Конфликт в Сирии, который несколько ушел в тень недавних бурных событий вокруг антимусульманского фильма и реакции на него в разных странах Ближнего Востока, снова в центре внимания. Сирийская оппозиция заявляет об активизации боевых действий и сотнях погибших каждый день.
Специальный посланник ООН и Лиги арабских государств Лахдар Брахими признал, что на стороне противников официального Дамаска воюют тысячи иностранцев, в основном радикально-исламистского толка.
ЛАГ обратилась к международному сообществу с призывом вмешаться военным путем для свержения Башара Асада. Эмир Катара, которому явно маловата его небольшая монархия, заявил, что арабские страны не должны больше ждать ничего от недееспособного Совета Безопасности ООН и осуществить своими силами вооруженную акцию в Сирии. Генеральный секретарь ООН Пан Ги Мун говорит, что у сирийского конфликта не может быть военного решения. Хиллари Клинтон вновь призвала страны –члены Совбеза договориться о совместной политике, ее шеф Барак Обама двумя днями раньше потребовал от Асада уйти в отставку.
Все это происходит в рамках ежегодной сессии Генассамблеи ООН, куда каждую осень съезжаются мировые лидеры. Что бы ни думали об Организации Объединенных Наций, о кризисе которой рассуждают еще с конца прошлого века, раз в год она напоминает о себе как о главной площадке большой политики. Правда, дискуссии скорее лишний раз подчеркивают отсутствие эффективных механизмов разрешения кризисов.
Когда закончилась «холодная война», на некоторое время возникло ощущение, что наступает золотой век ООН. Несколько десятилетий ее деятельность в основном была блокирована противостоянием сверхдержав: США и СССР, обладавшие правом вето, в подавляющем большинстве случаев занимали противоположные позиции, и решения просто не принимались за отсутствием консенсуса.
Соблазна действовать в обход СБ ООН не возникало благодаря военно-стратегическому паритету – работало ядерное сдерживание. Так что Организация Объединенных Наций в лице своего Совета Безопасности выполняла функцию предохранителя.
В конце 1980-х – начале 1990-х заговорили о том, что теперь наконец-то ООН может вернуться к своему изначально задуманному предназначению – это главный мировой форум, обладающий универсальной легитимностью (в силу представительности – все страны мира), и поэтому правомочный осуществлять глобальное управление. Однако единодушия хватило только на то, чтобы изгнать Саддама Хусейна из Кувейта в 1991 году. Тогда сложилась уникальная ситуация – Советский Союз, служивший одной из двух опор прежнего мирового устройства, еще был и формально обладал тем же могуществом, что и раньше, но фактически не мог ничего противопоставить Соединенным Штатам из-за внутреннего кризиса и присоединился к американской позиции. Вскоре СССР не стало, и, казалось бы, стало еще проще – никого не надо даже уговаривать: Россия в упадке, а Китай тогда изо всех сил старался держаться в тени. США и их союзники получили карт-бланш, тем более что в 1990-е годы на их стороне было не только военно-политическое преимущество, но и ощущение полной идеологической правоты.
Тут, правда, выявилась другая проблема.
Нарушение баланса после исчезновения советского блока привело к нарастанию разрыва между Западом, который начал активно проводить свою политику вплоть до применения военной силы в разных частях мира, и остальными членами ООН.
Организационно они мало что могут сделать – архитектура организации закрепляет неравноправие, поскольку дает исключительные привилегии постоянным членам Совета Безопасности. Однако общая атмосфера свидетельствовала о том, что большинству государств не нравится ситуация, в которой несколько ведущих стран решают все. На этой волне строптивость стала демонстрировать и Россия, постепенно оправлявшаяся от шока советского коллапса, поднимающийся Китай, а иногда и неожиданные страны, как, например, Франция в 2003 году по поводу вторжения в Ирак.
Реакция со стороны глобального лидера – Америки – не заставила себя ждать: обойдемся без ООН, этого уродливого порождения канувшей в Лету эпохи. Иракская война стала апофеозом стремления попросту игнорировать крупнейший мировой форум и не запрашивать в Совбезе санкцию на действия. Результат известен, и даже Джордж Буш сотоварищи, намеревавшиеся похоронить бессмысленную, с их точки зрения, ооновскую структуру, вынуждены были вернуться к работе в ней, дабы заручиться хоть какой-то правовой основой для своих действий и мобилизовать мир в поддержку себе.
Барак Обама вновь провозгласил ООН самой главной организацией и постоянно напоминает о том, что США действуют в соответствии с ее решениями, то бишь выполняют волю мирового сообщества. Правда, разногласия не прекратились: интервенция в Ливии была произведена по мандату СБ ООН, где Россия по каким-то причинам решила не накладывать вето, однако толкование этого мандата оспаривается Москвой и Пекином, которые уверены, что НАТО их обмануло. Что во многом и определило клинч по вопросу о Сирии – Россия (а вслед за ней и Китай) намертво уперлась.
СБ ООН вновь парализован, как и в годы «холодной войны», но теперь не из-за баланса сил, а скорее наоборот, их полного дисбаланса.
Западные страны убедились на своем собственном опыте, что действия в обход Совбеза обрекают их на тяжелые последствия, поскольку иного источника легитимности не существует. Полагаться только на военную и экономическую силу не получается – даже Америки ее не хватает. Поэтому надо каким-то образом получать санкцию СБ, а это вновь, как и раньше, означает договоренности с Москвой. Россия совсем не так сильна, как Советский Союз, но именно это делает ее особенно упрямой и несговорчивой. Вето в Совбезе ООН – один из немногих по-настоящему мощных политических инструментов, оставшихся в распоряжении Кремля, и он готов использовать его весьма активно, чтобы уравнять потенциалы с Западом, у которого таких инструментов много больше. К тому же Россия ощущает общее недовольство западной политикой в мире и пытается вместе с Китаем стать его выразителем.
Правда, сирийский случай стоит особняком, здесь Москва и Пекин в меньшинстве не только в Совбезе, но и на Генассамблее. Диктаторские режимы, подобные правлению Башара Асада, теряют популярность повсеместно, и даже в бывшем «третьем мире» Дамаск не находит поддержки. Однако тут появляется другой нюанс – растущие опасения Запада в связи с тем, во что превращается сирийская оппозиция.
Недавнее убийство посла США в Ливии уже заставило многих в Америке задавать вопрос: а кому мы, собственно, помогаем на Ближнем Востоке? Если в результате крушения светской диктатуры в Дамаске там воцарится исламская «демократия», Вашингтону едва ли удастся записать это в свой внешнеполитический актив.
Организация Объединенных Наций остается незаменимым зеркалом, заглянув в которое можно увидеть лицо современного мира со всеми его изъянами. Это не так мало. Но ее способность меняться для обретения большей эффективности (а о том, что это необходимо, говорят с начала 1990-х годов), крайне сомнительна. При всех идеологических и геополитических различиях постоянных членов Совета Безопасности их объединяет одно – нежелание пускать в свой круг кого-то еще, то есть делиться своими привилегиями. Но международная среда становится все более демократичной, то есть все больше стран, занимавших ранее подчиненную или периферийную позицию, заявляют о своих правах. И конфликт между привилегированным меньшинством и активизирующимся большинством будет обостряться, создавая совершенно новые линии напряжения.
