Длительное время Ближний Восток оставался одной из главных точек притяжения внимания со стороны ведущих мировых акторов, в фокусе которых находились как отдельные государства, так и весь регион в целом. Однако кризис в отношениях России со странами Запада, сохраняющаяся напряжённость в диалоге между Вашингтоном и Пекином, а также целый ворох иных глобальных вызовов и рисков несколько «ухудшили» позиции региона в перечне наиболее актуальных тем международной повестки.
В свою очередь, объективное снижение внимания России, США и ЕС к ближневосточным делам предоставило возможность нарастить политический вес в регионе Китаю, где он всё больше и больше вовлекается во внутренние процессы. Тем не менее последние полтора года Ближний Восток живёт в режиме относительной временной самостоятельности, что можно рассматривать как перспективу повышения субъектности региона и отдельных его государств.
Индикаторы самостоятельности
О росте региональной самостоятельности свидетельствует ряд более и менее очевидных факторов, которые позволяют с относительной уверенностью говорить о том, что Ближний Восток переживает давно несвойственный для себя период автономности в выработке и принятии политических решений.
Одним из таких показателей является позиция большинства стран региона в отношении специальной военной операции (СВО) России на Украине. Так, все арабские государства Ближнего Востока ограничились нейтральной реакцией на события, воспользовавшись дипломатической риторикой с призывами к необходимости поиска политических решений конфликта. Большую активность на украинском направлении проявляют Израиль, Иран и Турция.
Однако действия Иерусалима свелись к заявлениям некоторых официальных лиц страны о готовности к оказанию некой ограниченной и неуточнённой военной помощи Киеву, а также к выдаче лицензий на экспорт для возможной продажи Украине систем противодействия беспилотникам. Вместе с тем, премьер-министр Биньямин Нетаньяху заявил, что существует значительный риск того, что любое израильское оружие, отправленное на Украину, может быстро оказаться в руках Ирана и его партнёров через чёрные рынки – это подтверждают многочисленные сообщения о том, что значительное количество арсеналов, направляемых в восточноевропейскую страну, было продано украинскими официальными лицами. Нетаньяху также исключил снабжение Украины системой противоракетной обороны «Железный купол», подтвердив озабоченность Израиля тем, что эта жизненно важная технология может попасть в руки Тегерана.
Турция использует СВО на Украине для получения максимально возможных военно-политических и экономических дивидендов, постоянно маневрируя между участниками конфликта. Следовательно, действия Турции – попытка реализовать свои интересы без привязки к какой-либо из сторон с постоянным дрейфом в направлении конъюнктурных соображений переизбранного турецкого руководства.
Позиция Ирана имеет пророссийскую направленность, что подтверждается тесным диалогом Москвы и Тегерана в военной сфере и экономическом сотрудничестве. Однако иранские власти, как и многие другие государства региона, продвигают идею о необходимости скорейшего прекращения военных действий на Украине.
Таким образом, по сумме факторов Ближний Восток на карте политических предпочтений в отношении СВО на Украине в целом окрашен в нейтральные цвета, что можно рассматривать в качестве индикатора относительной самостоятельности в текущих глобальных процессах и потенциала сохранять по крайней мере номинальную равноудалённость от борьбы великих держав.
Следующим существенным признаком роста автономности ряда ближневосточных государств можно считать позицию стран-экспортёров нефти региона в отношении пределов добычи чёрного золота. Сформированная ещё в 2016 г. регулятивная платформа ОПЕК+ из-за недовольства многих нефтедобывающих стран ценами на мировом нефтяном рынке продолжает активное взаимодействие и в нынешних глобальных реалиях. В апреле 2023 г. ближневосточные члены этой структуры (Саудовская Аравия, ОАЭ, Ирак, Кувейт и Оман) пошли на добровольное сокращение добычи нефти более чем на 1 млн баррелей в сутки с мая до конца года – мера предосторожности, направленная на поддержание стабильности нефтяного рынка. С одной стороны, данные шаги рассматриваются как «игра на стороне России», поскольку позволяют ей сохранять высокий уровень бюджетных доходов от продажи энергоносителей. Но всё же экспортная нефтяная политика некоторых стран Ближнего Востока скорее связана исключительно с собственными интересами и стремлением избежать ситуации, например, 2020 г., когда в разгар пандемии COVID-19 Москва и Эр-Рияд не смогли оперативно договориться о сокращении добычи для стабилизации цен. В ответ Саудовская Аравия наводнила рынок нефтью, обрушив её стоимость и нанеся серьёзный ущерб российским и ближневосточным нефтяным компаниям. Тем не менее альянс устоял, и аналитики в области энергетики предсказывают, что он будет работать, даже несмотря на то, что различные члены ОПЕК+ демонстрируют растущую независимость.
Об этом, в частности, свидетельствует риторика саудовских властей, которые угрожают коренным образом изменить сложившиеся десятилетиями американо-саудовские отношения и наложить значительные экономические издержки на Соединённые Штаты. Всё это стало результатом длительного охлаждения саудовско-американских отношений (например, дело Хашогги) и недавних выступлений президента Джо Байдена, который пообещал «последствия» Саудовской Аравии за её решение сократить добычу нефти на фоне высоких цен на энергоносители и приближающихся выборов в США. Помимо этого, нефтяные государства Ближнего Востока опасаются давления на них со стороны Белого дома. Так, когда в прошлом году Соединённые Штаты и европейские страны ввели верхний предел цен на экспорт российской нефти, Саудовская Аравия и другие страны региона, производящие энергоносители, расценили этот шаг как потенциальную угрозу, политику, которая может быть использована для сокращения их прибылей в будущем.
Нормализацию ирано-саудовских отношений также уместно рассматривать в качестве одного из «последствий» смещения повестки в глобальной политике. «Пекинские соглашения», подписанные Тегераном и Эр-Риядом в марте 2023 г., знаковое событие для всего Ближнего Востока, поскольку позволяет пересмотреть всю региональную систему международных отношений, которая долгое время развивалась вокруг формирования антииранского альянса. Так, «Соглашения Авраама» от 2020 г. подвели черту под длительным переговорным процессом между Израилем и некоторыми арабскими государствами, принявшими решение нормализовать диалог с Иерусалимом. Произошедшее фактически стало попыткой полноценного внедрения Израиля в инициированный ещё в 2004 г. Вашингтоном масштабный политико-географический и экономический проект «Большого Ближнего Востока». Некоторые рассматривали этот шаг как имплементацию выдвинутой в 1993 г. тогдашним министром иностранных дел Израиля Шимоном Пересом формулы «нефть Персидского залива + египетская рабочая сила + турецкая вода + арабские капиталы + израильские мозги = так называемый Новый Ближний Восток» – с адаптацией к новым реалиям, где главным региональным изгоем должен был стать Иран.
Однако дипломатический прорыв в ирано-саудовских отношениях может в корне изменить векторы межгосударственного взаимодействия на Ближнем Востоке. При этом указанная инициатива, несмотря на то, что активно поддерживается Россией и Китаем, всё-таки больше говорит о росте самостоятельности региональных игроков, которые, возможно, осуществили переоценку собственных интересов в пользу поиска оптимального баланса. Центральным элементом этой системы в состоянии стать Саудовская Аравия, которая имеет прямое отношение к «Соглашениям Авраама» и является непосредственной стороной «Пекинских соглашений». К тому же наличие двух треков нормализации отношений, если не удастся сохранить каждый из них, может позволить облегчить переход Ближнего Востока к более осязаемому конструкту региональной безопасности – выбор одной из сторон в ирано-израильском противостоянии или сохранение нейтралитета со ссылкой на существующие договорённости. Последнее, вероятно, будет содействовать опциональности в диалоге, с теми же США, которые в случае усугубления сложных отношений между Иерусалимом и Тегераном могут потребовать от части ближневосточных государств вовлечения в конфликт на стороне Израиля.
Косвенными индикаторами роста автономности является и ситуация в Израиле и Турции, которые пережили сложный электоральный цикл. Мы наблюдаем актуализацию палестинского вопроса в связи с вхождением после выборов 2022 г. в состав израильского кабинета министров страны ультраправых политиков. Их риторика вызывает негативную реакцию со стороны арабских государств. Например, заявления министра финансов Израиля Бецалель Смотрич о том, что «нет такого понятия, как палестинский народ», ожидаемо спровоцировали шквал критики со стороны многих официальных лиц ближневосточных государств. Новый виток палестино-израильского конфликта грозит перерасти в новую «интифаду» и затронуть соседние арабские страны, которые осудили «чрезмерные» действия Иерусалима в отношении мусульман-палестинцев во время последнего священного месяца Рамадан и военную операцию на территории сектора Газа. Частью экспертного сообщества шаги Израиля воспринимаются как попытка ускорить решение палестинской проблемы (максимальная оккупации палестинских территорий) «под шумок» глобального передела. Подобная тактика вряд ли может устраивать главного мирового союзника Иерусалима – Вашингтон, который приложил много усилий к нормализации арабо-израильских отношений, вновь испытывающих ощутимую напряжённость из-за последних решений израильских властей.
Выборы в Турции 2023 г., которая и так долгое время пытается играть на уровне крупнейших глобальных акторов, можно рассматривать как лакмус роста устойчивости к внешнему влиянию. Напряжённая президентская гонка, по мнению части политологов, в случае победы Реджепа Тайипа Эрдогана должна была привести к массовым протестам в хорошо апробированных Западом традициях «арабской весны». Однако турецкая политическая система, несмотря на все социально-экономические и военно-политические проблемы, выдержала тест на свою суверенность.
Когда всё закончится…
Несмотря на указанные прямые и косвенные признаки роста самостоятельности Ближнего Востока в международных делах, у неё, очевидно, есть временные пределы. Текущая острая фаза глобального противостояния в кратко- или среднесрочной перспективе приведёт к закреплению новых правил игры в мировой политике. И Ближний Восток через какой-то срок вновь обратит на себя внимание ведущих мировых игроков. Соответственно, основной вопрос заключается в том, как регион будет взаимодействовать с обновлённой внешней средой. Опуская различные прогнозы в этой области, можно выделить некоторые тенденции, которые позволяют говорить, что в целом Ближний Восток склонен к принятию нового многополярного мира.
Во-первых, государства Ближнего Востока будут усиливать незападные международные политические и экономические интеграционные / координационные структуры. Например, в 2023 и 2022 гг. заявку на вступление в БРИКС подал Египет и Иран соответственно. Саудовская Аравия начала переговоры о присоединении к банку БРИКС с возможностью дальнейшего расширения участия в этой организации. Также сообщалось об интересе к БРИКС со стороны Турции и Бахрейна. К этому можно добавить и вступление Ирана в ШОС, что значительно расширяет территориальной охват Шанхайской организации и будет способствовать росту потенциала Тегерана на международной арене.
Во-вторых, на Ближнем Востоке станет на одного активного внешнего актора больше. Китай, который по большей части был сосредоточен на экономическом взаимодействии со странами региона, благодаря своему посредничеству в упомянутых договорённостях о нормализации отношений между Ираном и Саудовской Аравией, нарастил свой политический вес на Ближнем Востоке. Это создаст новые вводные, которые будут влиять на региональные процессы в сфере безопасности и экономики.
В-третьих, снижение роли США на Ближнем Востоке. Американская внешняя политика в регионе при администрации Джо Байдена привела к определённой (само)изоляции и сформировала «вакуум внешних сих», который активно заполняет Китай и будет заполнять Россия. Региональные державы – Иран, Саудовская Аравия, и Турция – будут стремиться добиться большего влияния в бывшей зоне интересов США.
В-четвёртых, вырастет роль России на Ближнем Востоке как ключевого элемента обеспечения продовольственной безопасности региона, столкнувшегося с большими проблемами в доступе, например, к зерну после начала СВО на Украине.
В-пятых, изменение логистического облика Ближнего Востока вместе с реализаций международного транспортного коридора «Север – Юг», способного в значительной степени снизить роль традиционных региональных транспортных артерий (Суэцкий канал, Баб-эль-Мандебский пролив, Ормузский пролив).
Данные тенденции видятся наиболее вероятными с ситуации закрепления норм многополярного мирового порядка, хотя, безусловно, спектр различных направлений развития Ближнего Востока чрезвычайно обширен и может корректироваться в зависимости от конкретного исторического момента.
***
Подводя итог, нынешнее положение дел Ближнего Востока можно охарактеризовать как «передышку» от участия ведущих международных игроков в его делах. Уже очевидно, что часть стран региона пытается пересмотреть и переосмыслить свои интересы без оглядки на внешнее давление. Ближневосточные страны получают возможность автономно подготовиться к ожидающим их новым мирополитическим реалиям, находясь над схваткой. Расширение внешних участников ближневосточных процессов усиливает конкурентную среду в регионе, что может способствовать более свободному маневрированию между внерегиональными акторами. Наконец, ряд государств региона имеют потенциал для оформления и последующего продвижения своих амбиций на глобальном уровне.
