Россия в глобальной политике

Инициатива Дональда Трампа «Золотой купол» (Golden Dome) вновь пробудила интерес к попыткам США создать национальную систему противоракетной обороны (ПРО). Многие, включая самого Трампа, сравнивают её со «Звёздными вой­нами» Рейгана, в первую очередь из-за амбициозности и планов развёртывания космических средств перехвата. Однако очередной «подход к снаряду» – часть куда более долгого и практически непрерывного, почти семидесятилетнего, процесса попыток создания стратегической ПРО.

Давний интерес

Американский министр обороны Роберт Макнамара о ПРО: «Система сама по себе уязвима для атаки баллистическими ракетами, и её эффективность может быть снижена из-за использования более совершенных МБР с множеством ложных целей. Насыщение целями – ещё одна проблема, поскольку в ближайшие годы производство МБР станет проще и дешевле. Наконец, это очень дорогая система с точки зрения уровня защиты, которую она может обеспечить. Взвесив все “за” и “против”, мы пришли к выводу, что нам следует на постоянной основе продолжать разработку, тестирование и оценку этой программы, но в данный момент не предпринимать никаких шагов по производству и внедрению системы». 1961 год. Без особых изменений актуально и сегодня.

Не будет преувеличением сказать, что США были одной из первых стран (может быть, и первой), всерьёз заинтересовавшихся созданием специализированных средств ПРО[1]. Первые исследования в направлении создания средств перехвата условных «Фау-2» начались ещё в конце Второй мировой войны, а в марте 1946 г. стартовала программа Thumper по созданию противоракеты, которая должна была «для уничтожения баллистических ракет использовать метод перехвата столкновением»[2]. Удивительно современный подход, хотя с высоты послезнания трудно не улыбнуться, видя оптимизм военных и инженеров тех лет. Сейчас мы знаем, что уверенно перехватывать даже условные «Фау-2» стало возможно гораздо позже, тем более прямым, «кинетическим» попаданием, так называемым hit-to-kill.

В последующие десятилетия Соединённые Штаты, с одной стороны, проявляли к ПРО большой интерес, несравнимый с какой-либо иной страной.

С другой стороны, особенностью «национального подхода» стало постоянное перекраивание, отмена и перезапуск планов.

Первой американской системой перехвата межконтинентальных баллистических ракет (МБР), элементы которой испытывались, а развёртывание всерьёз рассматривалось, стал Nike-Zeus. Сначала как инициативное развитие зенитно-ракетного комплекса (ЗРК), а позднее в качестве программы, поддерживаемой армией США. Работы начались в середине 1950-х годов[3]. Во второй половине десятилетия она стала одной из важнейших и имела тот же статус приоритетности, что и создание самих МБР[4]. В Nike-Zeus предполагалось использовать противоракеты с ядерной боевой частью мощностью 400 килотонн, имевшие дальность перехвата до 400 км (то есть их необходимо было размещать непосредственно у защищаемых объектов и на угрожаемых направлениях). Ракеты полагались на командное наведение – наводились наземным радаром и не имели головки самонаведения (ГСН). В 1961 г. предварительно был одобрен план размещения 70 батарей, в первую очередь вокруг крупных городских агломераций.

 Ещё одним характерным тогда и сейчас фактором американского военного строительства, всегда влиявшим на ПРО, стала активная публичная борьба видов войск за компетенции, влияние и, как следствие, бюджет (разумеется, такое имеет место в вооружённых силах всего мира, но нигде столь публично). Как можно заметить, начало работ по Nike-Zeus совпало с подготовкой к развёртыванию первых МБР в США и СССР, и армия продвигала мнение, что эффективная ПРО станет основой стратегического сдерживания, заменив стратегическую авиацию и позволив ограничиться лишь небольшим количеством МБР (которыми, как и бомбардировщиками, в Соединённых Штатах «владеют» конкуренты из Военно-воздушных сил)[5]. Можно сказать, что прямую увязку стратегических наступательных и оборонительных вооружений американцы признали уже тогда, но более простым и надёжным рассматривалось развитие ударных средств.

Проблемой Nike-Zeus была очевидная даже во время разработки техническая ограниченность – комплексы могли обстреливать только определённое число целей одновременно. Учитывая, что МБР становились всё дешевле и многочисленнее, вот-вот ожидалось оснащение их не только ложными целями, но и разделяемыми головными частями (РГЧ), Советский Союз легко бы вывел из строя батареи ПРО первым концентрированным ударом (если ракеты предлагалось размещать в подземных укрытиях, то крупные радары защитить невозможно). В начале 1963 г. от развёртывания Nike-Zeus отказались, программа продолжалась как исследовательская (в том числе в виде противоспутникового оружия – в этом качестве она недолго находилась даже на опытно-­боевом дежурстве[6]), получив индекс Nike X. Основной задачей стала отработка перехвата нескольких целей путём наведения от одного радара с использованием электронного сканирования вместо механического.

Первая системная попытка

В 1967 г. США объявили о намерении развернуть национальную систему ПРО, получившую имя Sentinel, в которой должны были использоваться наработки Nike-Zeus/Nike X. Причинами возвращения к этой идее стали неудачи на переговорах с СССР по стратегическим темам, появление ядерного оружия у КНР и (возможно, важнейшая причина) внутриполитическая повестка самих Соединённых Штатов. Республиканские кандидаты активно критиковали демократическую администрацию за недостаточную защиту американцев от «ракетной угрозы». Министр обороны Макнамара оставался противником ПРО и почти не скрывал, что действует под давлением Белого дома и части военного командования[7].

Система Sentinel после развёртывания должна была иметь следующий облик[8]:

• семнадцать позиций, из них пятнадцать на континентальной части США и по одной на Аляске и Гавайях;
• на каждой позиции (кроме гавайской) установлены противо­ракеты большой дальности Spartan и прицельный радар MSR;
• на шести позициях (пять на северной границе континентальных Штатов и на аляскинской) дополнительно радары дальнего обнаружения PAR;
• позиции с радарами PAR, а также три позиции в районах размещения шахт МБР семейства Minuteman и позиция на Гавайях дополнительно прикрыты противоракетами малой дальности Sprint (на Гавайях Sprint единственное средство защиты, так как противоракеты большой дальности не успели бы среагировать).

Заатмосферные дальние перехватчики Spartan оснащались боеголовкой с мощностью около пяти мегатонн, что в известной степени упрощало поражение цели. Считалось, что боеголовки МБР будут уничтожаться в космосе в радиусе шести километров[9]. Sprint должны были поражать атакующие боеголовки, уже вошедшие в плотные слои атмосферы, когда сами отсеются лёгкие ложные цели и средства помех. Для этого ракета обладала высочайшей динамикой (ускорение до 100g) и боевой частью мощностью две килотонны с повышенным радиоактивным излучением (т.н. «нейтронная»), которым и должны были выводиться из строя заряды боеголовок МБР. В общей сложности предполагалось развернуть 480 противоракет Spartan (прямое развитие Nike-Zeus/Nike X) и 192 Sprint. Они были призваны обеспечить защиту практически всей территории от небольшой атаки (например, со стороны Китая или в случае «случайного» пуска СССР) и более плотную защиту позиционных районов МБР для повышения надёжности ответного удара.

Программа диктовалась прежде всего внутриполитически-имиджевыми вопросами, но она сразу столкнулась с проблемами именно на этом фронте: когда стало известно, что большинство позиций ПРО будет размещено у крупных городов, это вызвало массовые протесты. Вопрос ПРО стал ещё одной претензией к правительству на фоне довольно сложных 1967‒1968 годов. Вопрос общественного мнения вместе с предсказуемо резко отрицательным восприятием на международной арене (в первую очередь у СССР и КНР, но даже среди союзников), протестами в академической среде и скептичным отношением части военных привёл к тому, что избранный президентом в конце 1968 г. Ричард Никсон одним из первых решений сократил планы по ПРО.

В марте 1969 г. представлена новая национальная система ПРО – Safeguard, которая при полном развёртывании должна была иметь следующие характеристики[10]:

• двенадцать позиций ПРО, все на континентальной территории (развёртывание на Аляске и на Гавайях откладывалось до дальнейшего развития системы);
• на каждой установлены прицельные радары MSR, противоракеты обоих типов: и Spartan, и Sprint;
• на семи позициях установлены радары дальнего обнаружения PAR (пять вдоль северной границы, ещё по одному на юго-западе и юго-востоке).

В основном позиции ПРО удалили от крупных городов (кроме тех случаев, когда это было прямо необходимо, например, для защиты столицы как центра командования). На первом этапе началось развёртывание у районов размещения шахт МБР семейства Minuteman, дальнейшие шаги варьировались. В случае «антикитайского» ориентирования системы следовало прикрывать населённые районы, «антисоветского» – базы стратегической авиации (защищая их от быстрого удара баллистическими ракетами подводных лодок с малой дистанции)[11].

Судя по всему, администрация Никсона изначально рассматривала Safeguard как стартовую позицию для переговоров с Москвой и Пекином. Реально оценить его вклад затруднительно, но американская сторона уверена, что это стимулировало заинтересованность Кремля в переговорах ОСВ, да и Пекин в период улучшения отношений с Вашингтоном воспринял положительно отказ от «антикитайских» сценариев развёртывания. Так или иначе, но в 1972 г. США и СССР заключили Договор об ограничении систем противоракетной обороны (ДПРО), по которому стороны согласились на две позиции ПРО каждой – у столицы и одного из районов размещения МБР. Фактически это было компромиссное решение, потому что в Советском Союзе активно работали над ПРО Москвы, а в США в высокой готовности пребывало строительство первого позиционного района системы Safeguard у авиабазы Гранд-Форкс, где развёрнуто 321-е стратегическое ракетное крыло ВВС США, недавно перевооружённое на МБР Minuteman III, и 319-е бомбардировочное крыло с ракетоносцами B-52H Stratofortress.

Вскоре стороны решили ограничиться одним районом на страну, но разнотипными – в СССР «столичным», а у Соединённых Штатов – «околоракетным».

Траты на поддержание уникальной системы, защищающей только одну базу из множества, американские законодатели сочли сомнительными, и служба Safeguard оказалась курьёзно короткой: начальная оперативная готовность была объявлена 1 апреля 1975 г., полная – 1 октября, на следующий день Палата представителей Конгресса проголосовала за закрытие комплекса и в апреле 1976 г. он был снят с дежурства.

«Звёздные войны»

Интерес американцев к ПРО возобновился по внутриполитическим причинам – в конце 1980 г. на пост президента избрали Рональда Рейгана.

Он сочетал ярый антисоветизм с несколько наивной и, похоже, искренней верой, что технический прогресс позволит «отменить» ядерное оружие и угрозу взаимного уничтожения.

В директиве по национальной безопасности, подписанной на первом же году президентства, он объявил о начале «активной программы исследований и разработок в области систем ПРО»[12]. А в марте 1983 г. в телеобращении к нации объявил о запуске «Стратегической оборонной инициативы» (СОИ)[13]. Используя то, что сейчас назвали бы «оружием на новых физических принципах» (преимущественно космического базирования, в порядке предложений в СОИ перебрали, вероятно, всё возможное – от многочисленных видов лазеров до электромагнитных пушек), Рейган надеялся создать эффективное средство защиты от массированного ракетного нападения. Американские исследователи того периода охарактеризовали СОИ как «утопическую идею, которая сильна именно отрицанием реальности, отрицанием, позволявшим американцам забыть о практически невыносимой истине: они не могли ничего сделать, чтобы избежать ядерного уничтожения, кроме сотрудничества с Советами»[14].

СОИ, она же «Звёздные войны», вероятно, наиболее «разрекламированная» программа в истории американской ПРО. Известность скорее не заслужена, так как, несмотря на политическую и медийную шумиху, практическая деятельность была достаточно ограниченна. Фактически она свелась к проработке облика системы, поиску новых технических решений и экспериментам скорее научного характера. В отличие от проектов 1960-х гг., не было утверждено конкретного плана развёртывания. Какой-то окончательный выбор, хотя бы в виде концепта для создания прототипов «в металле», сделан уже при президенте Джордже Буше-старшем в 1990 году[15]. Этим концептом космических перехватчиков стали Brilliant Pebbles (при Рейгане их рассматривали, но ещё не выбрали).

Brilliant Pebbles представляла собой группировку из множества (на первом этапе около 7 тыс.[16]) малоразмерных спутников. Основой каждого являлась небольшая ракета-перехватчик с инфракрасной головкой самонаведения, находившаяся в контейнере с минимальными средствами ориентирования и жизнеобеспечения. При обнаружении пуска ракеты противника ракеты-перехватчики должны были сбросить чехол и поразить взлетающую МБР до того, как она разведёт блоки РГЧ и ложные цели. Провести успели только первоначальные испытания принципиальной работы головки самонаведения. В 1993‒1994 гг. программу Brilliant Pebbles преобразовали в исследовательскую и закрыли.

В период холодной войны с СССР в полном объёме проявились характерные качества американских работ по тематике ПРО, сохраняющиеся до сих пор:

• стабильный, фактически никогда не прерывавшийся интерес США к созданию национальной ПРО[17];
• большое значение и даже приоритетность внутриполитической повестки;
• изменение планов со сменой политического руководства страны;
• противоречия между попытками создать средство защиты населения и созданием угроз для него; любые системы ПРО давали только вероятность перехвата, и противник мог принять решение просто многократно перекрыть количественно наряд сил для поражения цели. При размещении средств перехвата у городов для их защиты те одновременно становились и целью, так как системы ПРО надо было уничтожить и для поражения чисто военных целей. Попытки прикрыть ПРО в первую очередь военные объекты критикуются за стимулирование гонки вооружений, но теряют даже слабую моральную поддержку, которую получают средства защиты населения. Отчасти СОИ избежала такого противоречия, так как декларировалась как средство защиты населения, но не раздражала обывателя размещением у него «на заднем дворе».

Тонкий щит

Современная ПРО США, реально реализованная, уходит корнями в концепт «Глобальная защита от ограниченных атак» (Global Protection Against Limited Strikes, G-PALS), впервые появившийся в 1991 г. при администрации Буша-старшего[18]. Данная система предназначалась прежде всего для защиты от стран третьего мира, которые, как ожидалось, могут получить баллистические ракеты большой дальности. В G-PALS число космических перехватчиков Brilliant Pebbles сократили до тысячи, но «подпереть их снизу», добивая прорвавшиеся боевые блоки, предстояло восьмистам наземным перехватчикам, одним из вариантов которых были GBI (Ground-Based Interceptor).

Администрация Билла Клинтона отказалась от Brilliant Pebbles и G-PALS, предложив в 1996 г. «Национальную ПРО» (National Missile Defense, NMD). Она должна была разворачиваться в три этапа: сначала двадцать, потом сто и 250 GBI, обеспечивающие перехват пяти боеголовок без ложных целей; до десяти МБР с простейшими ложными целями; и до двадцати МБР соответственно[19]. В качестве места размещения выбрали Аляску, на третьем этапе к ней должна была прибавиться позиция в Северной Дакоте. Окончательное решение при Клинтоне принять не успели, и в сентябре 2000 г. он объявил, что оставляет его на усмотрение следующего президента, хотя сам поддерживает NMD [20].

Джордж Буш-младший заявил о выходе США из Договора ПРО через несколько месяцев после терактов 11 сентября 2001 г., естественно, обосновывая это защитой от террористов и «стран-изгоев»[21]. В целом эта администрация и её последователи до недавнего времени придерживались предложенного при Клинтоне общего концепта ПРО – «Наземной системы перехвата на среднем участке траектории» (Ground-Based Midcourse Defense, GMD). В качестве основного позиционного района выбрали Форт-Грили на Аляске. Ещё пять пусковых установок имеются в испытательном центре на базе Военно-космических сил США Ванденберг в Калифорнии, четыре постоянно снаряжены ракетами[22].

Точное число противоракет, размещённых на Аляске на данный момент, неизвестно. К началу 2010-х гг. их было 26, в 2013 г. президент Барак Обама объявил о плане нарастить до сорока, что выполнили к ноябрю 2017 года[23]. В феврале 2018 г., при первой администрации Трампа, фирма «Боинг» получила контракт на строительство ещё двадцати пусковых шахт GBI и установку там противоракет[24]. В марте 2025 г. сообщено о завершении строительства шахт, но, несмотря на периодические новости о поставке противоракет, общее число развёрнутых неизвестно[25].

По состоянию на конец 2025 г. можно сказать, что противоракет на Аляске как минимум около шестидесяти и, вероятно, в скором времени этот порог будет превзойдён.

Медлительность с развёртыванием (не выполнен до сих пор и второй этап «плана Клинтона»), вероятно, связана с тем, что фактически, несмотря на объявление начала ограниченного боевого дежурства в конце 2004 г.[26], GMD продолжает находиться на испытаниях и доводке.

Проблемный актив

Ракета-перехватчик GBI – крупная трёхступенчатая твердотопливная ракета. Она обладает габаритами (22,4 тонны стартовой массы) и характеристиками (активный участок – около 210 секунд, скорость до 8,3 км/с), близкими к МБР[27]. В отличие от противоракет 1960‒1970-х гг., она не поражает боевые блоки МБР подрывом ядерной боевой части. Вместо этого на курс перехвата цели выводится заатмосферный кинетический перехватчик (Exoatmospheric Kill Vehicle, EKV) – небольшой космический аппарат, оснащённый собственной оптико-локационной системой наведения и двигателями. Сначала по информации наземных радаров, а потом по данным системы наведения EKV корректирует свой курс и поражает боевой блок МБР тараном.

Именно обеспечение надёжности перехвата EKV боевого блока стало наиболее сложной задачей в рамках создания GMD. Нельзя сказать, что её решили. С 1999 г. из двадцати одного испытания с попыткой перехвата успешными были только двенадцать (не все неудачи по вине EKV, но большинство), а ведь проводились тесты в предельно упрощённых условиях. Достаточно сказать, что по имитаторам МБР – даже предельно примитивной, пуски на испытаниях осуществлялись только дважды, впервые в 2017 г. (цель имитировала МБР с дальностью 5800 км, то есть удар из КНДР по Аляске, при ударе на большую дальность скорость цели была бы выше, и она двигалась бы не прямо на базу перехватчиков[28]). За последние десять лет проведено только три испытательных перехвата.

Создано три серийных версии EKV: CE-I, CE-II и CE-II Block 1. В ходе испытаний CE-I и CE-II (они проводились после начала выпуска и развёртывания перехватчиков) выяснилось, что маневровые двигатели вызывают незапланированные вибрации, серьёзно мешающие работе системы наведения[29]. На CE-II Block 1 дефект, возможно, был устранён, по крайней мере, зафиксировано два успешных перехвата. Судя по имеющейся информации, старые перехватчики всё ещё установлены на противоракетах раннего выпуска (противоракеты GBI имеют три этапа развития и, возможно, первый может использовать только старые перехватчики), до половины противоракет системы GMD, предположительно, имеют потенциальный дефект[30]. От него хотели избавиться, создавая новый кинетический перехватчик RKV (Redesigned Kill Vehicle), но программу закрыли в 2019 г. незадолго до первых испытаний[31]. Говорилось, что данное решение принято «с учётом неустранимых проблем в техническом дизайне и из-за изменений требований».

Это можно трактовать как нежелание тратить усилия на крайне ограниченную ещё до своего развёртывания систему в условиях возросших угроз.

Концептуальная проблема текущей GMD в том, что каждая противоракета несёт только один кинетический перехватчик. Решение о запуске необходимо принимать после обнаружения пуска МБР спутниками системы предупреждения о ракетном нападении (СПРН) SBIRS, расположенными на высокоэллиптических и геостационарных орбитах. Однако они способны отслеживать МБР только на активном участке (концепты NMD времён Клинтона предполагали развёртывание низкоорбитальной группировки SBIRS-Low, которая могла бы отслеживать полёт боевых блоков, помогать в отделении ложных целей и целеуказании, но от них отказались, трансформировав программу в экспериментальную STSS). То есть для запуска противоракет желательно ждать целеуказания наземных радаров СПРН.

Запускать GBI нужно сразу с запасом по всем подозрительным целям, так как перехватчики EKV могут поражать цели только в космосе и для их сброса на противоракетах первых двух серий необходимо, чтобы отработали все три ступени: времени «добить» не перехваченные цели не будет. Окно для пуска пытаются расширить модернизацией СПРН, передачей информации с перехватчика на другие и перенацеливанием их в полёте, а также тем, что на противоракетах GBI третьей серии достаточно, чтобы отработали только первые две ступени. Но это не решает проблему целиком.

С учётом сомнительной надёжности кинетических перехватчиков навстречу каждой подозрительной отметке на радаре надо отправлять сразу несколько противоракет. Если вспомнить выкладки времён Клинтона, нынешних шестидесяти GBI в самом оптимистичном сценарии, при котором всё работает, хватит на перехват примерно пяти примитивных МБР с несколькими простейшими ложными целями, а система в принципе способна отражать такой налёт (тестировался одновременно пуск только двух противоракет). Продвинутая тяжёлая МБР технически развитого противника с развитым комплексом средств преодоления ПРО и РГЧ, вероятно, в одиночку способна перегрузить всю сегодняшнюю GMD просто количеством целей.

Кроме GBI единственным развёрнутым в США средством, теоретически способным поражать МБР, является корабельная противоракета SM-3 (Standard Missile 3) в модификации Block IIA. Ракеты SM-3 (и ‒ шире ‒ корабельная система ПРО Aegis BMD) создавались на основе мощного задела корабельных зенитно-ракетных комплексов и боевых информационно-управляющих систем, которые оказалось несложно развить до систем ПРО театра военных действий и корабельных группировок. SM-3 – трёхступенчатая твёрдотопливная ракета, которая, как GBI, выводит на курс перехвата заатмосферный кинетический перехватчик. Разумеется, чтобы использоваться в корабельных универсальных пусковых установках стандарта Mk. 41, она должна быть намного меньше по габаритам (масса около 1,5 тонны), как следствие, имеет меньшую дальность. Однако динамические характеристики ракеты позволяют забрасывать перехватчик достаточно высоко, чтобы поражать даже низкоорбитальные спутники, что продемонстрировано в феврале 2008 г., когда она сбила на высоте около 240 км неисправный американский разведывательный спутник USA-193 [32]. SM-3 имеет достаточно удачную историю испытаний, оперативно развёрнута и применялась ВМС США в боевых условиях, по заявлениям – успешно (для перехвата ракет средней и меньшей дальности во время ударов Ираном по Израилю).

В 2017 г. американские законодатели потребовали от Агентства ПРО и ВМС США провести испытания по перехвату МБР. Оно состоялось в ноябре 2020 г. и было объявлено успешным[33]. Дальнейших испытаний не проводилось, отрабатывается перехват ракет средней и меньшей дальности, в первую очередь в направлении перехвата маневрирующих блоков. Реальные возможности SM-3 Block IIA по борьбе с МБР вызывают споры, в официальных заявлениях ВМС США их продолжают характеризировать как имеющие «некоторые потенциальные ограниченные возможности»[34]. Если приводить упрощённую консенсусную точку зрения, то Aegis BMD может поразить МБР, но только в случае идеального размещения точки пуска противоракеты не просто под траекторией МБР, а под её наиболее удачными участками. Например, сразу после окончания активного участка полёта МБР на «восхождении» или при снижении боевых блоков, но до входа в атмосферу.

При отражении атаки КНДР подобные возможности есть, однако для противодействия атакам из России или Китая корабли с противоракетами придётся загонять в Северный Ледовитый океан или в лучшем случае в Охотское море, что вряд ли возможно.

Подводя итоги состоянию современных средств перехвата МБР, развёрнутых в рамках национальной ПРО США, можно отметить:

• их возможности крайне ограничены, в лучшем случае они способны отразить удар нескольких наиболее примитивных МБР;
• несмотря на политическое значение и активное обсуждение, фактически за четверть века после выхода из договора об ограничении ПРО были развёрнуты средства перехвата, которые даже в 1990-х г. считались только ранним этапом развёртывания системы;
• реальная деятельность военных и ВПК, вероятно, направлена на наработку технологий и испытания, таким образом, мало отличается от усилий 1960-х гг., но заявляется наличие эффективного средства защиты страны.

Инициатива Трампа «Золотой купол» по качественной модернизации ПРО (в этот раз с развёртыванием космического эшелона перехвата и целеуказания) направлена на преодоление перечисленных принципиальных недостатков. Кроме космических перехватчиков, создание и развёртывание которых неизбежно займёт больший срок, чем объявлено (якобы «в пределах президентства Трампа»), уже несколько лет идёт работа над новыми противоракетами NGI, которые предполагается оснащать несколькими таранными перехватчиками по аналогии с разделяемыми головными частями МБР.

Однако над «Золотым куполом» будут нависать прежние «особенности национальной ПРО». Решение о полномасштабном развёртывании космического эшелона нужно будет принимать следующему президенту, ему же выбивать кардинально большие финансовые средства. В отличие от ракет, стоящих в шахтах, спутники будут постоянно требовать замены и расходов на поддержание группировки – тот же «Старлинк» по естественным причинам теряет несколько десятков спутников ежемесячно. Пока трудно предугадать, будут ли готовы на это следующие американские власти, и не предложат ли они вместо этого иной облик системы.

Авторы:

Александр Ермаков, научный сотрудник Сектора стратегического анализа Центра международной безопасности Национального исследовательского ИМЭМО имени Е.М. Примакова РАН;

Александр Савельев, доктор политических наук, главный научный сотрудник Сектора военно-политического анализа и исследовательских проектов Центра международной безопасности Национального исследовательского ИМЭМО имени Е.М. Примакова РАН.