Диверсия на трубопроводах «Северный поток» – случай рукотворный. Как это повлияет на будущее отрасли стратегического значения? Об этом Фёдор Лукьянов поговорил с Валерием Бесселем, профессором РГУ нефти и газа имени Губкина, специально для передачи «Международное обозрение». Публикуем полную версию беседы.
– Насколько фактор физической устойчивости, безопасности закладывается при строительстве подобных объектов инфраструктуры? Проще говоря, что они должны выдержать?
– Такие объекты выдерживают практически всё. При их проектировании учитывается нагрузка, возникающая при сжатии, разрыве, сдвиге, которые могут произойти во время движения льда при условии неглубокого шельфа. Трубы должны выдерживать нагрузки в том числе и в случае случайного соприкосновения трубы и якорной цепи – всё просчитано и резервировано многократно.
– Считается, что не нужно учитывать фактор военного, диверсионного воздействия?
– Этот фактор трудно учитывать. СССР проектировал систему транспортировки газа с учётом возможного ядерного удара. Но не с той точки зрения, что труба выдержит ядерный удар, а в том смысле, что будет возможность переключиться на параллельные трубы – на земле это делать проще, чем в воде.
На самом деле, всё учесть невозможно. Четыре-пять лет назад в Швеции вышла книга, по-моему, она называлась «Возможности борьбы с подводными трубопроводами». Помню, после её публикации я дискутировал с иностранными коллегами и поделился с ними мыслью, что торпедировать танкер-газовоз значительно проще, чем взорвать газопровод.
– А с какой целью была написана книга? На волне «зелёного перехода»?
– Я не знаю, что автор имел в виду, наверное, само разрушение газопроводов. Но таких прецедентов в истории до нынешних событий не было.
– Существуют ли какие-то международные договорённости, документы, регламентирующие энергетическую безопасность в прямом, физическом смысле?
– Насколько я знаю, пока таких документов нет. Эксплуатация газопровода осуществляется в соответствии с контрактом, подписанным с управляющей компанией “Nord Stream” со швейцарской юрисдикцией, и в соответствии с законодательством стран, через территориальные воды которых трубопровод проходит – России, Финляндии, Швеции, Дании, Германии. Смысла в подготовке каких-то особых договорённостей, насколько я помню, не было.
– В этой сфере нет каких-то больших международных договоров?
– Думаю, каких-то специальных договорённостей нет. Всё это делается в рамках некой договорной концепции безопасности в рамках ЕС.
– Повреждения газопроводов произошли в территориальных зонах Швеции и Дании. Эти страны несут ответственность за безопасность газопровода или они просто наблюдают?
– Я бы сказал, что эти страны обязаны нести ответственность за безопасность, потому что сами заинтересованы в работе газопровода. В частности, они являются покупателями продукта. Но есть одно маленькое «но» – сейчас настолько беспредельно нарушаются все законы, что об этом просто никто не думает.
– Существует ли своя специфика у разных объектов? Допустим, отличается ли «Северный поток» от «Голубого потока» или «Турецкого потока», норвежских и британских газопроводов?
– Реализация каждого проекта предполагает учёт технических факторов – глубина воды, которая определяет давление, агрессивность воды. Балтийское море всё-таки менее солёное, чем Чёрное, которое отличается не только повышенной концентрацией соли, но и колоссальным количеством сероводорода. Всё это технические и технологические факторы, они принимаются во внимание при проектировании каждого газопровода.
– Если представить взрыв газовоза, гигантского судна, наполненного газом, в воображении возникает совершенно апокалиптическая картина. Я понимаю, что таких прецедентов не было, но, наверное, сейчас стоило бы уже задуматься о подобном.
– Есть такое понятие – ламинарная скорость истечения метана. Эта скорость не такая уж высокая, у метана есть какая-никакая вязкость, поэтому, чтобы сформировать гремучую смесь, потребуется время. Да, взрыв произойдёт, но последствия наступят не сразу. После того как газ начнёт вытекать, у команды будет какое-то время, чтобы покинуть судно. Тем не менее нет ничего хорошего в том, что начало происходить. Создан прецедент. Такого раньше не было, в этом и заключается опасность.
– Из относительно недавнего – года три назад в Бейруте взорвался склад с селитрой, было ощущение конца света.
– Да, если говорить с точки зрения химии, селитра при низких температурах, при 20–30 градусах, способна выделять кислород в свободную фазу и становиться взрывоопасной. При ненадлежащих условиях длительного хранения такое бывает. В случае с газовозом я не в состоянии быстро посчитать силу взрыва, но тоже мало не покажется.
– Получается, что сегодня последней ниткой, связывающей Россию и Западную Европу, являются газопроводы, идущие через Украину.
– Нет, не забывайте о «Турецком потоке». Кроме того, есть газопровод, идущий через территорию Польши. По сравнению с украинскими он является относительно новым. «Союз» был запущен в 1980 г., в 1984 г. начал работу «Уренгой – Помары – Ужгород». Через Белоруссию и Польшу газопровод запустили только в 2009 году.
– Если говорить об украинских ветках, довольно любопытно, что в условиях интенсивных боевых действий мы ничего не слышали об их повреждениях. Это счастливая случайность?
– Нет, это чистая договорённость. Более того, мы также ничего не слышали о проблемах с эксплуатацией проходящего через территорию Украины нефтепровода «Дружба», который эксплуатируется с 1960 года. Тихо прошла и информация, что мы ещё на пять лет продлили договор о его использовании. Так устроен мир – бытие первично, сознание вторично.
– Наверное, это чуть-чуть успокаивает.
– Я бы сказал, что нужно время, нужно подождать. Все мы сталкивались с ситуацией истероподобного состояния, и в обществе такое состояние возникает. Нужно просто пережить некий кризис, чтобы выйти из него. Я думаю, когда Европа переживёт эту зиму (а переживать её европейцам будет очень тяжело) Европа немножко придёт в себя и поймёт, что нужно договариваться. По общению с моими коллегами, которые проживают в Европе и Америке, знаю, что все понимают – ещё один шаг, и всё, некому будет выяснять, кто прав, кто виноват, надо притормозить.
– Вы полагаете, через какое-то время энергетическое сотрудничество России и Европы возобновится?
– Я не полагаю – я в этом абсолютно уверен.
В чём специфика углеводородного, органического топлива? Дело в том, что значимые запасы углеводородов находятся в десяти-двенадцати странах, а нужны эти запасы всем. Подобный дисбаланс создаёт мощнейшие геополитические изломы. Данная ситуация была всегда и будет всегда. Люди хотят ездить на машинах, летать на самолётах, поэтому все эти вопросы будут рано или поздно решены.
