Журнал «Россия в глобальной политике» завершает серию публикаций под рубрикой «Руководство к действию». В этой рубрике на протяжении нескольких месяцев мы рассматривали текущие события с позиций одной из доминирующих школ международных отношений. Нашим читателям мы предоставляли возможность выбирать, чья теория убедительнее интерпретирует события современной политики. Надеемся, все нашли подход по душе. Закрытие рубрики и наступление века Азии отметим статьёй Чэнь Канлина, у которого синоцентричный взгляд на международные отношения.
Международные отношения (МО) традиционно были евроцентричной сферой исследований, которая в основном касалась истории и опыта европейских (особенно западноевропейских) стран в установлении, поддержании и коррекции мирового порядка. Они неразрывно связаны с той ролью, которую играли эти страны и их преемницы.
Как отмечают специалисты по МО Барри Бузан и Ричард Литтл в своём труде «Системы международных отношений в мировой истории: перестройка изучения международных отношений» (International Systems in World History: Remaking the Study of International Relations), сегодня развитие теории МО сдерживается так называемой вестфальской смирительной рубашкой. Как следствие – культурно-исторические перспективы, не совместимые с западной практикой, по сути, изгоняются из теорий МО. Чтобы разработать по-настоящему значимую мировую историю системы международных отношений, необходимо полностью переосмыслить подход к концептуализации системы МО.
По мнению Бузана и Литтла, есть две проблемы с господствующими сегодня системами концептуализации. «Во-первых, они так сильно напоминают вестфальскую систему международных отношений, что не способны охватить огромные отрезки мировой истории, когда системы МО принимали совершенно иную форму. Во-вторых, ранее существовавшие системы МО отражены только в вестфальской модели, потому что концептуализация самой сути системы МО определяется очень узко».
К сожалению, нарративы о международных отношениях сравнительно плохо или недостаточно изучены во всей пространственно-временной истории человечества, поскольку это считалось прерогативой специалистов по мировой истории и истории цивилизаций. Вполне естественно, что как бурно развивающаяся общественная наука исследования МО не только должны углубляться в эту проблематику, но также разбирать все вопросы в свете логики, размышлений и методологии, свойственных этой дисциплине.
Поскольку в каждой дисциплине акцент делается на конкретной области исследований, в таком предмете, как МО, следует уделять больше внимания находкам и открытиям смежных дисциплин, например, истории. В результате, опираясь на анализ, описание и объяснение международных проблем, актуальные исследования могли бы пролить свет на общие проблемы, обогащая существующие теории МО разгадкой присущих этой дисциплине законов и ключевых механизмов.
Очевидно, что изучение исторического опыта Восточной Азии по мере того, как система международных отношений позволяет нам глубже понять нашу современную геополитическую систему, а также исследование этих отношений в ясном историческом контексте, – может дать нам новое понимание современных проблем.
Синоцентричный взгляд на порядок в Восточной Азии, учитывающий, прежде всего, историю и опыт стран Восточной Азии (особенно Китая) в создании, поддержании и корректировке мирового порядка, становится сегодня всё более актуальным. Это объясняется, прежде всего, ведущей ролью Китая как крупной державы, а также «сдвигом мировой силы и мощи с Запада на Восток», по словам Кристофера Лейна.
За пределами даннической системы
Синоцентричность в исследованиях МО восходит к концепции «китайского миропорядка», предложенной синологом Джоном Фэрбэнком и выражающейся во взглядах на товарный обмен и каналы связи, поддерживаемые так называемой «даннической системой».
Фэрбэнк признает, что данническая система или передача дани «варварами» была «знаком их допуска к цивилизации Срединной империи. Дань в этой системе была не унижением или позором, а благом и привилегией». Эта практика представляла собой механизм, посредством которого так называемые варварские регионы, находившиеся за пределами Китайской империи, допускались в синоцентричный космос. Некоторые считают это китайское видение МО обособленным, отсталым и недальновидным. Они полагают, что классическая китайская стратегия защиты даннической системы не обеспечивает должного руководства для правильного реагирования на запросы европейцев, мотивируемых торговыми отношениями, и этим объясняется, почему отношения между Китаем и Западом в XIX веке были чреваты конфликтами.
Как отмечает профессор Джеймс Хевиа, «после появления ориенталистики стало чрезвычайно трудно стоять на позиции пассивного описания или отражения незападных реалий».
Описать, объяснить и проанализировать восточноазиатский порядок со всей его эволюцией и методами работы ни в коем случае не легко и при этом важно. Один из подходов состоит в том, чтобы, используя сильные стороны западных методов, установить связь между методами Востока и Запада, выявив их общие черты и различия в поисках новых горизонтов.
Некоторые исследователи добились прогресса в этом отношении. Например, профессор Дэвид Канг в труде «Восточная Азия до усиления Запада: пять веков торговли и дани» (East Asia before the West: Five Centuries of Trade and Tribute) отмечает, что исторический опыт в Восточной Азии совершенно отличен от европейского опыта, будь то фундаментальные правила или уровень противостояния между ведущими игроками. В «европейской вестфальской» системе акцент делался на формальном равенстве между государствами и политикой баланса сил; для неё также был характерен непрерывный конфликт между странами. В «даннической системе» Восточной Азии подчёркивалось формальное неравенство между государствами и чёткая иерархия, для неё была характерна многовековая стабильность в отношениях между ключевыми участниками, отмечает Канг.
Метод ли чжи
В настоящем исследовании делается попытка исследовать эволюцию традиционного восточноазиатского порядка с точки зрения геополитики и ли чжи, чтобы дать сравнительно полное описание, анализ и объяснение исторической эволюции и мирной стабильности, характерной для восточноазиатского порядка.
Авторы книги стремятся объяснить долговременную стабильность традиционного восточноазиатского порядка (примерно с I до начала ХХ века), а также то, что его историческая эволюция неразрывно связана с изменениями в ли чжи (под «ли» подразумеваются ритуалы, церемонии, вежливость, учтивость, этикет, приличия или протокол, «чжи» означает государственное управление).
В истории Восточной Азии был примечательный период, длившийся восемьдесят лет (1760–1840 гг.), от объединения нации при династии Цин (1644–1911 гг.) до опиумных войн (1840–1842 гг.), это был период, сопоставимый со столетним миром в Европе (1814–1914 гг.) – с окончания наполеоновских войн (1799–1815 гг.) до Первой мировой войны (1914–1918 гг.).
Если Столетний мир был связан в основном со стабильностью и миром за счёт соблюдения принципов баланса сил, в чём тогда логика Восьмидесятилетнего мира в Восточной Азии? Наш вывод состоит в том, что более сильный Китай с более зрелым ли чжи приводит к более мирной и стабильной Восточной Азии. В частности:
- Растущая мощь позволила Китаю укрепить ли чжи на родине и развивать его во внешнем мире.
- Тянься ли (мировое правление, основанное на ли чжи – то же самое, что и международное право для современного западного мира со времён вестфальской системы) находится на этапе нормативной кодификации и организационного процесса, и оно было постепенно принято соседями Китая.
- Принципы ли чжи (самоограничение, взаимность и справедливая война), методы использования силы по логике ли чжи и международные режимы достижения ли чжи хорошо развиты.
- Подтверждение международного авторитета Китая ведет к Pax Li (мир по принципам ли чжи) и длительной стабильности традиционного восточноазиатского порядка.
