, что оппозиция и власть могли конкурировать в плоскости идей. Оппозиция вообще не предлагала никакой реальной альтернативы, предпочитая тактику постоянного давления на президента и власть в целом. Отсюда беспрестанные попытки оскорбить Януковича (чтобы вывести из равновесия) и расчеты на силовой (имитационно силовой) сценарий. Только он и мог изменить положение.

Рада как генератор горизонтальной политики

Эволюция украинского парламентаризма очень показательна. В первом составе Верховной рады, избранном в 1994 г., было меньше всего политической миграции (перебежчиков) и больше всего ярких личностей. ВР-2008 избиралась по пропорциональной системе, из «стойких бойцов» с каждой стороны (достаточно вспомнить голосование по кандидатуре Тимошенко на пост премьера, когда она получила 226 голосов из 450). К 2012 г. примерно четверть депутатов уже успела сменить фракцию, а «пересічний українець» (средний) назвал бы фамилии 10 депутатов. Не более.

Рада как генератор украинской политики четко и точно отражает суть процессов. Политика (ни в коем случае) не должна превращаться в придаток административной системы. А именно это происходило начиная с выборов 2006 года. Уже тогда Рада подолгу была заблокирована, не работала, а политический кризис стал постоянным. Внеочередные (и неконституционные) выборы 2007 г. стали попыткой Ющенко разрешить кризис. Получилось все наоборот. Кризис стал перманентным.

В наибольшей мере горизонтальная структура украинской политики была востребована после выборов 2002 года. Тогда партия власти, потерпев сокрушительное поражение по пропорциональной системе, вынужденно сформировала большинство из депутатов, победивших в одномандатных округах. Т.е. с самого начала у фракции большинства была выраженная региональная составляющая.Сразу после формирования руководящих органов Рады создан новый кабинет министров, общую фракцию «За Единую Украину» распустили, и на ее месте возник с десяток депутатских групп, половина которых обнаруживала четко обозначенное региональное происхождение. Как ни странно, подобная (казалось бы) крайне неустойчивая структура успешно просуществовала до президентских выборов-2004 (два с половиной года). И даже потом, после прихода к власти «помаранчевых», вполне спокойно переформатировалась под новые требования. Но и не потеряла связей с региональными элитами. Во многом именно это предопределило необходимую для законодательного органа (тем более такой сложной страны, как Украина) гибкость и восприимчивость. ВР-2002 спокойно проработала полную каденцию, оказавшись далеко не худшей по своему составу.

Разумеется, все это случилось не само по себе. Закулисно-политический дар Виктора Медведчука (тогдашний глава администрации президента) подсказал ему, что где-то здесь может быть решение, и оно оказалось вполне эффективным. Подобные выраженные региональные группы существовали и в Радах 1994 и 1998 гг. (например, Днепропетровская «Едність» в 1994-м, созданная Павлом Лазаренко и в определенной мере предшествовавшая «Громаде»), но там места для маневра было меньше. В двух первых Радах наиболее сильные позиции принадлежали полярным политическим силам – КПУ и «Руху», а это значительно ограничивало возможности маневра для Банковой.

Отдавая власть «донецким» во главе с Януковичем, Кучма и Медведчук постарались создать систему противовесов. Чтобы принять какое-либо решение, Януковичу необходимо было идти не только на Банковую, но и в Раду. И оговаривать все решения не только с политическими лидерами, но и с региональными группами. Система действовала аналогично верхней палате парламента, препятствуя «донецкому» своеволию и нарушению баланса между регионами. В итоге 2002–2004 гг. в экономическом плане оказались лучшими для посткоммунистической Украины, а Рада-2002 была одной из наиболее конструктивных. Даже смену власти в 2004 г. парламент пережил спокойно.

То, что формулу выборов нужно «отмотать на 10 лет назад», понял и Янукович. Ему необходимо было опереться не только на «донецких и луганских», получить поддержку хотя бы части активных политических элит центра и запада. Но войти дважды в одну и ту же политическую реку оказалось невозможно. Возвращенная формула выборов образца 1998–2002 гг. была громоздка, противоречива и не смогла обеспечить стабильную и эффективную политическую систему. А кроме того, Янукович не Кучма, а Клюев и Левочкин – не Медведчук. Создание систем сдержек и противовесов никогда не было сильной стороной «донецкой» команды. От всех региональных лидеров и независимых депутатов требовалась не позиция, а политическая лояльность в обмен на помощь в бизнесе. Схема оказалась неработоспособной. Все попытки независимых депутатов создать свое объединение решительно пресекались. Банковой это ничем не помогло. Как только власть Януковича закачалась, депутаты от одномандатных округов начали массово договариваться с «будущими победителями».

Смешанная схема выборов неэффективна и в определенном смысле несправедлива. Она двигала Украину скорее назад, чем вперед, и не смогла создать политический класс того качества, который необходим для реформ. Возобновление выборов по смешанной системе в Киеве неминуемо приведет к воспроизводству ситуации, при которой большинство в горсовете постоянно будет переформатироваться под сиюминутный политический заказ.

Почему «языковой вопрос» надо было решать раньше

«Донецкие» часто говорили о том, что для придания статуса русскому языку нужен референдум. Но это не так. Просто надо было осознать (и согласиться) с некоторыми изначальными позициями:

  • Украинская языковая ситуация не является уникальной. Она вполне разрешима и в терминах, и на практике (причем вариантов решения значительно больше, чем один).
  • Значительная часть проблем возникает из-за того, что на Украине расширительно (прежде всего в политическом и образовательном плане) трактуется понятие государственного языка. Не вдаваясь в излишние подробности, скажем, что современное демократическое законодательство (в большинстве развитых демократических стран) вообще не вникает в практику использования языков на негосударственном (включая муниципальный) уровне. Язык принадлежит не государству, а его гражданам.

В Галичине необходимо было отказаться от мысли заставить всю Украину «розмовлять українською» (говорить по-украински). Во-первых, это еще никогда и никому не удавалось, а превращалось в политические манипуляции. Во-вторых (и это гораздо серьезнее), уже давно пора понять, что русский язык не мешает государственности Украины. Русскоязычные украинцы Донбасса или Одессы не собирались бы бежать на Восток, если бы к их требованию о статусе русского языка относились с уважением и пониманием. И не надо для этого объявлять во Львове день русского языка. Это просто смешно. Речь идет не о разговорном, а об официальном языке. Между этими понятиями есть разница.

Ошибочна и идея о том, что рядом с русским украинский язык умрет. Если он не умер за семьдесят советских и двести царских лет, когда его сфера применения сознательно ограничивалась, то почему он должен умереть в независимой Украине, где его статус охраняется Конституцией? Подобная позиция основывается на неверии в свои силы, в свою страну. Для государственного строительства это неприемлемо.

И, наконец, главное. Пока будет всплывать вопрос языка, реальных реформ и создания современного и эффективного государства не будет. Пока регионы (тем более в таком чувствительном вопросе) не поймут, что они равны (горизонтальны), то политическая реформа Украины продолжит буксовать.

История, культура и язык вполне могут разделять украинцев на южных, восточных, западных и центральных. Само по себе это не проблема. Опыт украинского парламентаризма совершенно определенно говорит о том, что разлом между западными и восточными областями не переходит в устойчивый раскол между западной и восточной политическими элитами. При всех сложностях они готовы договариваться, и даже неразбериха последнего времени не уничтожила эту способность.

Преодоление национального раскола – процесс, который проходили многие страны. Можно поинтересоваться, как США пережили последствия кровопролитной Гражданской войны между Севером и Югом. Куда исчез рейтинг еще недавно всесильного и настроенного на выход из Канады Квебекского блока? И более близкий пример – как управлять Германией, если в Восточном Берлине левые (наследники гэдээровской СЕПГ) получают по 40% голосов, а в восточных землях – по 25 процентов?

Однако все это невозможно без полномасштабной политической реформы, которая включала бы в себя и административную, и территориальную составляющие. Сейчас, кажется, временные украинские власти поняли, что язык – это самая маленькая плата за стабильность. Но, возможно, уже поздно.

После февральской революции и без Крыма

Новые украинские власти вообще пытаются самоустраниться от принятия каких-либо обязывающих решений и переложить ситуацию на западных партнеров. Но жизнь продолжится, и никакой Запад, даже коллективный и пришедший к консенсусу по поводу Украины, не создаст работающую политическую систему, не сможет нарисовать схему взаимоотношений между регионами, регионов с центром. Это можно сделать только самостоятельно, причем решение придется принимать быстро. Ажитация вокруг Крыма и юго-востока способна отвлечь общественное мнение от повседневных проблем, но ненадолго. Западные деньги, которых в любом случае не будет слишком много, создадут только анестезирующий эффект.

Любые западные санкции лишь усилят российскую решимость и понимание, что «другого пути не было». Создается впечатление, что в Киеве не знают, как жить, после того как «Крым ушел». А жить придется, и с Россией придется выстраивать отношения. Вне зависимости от развития ситуации Украина не сможет надолго удержать к себе исключительное внимание со стороны Запада.

Разумеется, часть нынешней элиты хотела бы видеть в качестве решения вариант, при котором Запад несет постоянную ответственность за Украину, включая членство в НАТО и ЕС. Но на такого рода интеграцию у Запада просто нет средств. И вообще на Западе не любят «хронических пациентов», тем более достаточно больших. Те, у кого есть иллюзии, могут посмотреть, как Румынию и Болгарию «принимают» в Шенген. Уже семь лет.

Вообще, чем достойнее Украина перенесет потерю Крыма, тем легче ей будет встраиваться в новую «постреволюционную» реальность. Крым никогда не был, не является и не будет ядерной частью украинской государственности. Нелепо делать вид, что Крым за 23 года независимости «стал Украиной». Не стал, никогда не чувствовал себя частью Украины и имеет право сам решать свою судьбу. В этих обстоятельствах Киев не должен излишне фокусироваться на положении в Крыму. Это угрожает тем, что ситуация повторится. Сначала на Востоке, а потом, возможно, и на Юге.

Уже сейчас обстановка на востоке Украины вышла из-под контроля. Любые реальные репрессии по отношению к пророссийским активистам не приведут к «исправлению» положения дел. Они (это стандартная ситуация) уже привели к тому, что умеренные на юге и востоке утратили возможность говорить от имени своих регионов, своих избирателей. Кстати, Янукович никогда и не пытался «закрыть» западноукраинских активистов, хотя те доставляли ему беспокойство. Запад тоже должен это помнить, когда говорит о демократии на Украине и о правах различных регионов на свою самостоятельность и представительство во власти.

Необходимо искать компромисс и делать это достаточно быстро. Причем суть компромисса не в переговорах Украины и России. Все сложнее и проще. Украине придется разговаривать с Украиной. А Запад и Россия могут выступить в роли арбитров. Арбитров, имеющих противоположные позиции, но одинаково заинтересованных в стабильности.

Горизонтальная идеология

Вместо того чтобы с самого начала заняться строительством жизнеспособного украинского государства, Киев и Запад взялись за сдерживание и наказание России. Новая власть должна была немедленно приступить к переговорам об устройстве Украины с участием реальных лидеров регионов. До проведения выборов и до появления нового президента.

На такие переговоры Россия всегда была согласна, но только их никто не предлагал. Возможно, Запад и не возражает против каких-то дополнительных прав для юга и востока Украины, но прав ограниченных, в отдаленной перспективе и под своим присмотром. А ситуация после 21 февраля 2014 г. начала меняться стремительно, и для диалога пришлось бы пожертвовать позицией победителя. А уже через несколько дней обстоятельства изменились совсем, и пришлось искать хронического виновника. Естественно, в лице России. Ну не себя же в самом деле обвинять…

Женевские переговоры в апреле вроде бы зафиксировали согласие всех заинтересованных сторон на конституционную реформу в направлении децентрализации. Формулы компромисса очевидны. Например. Украина меняет всю государственную структуру, закрепляя за каждым из регионов права, аналогичные швейцарскому кантону. По примеру швейцарской создается коллективная модель управления центральной властью. Коллегиальное президентство, постоянная (практически не зависящая от результатов выборов, но зависящая от регионов) коалиция большинства, официальный статус для русского языка, невступление в ЕС и НАТО, финансовая децентрализация.Все стороны юридически обязательно гарантируют неизменность новой Конституции Украины, неизменность ее территории и прочее. Такой компромисс Россия поддержит, что она подчеркнула и в Женеве. Но Запад должен помнить, что компромисс – это когда с двух сторон. А не только для того, чтобы плавно подвести к легитимации власти, выросшей из Майдана…

Чтобы выжить и сохранить субъектность, Украина должна сформироваться и состояться как горизонтальное государство. Попытка заменить внутренние реформы подписанием соглашений с Западом не поможет. Источником устойчивости и состоятельности страны являются граждане, а не международные организации.

Если брать идеологию на государственном уровне, то наиболее показательны отличия Бельгии и Швейцарии. В Швейцарии представителям разных этнических групп удалось создать общество с близким для всех пониманием национального интереса, а в Бельгии нет.

После реформы Бельгия оказалась разделена по этническому признаку. При этом никакой обязывающей  формулы, которая подробно регламентирует создание центрального правительства, нет. Отсюда многомесячные и часто безрезультатные консультации по формированию кабинета в Брюсселе. И хотя правительство обязано включать в себя представителей валлонских и фламандских партий, его создает, скажем, не победитель выборов во Фландрии, а тот, кто занял второе место, но договорился с победителем во франкоговорящей части страны. Формальный принцип соблюден, однако фламандцы недовольны.

В Швейцарии все наоборот. Там фактически много «маленьких Германий, Франций и Италий», при этом очень жесткая, фиксированная формула создания федерального правительства. Оно равноудалено от кантонов, этнических групп и даже партий, но все победители выборов в обязательном порядке представлены, что обеспечивает легитимность. Пространство для торга, конечно, есть, но он не подрывает политический процесс.

То есть этнические разломы могут гораздо меньше повлиять на структуру и работу власти в целом. Итог – у государственных машин совершенно разная эффективность.

Пойдем еще дальше. В 1996 г. в Швейцарии прошел референдум о придании романшскому (одному из ретороманских языков) статуса официального на всей территории Швейцарии, а не только кантона Граубюнден (Гризон), где романши собственно и проживают. Политические партии Швейцарии поддерживали референдум, и он вполне естественно закончился положительно для романшского языка.

Все кантоны проголосовали «за». Франко- и италоговорящие – с несколько большим процентом (80–85), германоговорящие – с меньшим (65–70). Но самый маленький процент (примерно 46–48) романшский язык получил в германоговорящих селах (это преимущественно вальзеры), находящихся внутри «романшской этнической территории» кантона Граубюнден (южная часть кантона).

Этот малоизвестный пример показывает простую вещь. Никакого «нового человека», «новую историческую общность» в Швейцарии не создали. И в Граубюндене, и во всех остальных местах любая этническая (этнокультурная) группа ревниво относится к повышению статуса соседней с ней этнической группы. Такова жизнь, и это один из ее универсальных законов. Но, кроме естественных чувств или эмоций, в Швейцарии есть еще консолидированная позиция политической элиты, которая сводится к элементарным вещам:

  • в стране не должно быть изгоев, какими бы красивыми словами это ни называлось;
  • все изначально имеют равные права, и если исторически сложилось так, что они не соблюдены, то это нужно исправить;
  • придание национального статуса языку меньшинства соответствует пониманию успеха, видению перспективы, которое должно быть важным для любого швейцарца. Это ощущение, которое можно назвать «единством в различии».

Кстати, другим важнейшим элементом функционирования столь сложносоставного государства, как Швейцария, является широкое применение принципа прямой демократии. На референдум – от общенационального до местного, на уровне муниципалитета, выносится любой мало-мальски существенный вопрос.

Все это актуально и для Украины. Без тщательно продуманной модели устройства государства и скрупулезного учета всех мнений и интересов риторика насчет «национального прорыва», «национальной революции», «покращення» (улучшения) и прочие эрзац-идеологии бессмысленны. Их цель – либо сиюминутные потребности, либо исторический реванш. Реально в политике невозможный и к перспективе никакого отношения не имеющий.

Содержание номера
Этажом выше
Фёдор Лукьянов
Разворот через сплошную
Европа и Россия: не допустить новой «холодной войны»
Сергей Караганов
Многомерный кризис
Виталий Наумкин
Крым и Юпитер
Кирилл Телин
Российская трансформация
Границы русского мира
Игорь Зевелёв
Разные реальности
Игорь Окунев
Мировое устройство
Сила, мораль, справедливость
Тимофей Бордачёв
Возвращение геополитики
Уолтер Рассел Мид
Почему Украину надо отдать России
Дмитрий Шляпентох
Круги на воде
Два мира – два права?
Рейн Мюллерсон
Верхушка айсберга
Фрэнсис Корнегей
Благожелательный баланс
Василий Кашин
«Финляндизация» постсоветского пространства
Сергей Минасян
Украина: деконструкция
Крымский узел. Что привело к «русской весне»-2014?
Андрей Мальгин
Горизонтальная Украина
Владимир Брутер, Вячеслав Игрунов
Как спасти Украину
Кит Дарден
Энергетическое оружие
Конкурентное преимущество Америки в энергетике
Роберт Блэквилл
Политическая геология
Дмитрий Грушевенко, Светлана Мельникова
Стратегические активы
Морская мощь на фоне политической бури
Прохор Тебин
Сможет ли Киев создать атомную бомбу?
Олег Барабанов