Человечество лихорадит. Военно-политический кризис, разразившийся в Европе, привлекает всеобщее внимание, однако, если смотреть на происходящее в общемировом масштабе, он является лишь частью большой картины. Противоречия по поводу Украины и даже более широкий конфликт, связанный с системой европейской безопасности после холодной войны, – элементы (отнюдь не главные) масштабных социально-политических изменений.
Председатель КНР Си Цзиньпин, расставаясь с президентом России Владимиром Путиным, не случайно заметил, что происходящие перемены – самые крупные за сто лет. Сто лет назад старый мир быстро уходил. Рушились империи, менялась структура обществ, прежние идеологии радикализовались, стремясь откликнуться на запросы людей либо направиться в нужное русло. Две мировые войны, экономический кризис мирового калибра, оживление всех возможных локальных конфликтов, социальные эксперименты, как правило, очень дорого обходившиеся народам, – всё это приметы тех самых перемен, о которых вспомнил китайский руководитель. Переживать нечто подобное снова – врагу не пожелаешь. Всё-таки теплится надежда на появление за истекшие десятилетия некоторых ограничителей, которые не допустят совсем уж крайностей – от ядерного оружия до способности более гибко реагировать на социально-экономические потрясения.
В последние дни новости как будто специально подтверждают остроту напряжения. В Германии – крупнейшая забастовка за десятилетия, транспортники протестовали против ухудшения условий труда. Франция полыхает после того, как правительство решило повысить пенсионный возраст в обход парламентского голосования, поскольку большинства эта реформа не набирала. В Израиле – жесточайшее противостояние из-за намерения кабинета министров ограничить полномочия судебной системы – противники видят в этом попытку государственного переворота.
Понятно, что каждое из упомянутых событий имеет собственную предысторию и прямой связи между ними нет. Объединяет одно – все являются проявлениями болезненной общественно-политической трансформации.
Это касалось общего геополитического устройства – сначала довольно прочный баланс на основе двухполюсного противостояния, потом – относительно устойчивая гегемония. Но и в социально-экономическом смысле прогресс был налицо.
После Второй мировой войны случились многочисленные позитивные изменения. Модель государства всеобщего благосостояния распространилась практически по всей Европе и даже Соединённые Штаты, где традиции социального обеспечения много скромнее, сильно продвинулись в этом направлении. По другую сторону железного занавеса тоже происходила «гуманизация» – задача повышения уровня жизни и потребительского разнообразия стала ставиться наравне с традиционными приоритетами обороноспособности. В «Третьем мире» исчезали колониальные владения, новые государства не всегда оказывались на высоте положения, но, по крайней мере, царили воодушевление по поводу обретаемой свободы и вера в будущее.
Конец холодной войны преисполнил новыми ожиданиями. «Свободный мир» наслаждался «мирным дивидендом» (сокращение военных расходов) и возможностью распространить свою экономическую экспансию на прежде закрытые пространства. Прежние социалистические страны, кто как мог, но использовали открытость, по крайней мере – для отдельных граждан возможностей стало заметно больше, чем прежде. Зачастую это шло в ущерб государственному потенциалу, но считалось, что таков как раз общий тренд – личность важнее. Наконец, бывший «Третий мир» старался извлекать и те, и другие преимущества. Многие страны Азии, например, много приобрели, благодаря глобализации. А жители государств, которые добились меньшего, делали выбор в пользу перемещения в благополучные страны Европы и Америки.
Оба периода имели одно общее – распространённое ощущение того, что завтра будет лучше, чем вчера. И как раз это теперь закончилось. Сейчас общепринято костерить политические элиты за непрофессионализм и низкое качество управления.
Исчерпание предыдущей финансово-ориентированной модели капиталистического хозяйства, коммуникационная революция, одним из важнейших результатов которой является ментальный разрыв между зрелыми и молодыми, технологические изменения с неизбежными последствиями для трудового рынка, старение населения в развитых странах и омоложение в проблемных – всё это создаёт совершенно другие международные условия. К тому же взаимосвязанность мира не позволяет никому изолироваться от общего нестабильного фона, он в разных видах распространяется поверх государственных границ. Кстати, как и столетие назад, рост социально-политической активности масс приводит к радикализации политических групп. А поскольку классические партии и идеологии пребывают в глубоком кризисе, радикализация может принимать вполне архаические формы.
Будем брать пример с председателя КНР Си Цзиньпина, который видит в происходящих переменах приметы необходимого обновления. А с издержками как-нибудь справимся.
Российская газета
