Россия в глобальной политике

Это сокращенная и переработанная версия исследования по устойчивым системам стратегических взглядов на Россию в США. Полный текст: Сафранчук И.А. Устойчивые системы стратегических взглядов на Россию в американском экспертном сообществе // Вестник МГИМО Университета. 2015. № 6 (45).

Выборы президента Соединенных Штатов, особенно когда действующий глава государства уже не баллотируется и смена первого лица, администрации и политической линии гарантирована, всегда порождают разговор о возможности «перевернуть страницу» в тех или иных вопросах. Российско-американские отношения достигли сегодня низшего уровня со времени холодной войны, а может быть и за более длительный период. Однако ожидать улучшения с приходом в Белый дом нового хозяина не приходится. Атмосфера для этого совсем неподходящая.

Четыре взгляда

В Америке доминируют два подхода к российской политике – скептический и алармистский. Еще одну устойчивую группу составляют реалисты, но их влияние ограниченно. Малочисленные сторонники сотрудничества без условий практически никак не влияют на курс. Располагаются все эти системы взглядов на двух полях составленной нами матрицы (схема № 1): сторонники безусловного сотрудничества, реалисты и скептики – на поле «Россия должна была бы стать партнером/другом, но этого не получается», алармисты – на поле «Россия – соперник/враг, и это получается (разворачивается открытое противостояние)».

Базовые положения скептиков сводятся к тому, что Россия не стала партнером США из-за незаконченности внутренних реформ. Одновременно они полагают, что врагом Россия тоже не станет (это отличает их от алармистов). После 2012 г., когда Владимир Путин вернулся на пост президента, скептики стали все в большей степени персонифицировать «российский вопрос». Проблема незавершенности реформ сводится для них если и не полностью, то в значительной степени к фигуре президента. С 2014 г. после введения санкций и на фоне негативных тенденций в отечественной экономике скептики стали формулировать идеи об «упадке России», который видится им устойчивым трендом. При этом в их интерпретации активность Москвы в международных делах является следствием не силы, а слабости: не справляясь с проблемами внутреннего развития, Кремль компенсирует это активными (в их трактовке – агрессивными) действиями на внешней арене. В результате на практическом уровне они предлагают политику «управления упадком России» (to manage Russia’s decline), которая сводится к тому, чтобы: 1) всячески осложнять жизнь представителям российской элиты и делать это более или менее пропорционально их предполагаемой близости к главе государства; 2) наблюдать за «упадком России» и ждать критической точки, когда страна будет готова к существенной корректировке внутреннего и внешнего курса (признается, что на это потребуется неопределенный период времени – от года до примерно десяти, но коллапс нынешней системы власти видится скептикам неизбежным, и они ожидают его в любой момент на этом отрезке времени), сохранять постоянную готовность к переменам и осторожно их стимулировать посредством «мягкой силы»; 3) пока не произойдет то, чего ждут в предыдущем пункте, необходимо активно сдерживать российские внешнеполитические проекты. Образно говоря, скептики считают, что Россия «больна» (неправильное направление внутреннего развития), эта «болезнь» будет обостряться, и надо оставить ее наедине с этим «недугом» в ожидании ослабления, но не дать России «заразить» других. Скептики скорее воспринимают Россию как помеху, нежели как угрозу.

Алармизм получил большое развитие после 2008 г., когда и в России, и в США убедились в том, что оправдываются худшие ожидания в отношении друг друга. Эта группа усилилась на фоне украинского кризиса. Алармисты полагают, что Россия находится на подъеме: внутренняя система достаточно прочна, а внешняя политика все более напориста. Подчеркнем: алармисты настроены критически по отношению к системе власти в России, но считают ее достаточно эффективной и стимулирующей геополитические устремления. Поэтому на практическом уровне алармисты предлагают политику активного и широкого противодействия. Алармисты при этом исходят из соображения, что современная Россия в экономическом и военном плане слабее, чем был Советский Союз, а Соединенные Штаты, наоборот, – сильнее, чем во времена холодной войны. Поэтому нужно действовать максимально решительно, и тогда с Россией можно будет справиться, то есть заставить ее отказаться от геополитических амбиций. Расширение противоборства выгодно США: надо активно «прессинговать» Москву, расширяя географию и повышая интенсивность соперничества; чем масштабнее будет конфликт (естественно, на доядерном уровне и без прямого столкновения), тем больше будут проявляться преимущества Соединенных Штатов.

Реалисты исходят из того, что тратить время и силы на попытки изменить Россию или пассивное ожидание таких изменений нецелесообразно. При этом реалисты не против внутриполитических изменений здесь, они просто не считают, что их достижение должно быть целью американской внешней политики. Реалисты полагают, что Россия стала сильнее, а это объективно меняет условия для отношений. Надо искать решения на нынешнем уровне баланса сил за счет разменов с учетом обоюдных интересов, а не пытаться кардинально трансформировать сложившиеся условия. При этом в определенной степени такая позиция проистекает из того, что в мире есть более важные проблемы, чем Путин лично или Россия в целом. Нужно формировать новые региональные порядки, думать о том, каким будет мир с учетом развития новых технологий, в общем – строить будущее, а не замыкаться на проблемах прошлого. А поскольку Россия неминуемо будет важной частью быстро меняющегося мира, ее нельзя игнорировать. Реалисты предлагают варианты разменов практически по всем сложным вопросам, в том числе по «украинскому кризису», однако признают, что воплотить их в жизнь сейчас невозможно из-за неготовности политиков принять такие решения. Это ни в коей мере не означает, что реалисты готовы во всем соглашаться с Москвой, но они по крайней мере расположены говорить и торговаться.

Сторонники сотрудничества без условий признают принцип равноправия в отношениях с Россией. Они, как правило, очень критически оценивают официальную политику США, особенно в той ее части, которая ведется в соответствии с рекомендациями алармистов. Поэтому сторонники сотрудничества без условий находятся в постоянной жесткой оппозиции, прежде всего к алармистам, в дискуссиях об американских действиях. Сторонники сотрудничества без условий позитивно или нейтрально высказываются о российской внешней и внутренней политике, что отличает их и от алармистов, и от скептиков.

Основные моменты позиций скептиков, алармистов, реалистов и сторонников сотрудничества без условий суммированы в таблице № 1.

 Неформальные коалиции

Важно не только то, какие подходы у каждой из обозначенных систем взглядов, но и как они взаимодействуют между собой в процессе дискуссий.

Алармисты и скептики формируют базовые решения на российском направлении для американской администрации не только потому, что представляют две самые большие школы. Несмотря на важные отличия в позициях, у них есть общее основание – критическое отношение, неприятие современной России. Это позволяет им найти компромисс и по целям, которые в конечном счете сводятся к тому, чтобы ограничить геополитические амбиции Москвы. Но алармисты и скептики расходятся в рекомендациях относительно средств и методов практической политики. Здесь компромисс невозможен, и на практике компромиссом становится то, что одновременно осуществляются обе программы: и то, что предлагают алармисты – жестко прессинговать Россию и раздувать конфликты, и то, за что ратуют скептики – брать Россию «в осаду» и сдерживать ее внешнеполитические инициативы.

Реалисты не могут сейчас сравниться по своему влиянию ни с алармистами, ни со скептиками. Скептики прочно утвердили тезис о том, что «Россия разочаровала». Поэтому аргументы о том, что и с ней можно иметь дело, трудно отстаивать на уровне политических дискуссий. Алармисты апеллируют к «классике»: недопустимо, что кто-то открыто бросает вызов Соединенным Штатам. Риторика же российских официальных лиц зачастую воспринимается именно как попытка это сделать. Утверждение реалистов, что надо взаимодействовать с Россией, какая она есть, разбивается о постулат алармистов о недопустимости оставить без жесткого ответа попытку Москвы усомниться во власти Америки. Таким образом, базовые позиции алармистов и скептиков вписываются в пространство допустимого в американских политических кругах, а базовая позиция реалистов выходит за рамки политически допустимого в Вашингтоне (хотя в Нью-Йорке с участием деловых кругов воспринимается лучше).

Тезисы реалистов как бы «размываются» в дискуссиях с алармистами и скептиками. Две последние группы находят компромисс между собой по целям, но спорят о методах (на практике реализуя оба набора методических рекомендаций). Реалисты же не согласны и с алармистами, и со скептиками относительно целей (и этот спор пока полностью проигрывают), но в силу природы своих взглядов не идут на слишком острый спор насчет методов. Одни реалисты лишь ставят вопросы относительно масштабов и границ использования подходов алармистов и скептиков, доказывая, что «осада» или прессинг России не должны становиться самоцелью, то есть нужны обозначенные границы, за которыми целесообразно переходить к переговорам. Другие – доказывают, что если уж холодная война началась, надо думать о том, как пережить ее с минимальными потерями: сделать ее по возможности короткой и безопасной. Аргументы подобного рода создают некоторую общую базу для таких реалистов и сторонников сотрудничества без условий. Но в большей степени реалисты склоняются к молчаливому согласию с методами скептиков (которые тоже хотят взять Россию в осаду с минимальными рисками и поэтому придерживают рвущихся в бой алармистов). В результате реалисты не имеют политической силы, чтобы спорить со скептиками и алармистами относительно базовых целей, а спор по методам для одних реалистов не является приоритетным, а другие пытаются занимать в нем промежуточные позиции (ближе к скептикам).

Сторонники сотрудничества без условий не согласны ни с целями, ни с методами. Однако в своих нападках на алармистов и скептиков относительно целей политики они не находят поддержки у реалистов. Реалисты и так чувствуют себя некомфортно, оказавшись за пределами политически приемлемого в Вашингтоне, поскольку заинтересованы не в критике текущей политики, а в возвращении влияния на практический курс вообще. Сторонники же сотрудничества без условий гораздо больше, чем реалисты, выходят за рамки политически приемлемого в Вашингтоне. Поэтому в дискуссиях о целях политики в отношении России реалисты дистанцируются от приверженцев безусловного сотрудничества (хотя по сути вопроса между ними возможен компромисс и интеллектуальная коалиция) ради сохранения надежды на расширение своего общего влияния. В критике методов американской политики сторонники сотрудничества без условий имеют еще меньше оснований рассчитывать на поддержку реалистов, поскольку, как сказано выше, реалисты дистанцируются от спора о методах. Сторонники же сотрудничества без условий готовы активно обсуждать методы (особенно с алармистами), но не могут вклиниться в соответствующий диалог алармистов и скептиков. Адептов сотрудничества вывели в разряд маргиналов «на полях» основных дискуссий в Вашингтоне. И это очень выгодно алармистам. Если по каким-то пунктам они подвергаются критике сторонников безусловного сотрудничества со свойственных последним позиций, по тем же пунктам критика со стороны скептиков и реалистов смягчается (чтобы им дистанцироваться от сторонников сотрудничества без условий).

Таким образом, сторонники сотрудничества без условий хранят набор позитивных тезисов относительно России, но не оказывают влияния не только на практическую политику, но и на содержание дискуссий в Вашингтоне. Впрочем, их позиция имеет определенное значение: парадоксальным образом помогает алармистам (вопреки желанию приверженцев сотрудничества).

Скромный потенциал изменений

Ситуация в Вашингтоне, при которой доминируют взгляды алармистов и скептиков, России невыгодна. Неудачи скептиков будут усиливать позиции алармистов и наоборот; пока непонятно, в какой точке и при каких условиях обсуждение курса в отношении России может выйти из этой дихотомии. При этом ни алармисты, ни скептики не смогут монополизировать повестку дня. Между ними сложилось примерное равенство сил. Также поддержанию баланса служит то, что в американской столице достаточно много экспертов находятся вне доминирующих устойчивых систем взглядов. При этом они не формируют новые «школы»: просто не присоединяются к существующим, выдерживая нейтралитет по отношению к скептикам и алармистам, лавируя между ними и нащупывая компромиссные позиции. То есть в американском экспертном сообществе существует определенный запрос на корректировку сложившегося интеллектуального пространства и формирование новых взглядов. Но темпы реализации такого запроса предсказать сложно. Баланс между скептиками и алармистами при значимом числе «нейтральных экспертов» создает условия для более широкого применения реализма, к которому могут все в большей степени тяготеть «нейтральные».

При смене администрации в 2017 г. наверняка возникнет импульс к пересмотру отношений с Россией. Однако его может оказаться недостаточно для преодоления уже в ближайшие годы сложившейся системы взглядов. Поэтому вероятно, что, несмотря на возможный рост влияния реалистов, алармисты и скептики будут определять американскую политику в отношении России еще один политический цикл.