Призрак бродит повсеместно, призрак чего-то нового, но чего, никто пока не может понять. Давно не было ситуации, подобной всепроникающей неопределенности, когда не получается внятно сформулировать даже характер происходящих изменений. Понятия, которые пытаются использовать для описания новых явлений, будь то популизм, «новый меркантилизм», кризис либерального устройства, мало что объясняют.
Пока можно уверенно сказать одно: внутренняя повестка дня берет верх над внешними амбициями и устремлениями в ведущих странах мира. Как бы кто ни относился к лозунгу Дональда Трампа «Америка прежде всего», если США встают на такой курс, скоро в ту же сторону будет разворачиваться весь мир. Соединенные Штаты задают тональность глобальной политики, и в ближайшее десятилетие, а то и два это не изменится. Об отрыве политических элит от корней и утрате ими легитимности в глазах масс сказано уже много, возвращение на землю должно предусматривать такую линию, которая этим самым массам понятна. Поиск ее и составит основное содержание наступающего этапа.
Каждый пытается делать это по-своему. Европа после британского и американского шока перевела дух, когда Партия свободы не добилась ожидавшегося успеха в Нидерландах. Теперь все взоры прикованы к Франции, где умеренная и респектабельная часть общества молится за Эмманюэля Макрона. Считается, что победа Марин Ле Пен станет настоящей катастрофой для Евросоюза, а вот приятный во всех отношениях центрист наполнит его свежим дыханием.
С первым утверждением можно согласиться, а вот второе кажется иллюзорным. Макрон действительно может победить на волне «Ле Пен — никогда!», но появление в политически самой главной стране Старого Света синтетического и эластичного президента, бесконечно политкорректного и говорящего публике то, что она хочет слышать, это, пожалуй, последнее, что способствует новому старту единой Европы. Иными словами, не любая альтернатива «популистам» является спасительной, а попытка продолжать прежнюю линию только загонит кризис еще глубже.
Америка Трампа пока демонстрирует удивительное — супердержава на автопилоте. Развернуть с наскока курс в ту сторону, в которую обещал миллиардер-застройщик, не получилось, оказалось, что управлять огромным государством не совсем то же самое, что руководить крупной корпорацией. Война внутри правящей верхушки продолжается. За первые месяцы после инаугурации не прояснились практически никакие внешнеполитические приоритеты, зато явно дала себя знать инерционность, когда корабль не поворачивают, крутя штурвал, он благополучно плывет курсом, заданным предыдущим экипажем. Впрочем, более важно, что Трамп не преуспевает и по внутренним вопросам, которые для него приоритетны. А значит, он и дальше продолжит вгрызаться в систему здравоохранения и прочие анонсированные темы (миграция, рабочие места и пр.), так что международные сюжеты будут сугубо инструментальны. И, возможно, весьма непоследовательны.
Вообще получается парадоксальная вещь. Избиратель в ведущих странах влияет на внешнюю политику не потому, что она его волнует, а как раз наоборот. Индифферентность и отсутствие интереса к международной проблематике, раздражение в связи с оторванностью правящего класса от «домашних заданий» заставляют «начальство» сосредотачиваться на внутренних темах. Именно таков механизм пресловутой деглобализации, о которой активно заговорили.
Важно понимать, что данный процесс носит всеобщий характер, мы снова, как бывало в истории, оказались в ситуации «синхронного времени». Сегодняшний «бунт против глобализма» на Западе сравнивали с событиями конца шестидесятых, когда Европу и США охватили беспорядки в связи с недовольством молодежи и примкнувших к ней фрондеров социально-политической ситуацией. Но в тот же период подъем гражданской активности наблюдался и по другую сторону «железного занавеса» — в СССР и социалистическом блоке. Контекст, поводы, да и генезис «пражской весны», польских демонстраций или выступлений советских диссидентов, конечно, сильно отличались от волнений в Сорбонне или Беркли. Но это были проявления общего процесса, и ответ, который нашли на Западе (фактическая абсорбция протестного элемента и расширение рамок общественного договора), оказался более устойчивым, чем ставка на сдерживание и подавление, сделанная в советском блоке. Что проявилось через двадцать лет.
Сегодня Россия, как и остальные незападные страны, еще больше, чем тогда, включена в глобальные идейно-политические тренды. И хотя путь, пройденный за тридцать лет, очень отличается от западного (зачастую противоположен ему), мировой ветер гуляет и по российскому обществу. Никакого иммунитета от того, что на Западе окрестили подъемом популизма, то есть отторжения того, что предлагает истеблишмент, у России нет, равно как и вопрос о месте внешней политики в национальной повестке дня может стать намного более острым. Преимущество России, правда, в том, что годы лихих виражей приучили к выносливости и адаптивности, чем не могут похвастаться страны, привыкшие к комфорту и постоянному росту благосостояния.
Будет интересно посмотреть, каким станет мир, в котором все весомые игроки повернутся внутрь себя, а пространство для действия откроется у тех, кто ни за что не отвечает и заинтересован исключительно в революционном раскачивании.
