Военные основания американского доминирования подтачиваются. В ответ Вашингтону следует искать новые источники преимуществ в военной сфере и руководствоваться более скромной глобальной стратегией. С автором полемизируют Томас Доннели и Филип Дюр.
Оснований для военного доминирования Соединенных Штатов в мире становится меньше. На протяжении нескольких последних десятилетий подавляющее преимущество в технологии и ресурсах давало Вооруженным силам США ни с чем не сравнимую способность перебрасывать войска по всему миру. Это позволяло гарантировать доступ к общемировому достоянию (природные ресурсы и пространства, не находящиеся в чьей-либо национальной юрисдикции: например, океан, атмосфера, космос. – Ред.), обеспечивать национальную безопасность и выполнять обязательства по поддержанию безопасности в мире. Военно-политическая стратегия Америки исходит из предположения, что эти преимущества будут длиться вечно. На самом деле они уже начинают идти на убыль.
Ряд событий последних лет показали, что традиционные средства и методы переброски войск, а также обеспечения доступа к всеобщему достоянию все больше устаревают – превращаются в убывающий актив, как выражаются оборонные стратеги. Распространение передовых военных технологий сочетается с дальнейшим подъемом новых держав (таких, как Китай) и враждебных государств (таких, как Иран). Это ведет к тому, что продолжение миссии Соединенных Штатов в зонах жизненно важных интересов, включая Восточную Азию и Персидский залив, становится все более дорогостоящим с точки зрения человеческих и материальных затрат – возможно, чересчур дорогостоящим. А тем войскам, которые все-таки были успешно развернуты, будет все труднее оборонять то, что их послали защищать. Издавна беспрепятственный доступ Вооруженных сил США к общему достоянию, включая космос и киберпространство, тоже все чаще оспаривается.
Недавно министр обороны Роберт Гейтс призывал на страницах этого издания («Россия в глобальной политике», 2/2009, с. 21) создать более «сбалансированные» Вооруженные силы, которые больше соответствовали бы партизанским конфликтам того типа, которые имеют место в Афганистане и Ираке. Он также предупредил, что «было бы безответственно не думать о будущем и не готовиться к нему». Однако американские политики не учитывают реальность грядущих угроз, чем повышают вероятность стратегических сюрпризов. А между тем необходим фундаментальный стратегический пересмотр положения Соединенных Штатов в мире, сравнимый по глубине и охвату с тем, который был предпринят на начальной стадии холодной войны.
ОПАСНАЯ ИГРА
Термин «убывающий актив» вошел в политический оборот США на заре холодной войны. К концу Второй мировой войны Соединенные Штаты обладали гигантским стратегическим преимуществом – монополией на ядерное оружие. Таким образом, когда в августе 1949 г. Советский Союз произвел испытание своей первой атомной бомбы, это вызвало панику в США, ибо американский ядерный арсенал превратился в убывающий актив.
Соединенные Штаты предприняли мощные усилия по объединению лучших стратегов для разработки нового подхода. Итогом стал доклад Совета национальной безопасности под номером NSC-68 при администрации Гарри Трумэна, а позднее – проект «Солярий» и доклад NSC-162/2 при администрации Дуайта Эйзенхауэра. Они легли в основу новой стратегии США по противостоянию ядерному Советскому Союзу.
Чтобы компенсировать утрату ядерной монополии, Соединенные Штаты стремились создать новые преимущества при сохранении некоторых прежних. Они использовали свое дальнейшее технологическое опережение для высокоэффективного ядерного сдерживания. Вскоре после советских ядерных испытаний президент Трумэн одобрил планы разработки термоядерного оружия, основанного на реакции синтеза ядер, которое обладает значительно большей разрушительной силой. Не менее важными были усилия по сохранению непревзойденной способности Вооруженных сил США к переброске и обеспечению крупных воинских контингентов по всему миру, что было продемонстрировано во время войн в Корее, Вьетнаме и Персидском заливе, когда Соединенные Штаты транспортировали большие полевые армии к заморским театрам военных действий.
Такого рода операции по переброске войск стали возможными благодаря способности американских Вооруженных сил получать доступ к общемировому достоянию, в основном на море и в воздухе, а затем еще и в космосе и киберпространстве. А после распада Советского Союза в декабре 1991 г. способность США перебрасывать войска стала практически неограниченной. В конце 1980-х и в 1990-х гг. масштабные контингенты направлялись в Панаму, на Гаити и на Балканы, а позднее эти операции затмила по масштабности отправка экспедиционных армий в Афганистан, а впоследствии и в Ирак.
Но за этим длинным списком военных успехов скрываются важные геополитические и технологические тенденции, быстро ослабляющие те преимущества, которыми так долго обладали Вооруженные силы Соединенных Штатов. Это было ярко проиллюстрировано крупными учениями, проведенными в начале текущего десятилетия. Летом 2002 г. Пентагон осуществил самые большие маневры с момента окончания холодной войны. Они получили название «Вызов тысячелетия-2002»; по их условиям США противостояли «неназванные вооруженные силы Персидского залива», под которыми подразумевался Иран. Результаты встревожили: многие ждали еще одной демонстрации военной мощи Соединенных Штатов, но все оказалось наоборот.
«Иранские» силы под командованием генерал-лейтенанта морской пехоты в отставке Пола ван Райпера повсюду успешно противостояли американцам. Флот США, вторгшийся в Персидский залив, подвергся неожиданной атаке целого роя иранских катеров-камикадзе и противокорабельных крылатых ракет (ПККР). Более половины американских кораблей были пущены на дно или иным образом выведены из строя в бою, который мог бы стать самой страшной военно-морской катастрофой Соединенных Штатов со времен Пёрл-Харбора. Тем временем ван Райпер постоянно перемещал установки «иранских» крылатых и баллистических ракет, мешая попыткам командования США выследить и уничтожить их. Вместо того чтобы включить свои противовоздушные радары, обнаружив их и тем самым сделав легкой мишенью американских самолетов, вооруженных противорадиолокационными ракетами, ван Райпер держал установки в своих подразделениях выключенными. Поскольку никто не мог точно определить, где расположены «иранские» оборонительные силы, для транспорт-ных самолетов США было слишком рискованно приземляться и пополнять запасы наземных войск, развернутых на «иранской» территории.
Рассерженное и пристыженное успехом «иранских» сил, высшее командование приказало все переиграть. Оно распорядилось «поднять со дна» корабли Соединенных Штатов и обязало командование противника включить радарные установки и тем самым сделаться уязвимым для нападения. Ракетные войска неприятеля получили приказ прекратить уклоняющееся маневрирование. После такой переделки (и после освобождения ван Райпера от обязанностей командующего – видимо, за то, что он слишком хорошо с ними справился) маневры продолжились и привели к гораздо более приятным итогам.
Официальные результаты «Вызов тысячелетия-2002», возможно, подтвердили собственные представления военных об их способности перебрасывать войска на оспариваемые территории. Однако успех ван Райпера должен был послужить предостережением: доставка войск в зоны жизненно важных интересов США с использованием традиционных сил и действующих концепций становится все более затруднительной. И действительно, существует большой риск, что ценность этих средств и методов начнет значительно – вероятно, даже стремительно – падать.
Маневры «Вызов тысячелетия-2002» стали предвестником растущих проблем с переброской войск – особенно в прибрежные зоны, узкие морские проходы (такие, как Ормузский пролив) и замкнутые акватории (такие, как Персидский залив). Как показал первоначальный успех «иранских» войск ван Райпера, риски на подобных территориях намного возрастают, особенно если Соединенные Штаты сталкиваются с хитрым противником. В реальном мире Иран и другие государства способны закупить множество высокоскоростных надводных противокорабельных крылатых ракет предельно малой высоты. В замкнутых акваториях вблизи берега у военных кораблей Соединенных Штатов будет короткий упреждающий период для организации обороны от этого вида оружия. То же можно сказать и о высокоскоростных катерах-камикадзе, начиненных взрывчаткой, которые могут скрываться за коммерческими судами. Широко доступные современные морские мины гораздо труднее обнаружить, чем те, что досаждали американскому флоту во время войны в Персидском заливе в 1991 г. Бесшумные дизельные субмарины в таких шумных водах, как Ормузский пролив, очень трудно обнаружить. То, что Иран обладает всеми этими видами судов и вооружений, заставляет предположить, что Персидский залив, как самое уязвимое место мировых поставок нефти, может превратиться для флота США в запретную зону.
ЗАПАДНЫЕ ТЕХНОЛОГИИ, ВОСТОЧНЫЕ ХИТРОСТИ
В Восточной Азии постепенно появляется еще более внушительная угроза. Народно-освободительная армия Китая (НОАК) энергично развивает свои возможности и стратегии, подрывающие способность Вооруженных сил Соединенных Штатов перебрасывать войска в регион. Наращивая мощь, НОАК учитывает уроки двух иракских войн и кампании 1999 года на Балканах. На китайцев особое впечатление произвели эффективность американских средств высокоточного поражения целей и роль, которую сыграли космические системы, обеспечивая надежную навигацию и коммуникации, а также предоставляя данные о погоде, наведении на цель и обнаружении ракет.
Китаем также движет опыт, полученный в ходе кризиса в Тайваньском проливе в 1995–1996 гг., когда авианосец «Nimitz» американских ВМС вошел в Тайваньский пролив, чтобы вынудить Китайскую Народную Республику отказаться от угроз в адрес Тайваня. Эта демонстрация военно-морской мощи США лишь укрепила решимость Китая помешать проникновению Соединенных Штатов в Восточную Азию.
Высшее политическое и военное руководство КНР решило, что идти на лобовое столкновение с Вооруженными силами США было бы безрассудно. Китай работает в русле сочетания западных технологий и восточных хитростей, стремясь приобрести способность в случае конфликта перехватить инициативу за счет фактора неожиданности. Китайский подход предполагает уничтожение либо выведение из строя военных коммуникационных сетей Соединенных Штатов и упреждающие атаки до того момента, пока эти атаки или даже просто их угроза не поднимут планку расходов США на ведение боевых действий до недопустимого уровня. Китайцы называют военный потенциал, на котором зиждется такая стратегия, «Булавой ассасина». При этом они твердят, что вооружения типа «Булава ассасина» позволят «слабейшему» (Китай) победить «сильнейшего» (Соединенные Штаты).
Усилия КНР направлены на разработку и развертывание того, что военные аналитики США называют потенциалом «изоляции района военных действий» (anti-access/area-denial, А2/AD). В общем, китайские силы такого рода стремятся лишить войска Соединенных Штатов возможности вести операции с передовых баз, таких, в частности, как авиабаза «Кадена» на Окинаве или военно-воздушная база «Андерсен» на острове Гуам. Китайцы, например, развертывают большое количество баллистических ракет с неядерными боеголовками, способных наносить удары по этим базам с высокой степенью точности. Хотя последние достижения в области технологий направленной энергии (скажем, лазеров на твердотельных элементах) могут позволить США в предстоящие десять лет развернуть значительно более эффективные системы противоракетной обороны, но сегодняшние системы, предназначенные для парирования атак баллистических ракет, имеют ограниченные возможности.
Подобного рода защита может не справиться с массированными ракетными атаками. Сигнал, который таким образом посылается Соединенным Штатам, а также их союзникам и партнерам в Восточной Азии, вполне ясен: у Китая есть средства подвергнуть риску передовые базы, с которых должны взлетать большинство ударных самолетов США.
Воспрещающий потенциал направлен на ограничение свободы действий ВМС Соединенных Штатов, начиная с побережья Китая до «второй цепочки островов» – линии островов, которая тянется приблизительно от юго-восточной оконечности Японии до Гуама. НОАК строит загоризонтные радары, вводит в эксплуатацию беспилотные летательные аппараты и запускает спутники-шпионы для обнаружения американских надводных военных кораблей на все большем расстоянии. Она в большом количестве приобретает субмарины, вооруженные усовершенствованными торпедами и высокоскоростными надводными ПККР предельно малой высоты, чтобы преследовать авианосцы США и их сопровождение. (В 2006 г. китайская субмарина всплыла посреди авианосной ударной группы Соединенных Штатов – к большому конфузу американских ВМС.) И еще НОАК закупает авиацию, оборудованную высокоскоростными ПККР, и развертывает противокорабельные баллистические ракеты, способные нанести удар по авианосцам США с увеличенной дальности. Усовершенствованные противокорабельные мины могут еще больше ограничить оперативные возможности флота Соединенных Штатов в прибрежных зонах.
Выводы ясны. Воды Восточной Азии медленно, но верно превращаются в еще одну потенциально запретную зону для боевых кораблей США, особенно для авианосцев с истребителями ближнего действия на борту, которым придется вести действия в радиусе поражения системами А2/AD НОАК, если они хотят сохранить оперативную целесообразность. Большие авиабазы в регионе, где размещаются истребители ближнего действия ВВС Соединенных Штатов и обслуживаются воздушные силы, также подвергаются растущей угрозе. И в сумме данные риски приводят к убывающим активам. Если США не адаптируются к новым вызовам, военный баланс в Азии фундаментально изменится в пользу Пекина. Это повысит опасность того, что Китай вдохновится на разрешение остающихся в регионе проблем безопасности путем принуждения, если не прямой агрессии.
СМЕРТОНОСНЫЕ НЕРЕГУЛЯРНЫЕ СИЛЫ
Доступ к продвинутым вооружениям нерегулярных сил тоже растет. В этой связи они приобретают способность представлять серьезную угрозу для военных операций США на уровнях, которые до сих пор отводились только государствам-противникам. Нерегулярные силы тоже грозят превратить передовые базы Соединенных Штатов и другие ключевые элементы инфраструктуры в убывающие активы.
Со времен корейской войны Вооруженные силы США привыкли действовать, имея обеспеченный тыл. Большие базы (например, в заливе Камрань в Южном Вьетнаме, а позднее «Кэмп Виктори» в Ираке и авиа-база «Баграм» в Афганистане) служили безопасным убежищем в разгар конфликтов. Даже атаки повстанцев на «Зеленую зону» в Багдаде не могли причинить значительный ущерб. Такое радужное положение дел практически наверняка заканчивается.
Вторая ливанская война между движением «Хезболла» и Израилем летом 2006 г. стала первым тревожным звонком. Она показала, что, по-видимому, появляется новая, более смертоносная форма партизанских конфликтов, названная «нерегулярными военными действиями в условиях высоких технологий». Война продемонстрировала, как сложно обычным вооруженным силам защищать ключевые стационарные объекты, такие, например, как военные базы, жизненно важные элементы экономической инфраструктуры и густонаселенные зоны, от нерегулярных сил, которые все активнее оснащаются быстро распространяющимися вооружениями типа RAMM (реактивными, артиллерийскими, минометными и ракетными). В ходе 34-дневного конфликта бойцы «Хезболлы» выпустили по Израилю около 4 тыс. ракет. В основном это были ракеты малой дальности, и все неуправляемые. Однако более 300 тыс. израильских граждан пришлось эвакуировать. Местный нефтеперерабатывающий завод в Хайфе вынужден был вывезти бЧльшую часть запасов нефти, опасаясь, что ракетная атака вызовет мощный взрыв и пожары в городе. Война ощутимо сказалась на экономике.
Некоторые ракеты, находящиеся на вооружении «Хезболлы», можно запускать на расстояние свыше 50 миль, хотя по современным военным стандартам это считается малой дальностью. Сравните это с минами и ракетами, которые партизаны Вьетконга использовали против американских баз в Южном Вьетнаме. Тогда США с целью предотвращения угрозы просто патрулировали периметр, чтобы не подпустить противника в четырехмильный радиус поражения миномета. Применять такой же подход против врага, дальность ракет которого доходит до 50 миль, вообще невозможно.
Растущая дальнобойность вооружений типа RAMM, доступных нерегулярным силам, – это не единственная и даже не самая смертоносная проблема. Вооруженные силы Соединенных Штатов долго пользовались практически монополией на применение управляемых, или «умных», боеприпасов, что дает огромное преимущество высокой точности независимо от дальности полета боезаряда. Но теперь такие державы, как Китай и Россия, в изобилии поставляют управляемые RAMM (сокращенно G-RAMM). Как только они попадут в руки нерегулярных сил, те смогут наносить удары по целям с большой точностью и надежностью.
Более того, для обращения с подобным оружием не требуется специального обучения высокой степени. В ходе второй ливанской войны нерегулярные силы «Хезболлы» поразили израильский военный корабль управляемой ПККР, сделанной в Иране, и уничтожили либо вывели из строя более 50 израильских танков с помощью новейших управляемых противотанковых ракет, сделанных в России. Это можно считать первой ласточкой. Способность нерегулярных сил точно поражать жизненно важные цели, такие, в частности, как аэродромы, портовые сооружения и склады материально-технического снабжения, создаст серьезные проблемы для нынешнего способа ведения боевых действий американскими войсками.
ВИРТУАЛЬНАЯ ВОЙНА
Киберпространство – это еще одна область, где Вооруженные силы Соединенных Штатов могут столкнуться с быстро растущими рисками. Информационные технологии (ИТ) пронизывают все сферы деятельности – от логистики, командования и контроля до наведения на цель и управления поражением цели. По мере того как росла зависимость от ИТ, росло и число слабых мест в защите – особенно уязвимы боевые сети, связывающие между собой силы США.
Уязвимой становится и экономическая инфраструктура Соединенных Штатов, где все – от транспорта до электроэнергетики и финансов – зависит от киберсетей. Атаки против военных и гражданских ИТ-сетей учащаются уже по крайней мере последние десять лет. Россию обвиняли в ведении военных киберкампаний против Эстонии в 2007 г., Грузии в 2008 г. и Киргизии в 2009 г. Китай якобы стоял за кибератаками, которые вывели из строя компьютерные системы Пентагона, а также за кибератаками против Великобритании, Германии и Франции. Кибервойна может дать возможность другим странам – и даже отдельным недовольным группам – нанести значительный урон экономике США. Более того, военные операции Соединенных Штатов крайне зависимы от коммерческой наземной информационной инфраструктуры. Если кибератаки причинят ей существенный ущерб или выведут из строя, это приведет не только к серьезным экономическим потрясениям – бЧльшая часть военного потенциала США может превратиться в современный аналог линии Мажино.
Вооруженные силы Соединенных Штатов во многом зависят также от военных и коммерческих спутников. В последние годы Китай показал, что способен нейтрализовать либо уничтожать спутники на низкой околоземной орбите (где расположено большинство их) с помощью противоспутниковых баллистических ракет или наземных лазеров. По мере развития китайской программы освоения Луны НОАК, вполне вероятно, получит возможность ликвидировать спутниковую группировку Глобальной навигационной спутниковой системы (GPS), без которой невозможна наводка многих «умных» вооружений на цель. Если Китай продолжит развивать и принимать на вооружение противоспутниковые средства, спутниковая архитектура Соединенных Штатов тоже может превратиться в убывающий актив, эффективность которого будет сильно зависеть от действий Китая.
ОБЯЗАТЕЛЬНОСТЬ АДАПТАЦИИ
История свидетельствует, что эти тенденции необратимы. Технологии с неизбежностью распространяются, и ни одна армия никогда не обладала вечной монополией на какое-либо вооружение. В значительной степени убывающие активы Вооруженных сил США – прямое следствие неизбежной утраты почти полной монополии на управляемое оружие. Эту монополию просто нельзя вернуть.
Отсюда возникают тревожные вопросы. Например, смирятся ли Соединенные Штаты с тем, что несколько регионов их жизненно важных интересов превращаются в зону, недоступную для американских Вооруженных сил, либо предпримут шаги для того, чтобы ответить на этот вызов? Согласятся ли США с уязвимым положением их спутниковой архитектуры и киберинфраструктуры, или есть какие-то альтернативы? Как должна стратегия Соединенных Штатов адаптироваться в мире восходящих держав и распространяющихся технологий? Существуют ли экономически оправданные альтернативы смирению с растущей уязвимостью, или США выберут более скромную стратегию?
В прошлом Соединенные Штаты и другие лидирующие страны сталкивались с аналогичными проблемами и преодолевали их. В годы Второй мировой войны новые авианосцы США настолько эффективно осуществляли переброску войск, что вывели из употребления классические линкоры. В ответ на наращивание Советским Союзом ядерного потенциала Соединенные Штаты разработали системы раннего оповещения (спутники и радары дальнего обнаружения) и силы, концентрировавшиеся вокруг триады систем доставки (бомбардировщики, ракеты наземного и морского базирования), что создало возможность сдерживания.
Сегодня администрации Барака Обамы, так же как администрациям Гарри Трумэна и Дуайта Эйзенхауэра почти 60 лет назад, пришлось столкнуться с необходимостью решать сложные стратегические вопросы. США могут либо адаптироваться к текущим обстоятельствам, либо игнорировать их на свой страх и риск. Прежде всего есть насущная потребность в разработке новых способов получения военного преимущества перед лицом современных геополитических и технологических тенденций. Это значит, что необходимо тщательно пересмотреть военные расходы и планирование и инвестировать в определенные области потенциального преимущества, изымая капитал из других активов. И Вашингтону следует помнить, что усилия по принятию на вооружение новых боевых средств и внедрению новых оперативных методик, как правило, требуют времени и порой приносят плоды через десять и более лет.
Но прежде чем рассмотреть вопросы об адаптации военного потенциала к будущим требованиям, необходимо создать новую стратегическую основу. Перед лицом растущей конкуренции со стороны Советского Союза президенты Трумэн и Эйзенхауэр принимали решения о военном потенциале Соединенных Штатов в контексте общей стратегии, построенной вокруг задачи сдерживания советской мощи и предупреждения агрессии. Это оказалось возможным вследствие сильной экономики США и прочных союзов Америки с государствами-единомышленниками и другими державами, а также благодаря технически продвинутым американским Вооруженным силам, действовавшим в рамках глобальной сети военных баз.
Учитывая схожий масштаб сегодняшних вызовов, решения администрации Обамы относительно будущей военной доктрины Соединенных Штатов должны вытекать из генеральной стратегии, не менее амбициозной, чем стратегия первой декады холодной войны. Эта стратегия должна учитывать геополитические факторы, стремительный прогресс военных технологий и ослабленное экономическое положение США. Она должна найти ответ на серьезные вызовы, которые представляют собой радикальные исламистские группировки (и проблемы, связанные с кампаниями по борьбе с ними в Афганистане и Ираке). Она должна также найти ответ на перспективу ядерного распространения. Если Иран превратится в страну, обладающую ядерным оружием, он легко может форсировать следующий раунд распространения в арабском мире, еще больше затруднив Вооруженным силам Соединенных Штатов переброску войск на Ближний Восток для защиты своих ключевых интересов. Наконец, есть КНР, важнейший торговый партнер США и – потенциально – союзник в деле укрепления принятых норм международного поведения. Однако в то же время наращивание Китаем военной мощи заставляет предположить, что, если Пекин не сдерживать, он может поддаться соблазну преследовать свои цели путем принуждения, а то и прямой агрессии.
Необходимо также учесть два убывающих актива невоенного характера: ослабление финансовых позиций Соединенных Штатов и реальность того, что их союзники не станут брать на себя повышенную долю коллективной безопасности. За немногими исключениями отказ давних союзников делать больше для общей защиты проистекает от отсутствия согласия по поводу будущих угроз, исходной экономической слабости и желания бесплатно попользоваться выгодами от усилий и расходов США. Это вряд ли изменится и при нынешней популярной вашингтонской администрации. Даже в отсутствие глобального экономического кризиса такие союзники Соединенных Штатов, как Великобритания, Германия, Франция и Япония, обременены стареющим населением и дорогостоящими системами социального обеспечения, что еще больше сокращает их ресурсы для вклада в коллективную безопасность.
Из всего этого следует, что США нужно следовать более скромной стратегии, чем та, что выдвинула администрация Буша после 11 сентября 2001 г., – стратегии, которая лучше уравновешивает цели и ресурсы, делает меньший упор на убывающие военные активы и предполагает энергичное выявление, развитие и использование новых сфер преимущества.
НЕСКОЛЬКО СКРОМНЫХ ПРЕДЛОЖЕНИЙ
Существует ряд инициатив, которые можно и следует осуществить прямо сейчас. Учитывая и экономические обстоятельства, и отсутствие четкой стратегии, инвестиции в конкретные новые вооружения могут быть преждевременны. Однако бесспорно, что изъятие капитала из явно убывающих активов следует считать первостепенным, чтобы избежать и денежных издержек, и издержек неиспользованных возможностей, особенно в эпоху растущих бюджетных и экономических ограничений.
Соединенным Штатам следует осуществить среди прочего непрямой подход к решению проблемы нестабильности в развивающемся мире, экономя свои основные ресурсы на реализацию других стратегических приоритетов. Это означает использование военного преимущества США в виде высококвалифицированных кадров для акцента на обучении, оснащении и консультировании местных вооруженных сил в государствах, где существует угроза подрывной деятельности, но особенно в тех из них, где ведется борьба против радикальных исламистских группировок. В Афганистане и Ираке, где уже развернут многочисленный контингент американских войск, Вашингтону надо продолжать усилия по оснащению местной армии и выводу боевых подразделений Соединенных Штатов.
Вооруженным силам США необходимо сохранить возможность «пиковой» мобилизации в случае, если государство, относящееся к сфере американских жизненно важных интересов, начнет терпеть неудачу, но подобного рода операции по развертыванию сил должны стать крайним средством. А самое важное – уроки, усвоенные американской армией, и потенциал, наработанный в ходе нерегулярных войн, следует внедрить в повседневную практику.
Часть освобожденных таким образом ресурсов нужно инвестировать в разработку новых способов борьбы с вооружениями типа G-RAMM. Любое решение будет, скорее всего, сочетать имеющийся и только появляющийся потенциал, а также новые методы его использования. Заслуживают изучения несколько возможностей. Барражирующие поисково-ударные штурмовые и разведывательные самолеты – как пилотируемые, так и беспилотные – могут использоваться для поиска сил противника, оснащенных оружием G-RAMM, а после обнаружения быстро вступать в бой, прежде чем неприятель успеет открыть огонь или рассеяться. Еще один вариант – укрепить объекты против таких атак, хотя это – удовольствие дорогое и потому осуществимо только для объектов с максимально высоким приоритетом. Существуют средства активной обороны, способные перехватывать снаряды G-RAMM, но и здесь главная проблема – цена, поскольку перехватчики гораздо дороже боеприпасов G-RAMM. Однако быстрый прогресс в сфере твердотельных лазеров способен привести к созданию оборонных систем с прогнозируемыми удельными затратами, которые гораздо ниже, чем у традиционных систем перехвата.
Что касается традиционной переброски войск, следует принять стратегию уравновешивания, призванную парировать усилия Китая и Ирана по перекрытию Вооруженным силам США доступа к Восточной Азии и Персидскому заливу. Соединенные Штаты должны дать ясно понять, что хотя и не видят в Пекине врага, но намереваются и впредь давать своим союзникам и друзьям в регионе гарантии, что те не станут жертвой принуждения или агрессии. То же можно сказать и про Иран, который принимает на вооружение более скромную версию китайского потенциала. Стратегия уравновешивания должна быть разработана с таким расчетом, чтобы сохранить стабильный баланс, а не создать угрозу.
Управление способностью США перебрасывать войска в условиях применения вооружений A2/AD потребует многостороннего реагирования. С растущей угрозой, какую представляют для передовых авиабаз Соединенных Штатов китайские вооружения типа «Булава ассасина», вероятно справиться несколькими способами. Можно укрепить базы против атак ракет с обычными боеголовками, допустимо, в сочетании с противоракетной обороной. Можно перестать чрезмерно полагаться на уязвимые базы, разработав разведывательные и ударные системы дальнего действия.
Чтобы компенсировать растущую уязвимость основных надводных кораблей, Военно-морской флот США может приобрести более крупные субмарины, вооруженные крылатыми ракетами с обычными боеголовками. Чтобы избежать оперативной нецелесообразности, авианосцам следует меньше полагаться на пилотируемую авиацию ближней дальности, часть которой сейчас находится в разработке. Прогресс в сфере ПРО и ПВО тоже может сыграть ключевую роль в переброске флота. Поскольку первенство в подводной войне является непременным условием остальных морских операций, необходимо сделать приоритетным развитие преимущества ВМФ в сфере противолодочной обороны. Текущие планы по увеличению производства субмарин необходимо сохранить, а также начать разработки в области управляемых автоматически подводных аппаратов и нового класса субмарин.
Для сохранения доступа Соединенных Штатов к космическому пространству стоит изучить несколько вариантов. Правительству надо поддерживать и внедрять все перспективные разработки в этой сфере, нанотехнологии и усовершенствованные формы двигателей, с тем чтобы перестать зависеть от относительно небольшого числа «центральных» спутников и перейти к использованию микро- и наноспутников, которые можно группировать в менее уязвимые и более легко ремонтируемые сети. Альтернативой могли бы служить наземные кластеры беспилотных летательных аппаратов для замены, хотя бы отчасти, поврежденных либо разрушенных спутников.
Конкуренция в киберпространстве ведется столь секретно, что трудно определить уровень уязвимости США, не говоря уже о вариантах ее преодоления. Не исключено, что успешная оборонная стратегия здесь невозможна и Соединенным Штатам придется разрабатывать собственное кибероружие и надеяться на сдерживание кибератак наиболее опасного свойства. Короче, в этой сфере сохраняется возможность для самых неприятных сюрпризов.
Значительные ресурсы высвобождаются за счет того, что армия снизит акцент на вооружения, ценность которых в будущем, вполне вероятно, сильно уменьшится. Министр обороны Гейтс недавно предпринял некоторые позитивные шаги в данном направлении. Например, новые эсминцы ВМФ класса Zumwalt слишком дорогостоящи, чтобы с их помощью отражать вызовы нерегулярной войны, и слишком уязвимы, чтобы действовать в Восточной Азии или Персидском заливе. Гейтс намерен прекратить их производство.
Армия предложила потратить более 150 млрд долларов на группировку спутников для комплекса вооружений Future Combat Systems (FCS). Однако FCS приспособлен для традиционной войны, а не для непрекращающихся нерегулярных военных действий, с которыми теперь приходится сталкиваться армии. Решение министра обороны прекратить выпуск восьми бронемашин по программе FCS совершенно правильно, как и решение об отмене программы спутников тактической связи. Большие спутники весьма эффективны до тех пор, пока космос является безопасным убежищем, но от них следует отказаться, признав, что данного условия больше не существует.
Для высвобождения оборонных ресурсов нужно сделать еще очень многое. Военные планируют израсходовать сотни миллиардов долларов на несколько тысяч ударных самолетов ближней дальности, которые должны действовать с передовых наземных баз либо авианосцев, в то время как уязвимость и тех, и других постоянно растет. Эти программы следует сократить, увеличив инвестиции в системы повышенной дальности действия, такие, к примеру, как бомбардировщик следующего поколения или беспилотные ударные системы дальнего действия ВМФ. Морская пехота США планирует взять на вооружение новую амфибию – «экспедиционную боевую машину пехоты» (EFV), способную доплыть до берега, а потом вести бой как наземная бронемашина. Однако флот, с которого они спускаются вынужден действовать все дальше от берега, намного дальше, чем та дистанция, на которую была рассчитана EVF. Кроме того, EVF крайне плохо защищена от дорожных мин, которые все больше распространяются в развивающихся странах. Систему нужно отменить. Просто не имеет смысла тратить такую большую часть оборонного бюджета на новые системы, которые стали убывающими активами еще до того, как их взяли на вооружение.
НЕ ТОЛЬКО ВОЕННАЯ ПРОБЛЕМА
Конечно, в понятие безопасности входит не только оборонная политика. Помимо прочего Вашингтон должен делать гораздо больше, чем в последние годы, чтобы привлечь на свою сторону эффективных и усердных союзников. После холодной войны, в свой «однополярный» период, Соединенные Штаты, казалось, не нуждались в союзниках, разве что для того, чтобы легитимировать применение силы при выполнении роли главного гаранта международной системы.
Есть страны, живущие во все более опасном соседстве, которые могли бы при компетентной американской дипломатии превратиться в важных союзников этой новой эры. Следует привлекать такие демократические мусульманские государства, как Индонезия, Пакистан и Турция. Индия, самая многонаселенная демократическая страна мира, также имеет мусульманское население, одно из самых многочисленных в мире, и разделяет озабоченность США в связи с ростом военной мощи Китая. Несмотря на демографический упадок и экономические трудности, Япония могла бы взять на себя гораздо больше ответственности, чем в прошлом, и у нее для этого появляется все больше причин. Южная Корея полностью способна взять на себя ответственность по собственной защите от нападения с Севера.
Австралия остается крайне ценным союзником и всегда берет на себя больше, чем можно от нее требовать. Европейские союзники хотя и потеряли в весе и в военном потенциале, но всё еще могут оказать значительную поддержку, что продемонстрировало солидное присутствие Великобритании и в Афганистане, и в Ираке. Не стоит сбрасывать со счетов и привлечение Китая и России. Несмотря на очевидные связанные с этим трудности, их безопасность нельзя изолировать от нестабильности в развивающихся странах или от ядерного распространения.
Еще важнее, чтобы Соединенные Штаты навели порядок в собственном доме. Экономическая мощь страны долго являлась важнейшим источником ее конкурентного преимущества. Относительное преимущество США могло со временем ослабеть, однако многое заставляет предположить, что его можно сохранить еще на несколько поколений. По сравнению с другими великими державами демографическая ситуация в Соединенных Штатах намного лучше.
Население и в Европе, и в Китае, и в России, и в Японии стареет быстрее, чем население США, а Индия столкнулась с резким ростом доли молодежи, с чем может оказаться непросто справиться. Соединенные Штаты могут также похвастаться солидной базой квалифицированной рабочей силы (хотя для ее сохранения потребуется реформировать систему образования, которая отстает в ключевых областях). США располагают богатейшими запасами природных ресурсов, в чем с ними может сравниться только Россия. Америка может похвалиться также самой динамичной в мире системой свободного предпринимательства. Но американцам надо вновь научиться инвестировать в будущее и жить по средствам. Соединенные Штаты вступили в холодную войну как ведущая в мире страна-производитель; сейчас они – ведущая страна-потребитель и должник.
Точно так же, как на решение проблемы утраты США ядерной монополии ушло больше половины десятилетия, так и стратегию решения проблемы сегодняшних убывающих активов не удастся разработать за пять минут. Но необходимо ощущение безотлагательности, такое же, как то, что побудило к действиям политиков в начале холодной войны, а также неусыпное внимание со стороны президента и его высших советников. Да, страна переживает тяжелый финансовый кризис. Но президент Барак Обама может черпать вдохновение в примере президента Франклина Рузвельта, которому пришлось бороться с затянувшейся тяжелой депрессией в то время, когда за океаном собирались грозовые тучи.
Десять лет назад дебаты в оборонных кругах были в основном посвящены вопросу о том, нужна ли Вооруженным силам Соединенных Штатов «трансформация», то есть совершенно иные войска, способные ответить на вызовы новой эры с новыми противниками и стремительно распространяющимися технологиями. Большая часть военных упорно сопротивлялись этой идее. Но цена такого добровольного невежества может оказаться очень высокой. Столкнувшись с современной нерегулярной войной после вторжения в Афганистан в 2001 г. и в Ирак в 2003 г., США вынуждены были ответить «трансформацией» (как и израильтяне после второй ливанской войны). Сегодня, несмотря на всё чаще являющиеся доказательства того, что широкий спектр вооружений Соединенных Штатов теряет стоимость, многие еще не готовы к серьезным размышлениям, необходимым для упреждающей «трансформации» – для подготовки к вновь возникающим вызовам путем выявления новых вооружений, способных компенсировать либо заменить те, которые все больше обесцениваются.
Если игнорировать тот факт, что брошен вызов способности Соединенных Штатов перебрасывать и обеспечивать воинские контингенты по всему миру, сам вызов никуда не денется. Рано или поздно на этот вызов – и на его последствия для безопасности США – придется отвечать. Упадок способности Вооруженных сил Соединенных Штатов влиять на события за границей может оказаться неизбежным; однако он не должен стать результатом равнодушия либо невнимания. Америке необходимо принять ряд важных стратегических решений. Пытаться уклониться от этих решений сейчас – значит просто позволить соперникам принять эти решения за нас.
Отклики, полемика
«Трансформация» – роскошь, которую Пентагон не может себе позволить
Томас Доннели – научный сотрудник кафедры внешней и оборонной политики Американского института предпринимательства.
В статье Эндрю Крепиневича «Убывающие активы Пентагона» поднимается ряд важнейших вопросов, с которыми столкнулся Пентагон при подготовке четырехлетнего «Обзора оборонной стратегии». Однако проницательные наблюдения автора относительно оперативной деятельности и технологий не заменят более широкую оценку требований к стратегии США. То, что в долгосрочной перспективе представляется «убывающим», в данный момент может оказаться вполне полезным и даже необходимым. А учитывая то, как футуристический взгляд сказался на военных делах (наиболее примечательно появление школы «трансформации» в той форме, в какой ее отстаивал бывший министр обороны Доналд Рамсфелд), Соединенным Штатам, пожалуй, стоит придерживаться более традиционного подхода.
Главная сила доводов Крепиневича – в его внимании к возникающим оперативным вызовам, в част-ности к проблемам сохранения доступа к стратегическим регионам за рубежом. Действительно, Крепиневич много лет назад одним из первых призвал обратить внимание на эти вопросы, например, в докладе «ВВС в 2016 году», опубликованном Центром стратегических и бюджетных оценок в 1996 г. Однако планирование операций – область, в которой стратегия и политика пересекаются с тактикой и технологией, – это очень тонкое искусство.
Посмотрим на упомянутые Крепиневичем военные учения «Вызов тысячелетия-2002» и на сложности с переброской американских воинских частей в Ормузский пролив. При более пристальном анализе, лучшей тактике и новых инвестициях сценарий в Ормузском проливе сегодня оказался бы менее катастрофичным, чем он представлялся в 2002 г. Больше того, возможность использования сухопутных сил, дислоцированных либо в Афганистане, либо в Ираке, либо где-то еще в регионе, сегодня значительно возросла. Несомненно, Вооруженные силы США не слишком преобразились, однако изменилась способность Вашингтона их использовать. Соединенные Штаты научились прибегать к традиционным системам новаторским образом, находя для якобы «убывающих активов» более широкое применение, чем замышлялось изначально. Это, например, справедливо для F-16, которые появились в 1980-х гг. для ведения дневного воздушного боя, но затем были приспособлены для участия в разнообразных миссиях – бомбардировках, непосредственной авиационной поддержке, РЭБ и др.
Соединенные Штаты действительно столкнулись с вызовом в Восточной Азии: Китай вложил значительные средства в системы, которые справедливо беспокоят Крепиневича, например в баллистические ракеты и ударные подводные лодки. Но, инвестируя в новые, менее уязвимые вооружения, о которых говорит Крепиневич, такие, к примеру, как беспилотные бомбардировщики-невидимки дальнего действия (их разработка в любом случае потребует много времени), США должны определить, как они это сделали в Ираке, каким образом повысить ценность нынешних сил.
Тревожит, что в последнем докладе Министерства обороны Австралии говорится о необходимости подстраховаться на случай сокращения американского присутствия в Тихом океане. Когда давний союзник высказывает такую очевидную истину, Вашингтону следует прислушаться.
Крепиневич и прочие защитники «трансформации» придают слишком большое значение революции в военных делах и пренебрегают преемственностью. В качестве гаранта международной системы США не могут позволить себе значительное сокращение нынешних обязательств, будь то в Европе, где Россия Владимира Путина омрачает общий мир, в Восточной Азии, где набирает силу Китай, а провокации Северной Кореи происходят почти по расписанию, и, конечно, на Большом Ближнем Востоке. Крепиневич признаёт, что Соединенные Штаты должны оставаться гарантом международной системы, определяя их стратегическую цель как сохранение либерального мирового порядка. Но это налагает требования, которые делают проблематичным предложение Крепиневича перестать вкладывать в «убывающие активы». Для сверхдержавы, единственной страны, способной стабилизировать международную систему, трудно, да и попросту опрометчиво, отказываться от своих обязательств.
США следует приспособиться к меняющимся обстоятельствам, таким, в частности, как подъем Китая, и при этом сохранить достаточную мощь для победы в ведущихся войнах, обеспечить основу для старых и новых коалиций и иных форм минимизации рисков собственной безопасности. Вашингтон сталкивается с постоянно меняющимися угрозами. Ему недоступна и никогда не будет доступна роскошь полного перехода от одной четко определенной системы военных действий к другой.
Исходя из опыта правления Джорджа Буша-младшего американцы должны крайне скептически относиться к понятию «трансформация». По крайней мере, Эндрю Крепиневич отказался от своей идеи 20-летней «стратегической паузы», которую он выдвинул в 1997 г. в бытность свою членом Комитета по национальной обороне – органа, созданного Конгрессом для оценки первого четырехлетнего «Обзора оборонной стратегии». Предполагалось, что после распада Советского Союза Вооруженные силы Соединенных Штатов сконцентрируются на сдерживании будущего соперника не за счет личного состава, а в основном при помощи других средств, в том числе высокотехнологичных вооружений, сил специального назначения и отношений с иностранными союзниками. (Крупные сухопутные силы Соединенных Штатов в том масштабе, который сейчас требуется для ведения войн в Афганистане и Ираке, тогда рассматривались как «убывающие активы».)
Но при всех переменах, случившихся с 1990-х гг., рецепты Крепиневича остаются теми же: инвестировать в технологии (особенно в высокоточные удары дальнего действия), избегать вовлечения сухопутных сил в долгосрочные нерегулярные конфликты и пересмотреть стратегию в свете ограниченных средств (вместо того, чтобы увеличивать затраты). Этот подход уже испытывался и потерпел неудачу. Эндрю Крепиневич путает то, что более или менее постоянно, – стратегическое поведение США, с тем, что варьируется, – конкретные военные средства, которые Вашингтон способен применить в тот или иной момент для достижения своих стратегических целей.
Крепиневич неудачно использует термин «убывающие активы». Администрация Дуайта Эйзенхауэра разработала рамочную концепцию «убывающих активов», а затем ввела в действие катастрофическую стратегию «нового взгляда». В соответствии с ней Вашингтон резко сократил расходы на оборону, всецело положившись на ядерное оружие, так что даже мелкие конфронтации холодной войны грозили перерасти в кризисы, ведущие к Армагеддону. Хотя Крепиневич, как и многие чиновники в администрации Обамы, считает Эйзенхауэра положительным примером, а министр обороны Роберт Гейтс продвигает собственный план по типу «нового взгляда», это не годится в качестве модели для американской оборонной стратегии.
Флот необходим для переброски войск
Филип Дюр – офицер надводного флота, командующий Саратогской боевой группировкой и командир крейсера «Йорктаун» класса «Иджис» ВМФ США. Бывший директор стратегического подразделения ВМФ США, контр-адмирал. Был президентом Northrop Grumman Ship Systems, ведущим контрактором на проектировку эсминцев класса Zumwalt (2001–2005 гг.)
Эссе Эндрю Крепиневича – здравый призыв к пересмотру стратегической доктрины США. Хотя Крепиневич преувеличивает, полагая нынешний момент не менее острым, чем тот, что привел к принятию СНБ-68 (директива Совета национальной безопасности от 30.09.1950 г., заложившая основы концепции сдерживания СССР. – Ред.), его позиция особенно уместна, когда общественная поддержка упреждающих войн и авантюрных опытов национального строительства пошла на спад.
Крепиневич прав, настаивая на том, что Соединенным Штатам пора начать всерьез относиться к новым державам (особенно к Китаю и Ирану), которые развивают потенциал, направленный на ограничение либо блокирование доступа к зонам жизненно важных интересов Америки, таких, к примеру, как Тайваньский пролив и Персидский залив. Дело не в том, попытаются ли когда-нибудь державы, обладающие возможностью воспрепятствовать проходу американских войск, сделать это. Но само наличие у обеих держав этого потенциала может в период кризиса удержать Вашингтон от развертывания сил для защиты своих интересов и выполнения обязательств перед ключевыми союзниками.
К несчастью, доводы Эндрю Крепиневича подкрепляют давнишнюю интеллектуальную кампанию против тех военно-морских сил, которые играли важную роль в распространении влияния США во всем мире со времен Второй мировой войны. В 1993 г. я спорил с Крепиневичем в сенатском Комитете по делам вооруженных сил о том, какого рода американское военное присутствие требуется внутри и вокруг ключевых мировых акваторий. Тогда, как и теперь, Крепиневич не смог правильно оценить боевой и сдерживающий потенциал мобильных платформ, приспособленных для нападения с моря.
В статье Крепиневича доказывается, что военные учения «Вызов тысячелетия-2002» показали: на сегодняшний день военно-морские силы Соединенных Штатов являются «убывающими». Но его рассказ об этих маневрах избирателен и игнорирует подробные критические замечания многих участников. «Тучи иранских катеров-камикадзе» в реальном мире не смогли бы победить (как это произошло в ходе учений) должным образом рассредоточенный, предупрежденный и объединенный в сеть флот США. Единственным исходом стало бы самоубийство атакующих.
Эндрю Крепиневич преувеличивает ценность подводных лодок. Некоторые субмарины действительно были бы крайне необходимы, чтобы оказать противодействие вражеским подлодкам, но их полезность ограниченна. Атака против какого-либо иного объекта, кроме другой субмарины, может выдать местонахождение подводной лодки, превращая ее в «горящий ориентир» и делая уязвимой для ответного удара. А целесообразность применения субмарин для противоракетной и противовоздушной обороны не доказана.
Что касается ВВС, Крепиневич утверждает, что малый диапазон действия американской морской авиации ограничивает эффективность пилотируемых самолетов, поскольку морские базы должны быть расположены рядом с территорией противника, в зонах, доступных для атаки неприятеля. Его рецепт – развертывание на удаленных базах беспилотных ударных носителей дальнего действия. Но при этом игнорируется вероятность того, что на большой высоте беспилотные самолеты станут относительно легкой добычей сил ПВО противника. Более того, при развертывании новых пилотируемых и беспилотных самолетов Соединенные Штаты будут срочно нуждаться в совершенствовании противоракетной обороны для отражения угроз в центре блокирования доступа.
Эндрю Крепиневич одобряет решение министра обороны Роберта Гейтса ограничить число эсминцев класса Zumwalt, но обнаруживает недостаточное понимание их влияния на переброску военно-морских сил в XXI веке. Zumwalt – единственное надводное судно, находящееся еще в разработке или производстве, которое обладает достаточными технологией и скрытностью, чтобы действовать там, где интересам США угрожает продвинутый противник. Только у Zumwalt есть корпус, рубка и энергоблок, приспособленные под большие ракеты и мощные радары, которые в состоянии противодействовать современным ракетным угрозам. Решение Гейтса может означать, что ВМФ не будет полагаться на эсминцы класса Zumwalt с целью противостояния тем державам, которые способны заблокировать Соединенным Штатам доступ, но судам будущего потребуются важнейшие технологии, разработанные для эсминцев этого класса.
Контингент военно-морских сил, необходимый для обеспечения США доступа, будет определяться не количеством, а способностью американской армии проникать и надежно перебрасывать войска в любую акваторию, которая важна для Вашингтона и его союзников. Это означает иметь в распоряжении силы, которые обеспечат адекватную защиту против существующих угроз и будут способны проводить наступательные операции с целью нейтрализации либо уничтожения любых систем, ограничивающих Соединенным Штатам доступ. Строительство и модернизация этих сил – стратегический императив.
Ответ Эндрю Крепиневича
Томас Доннели и адмирал Филип Дюр поднимают важные вопросы, хотя я и не согласен с некоторыми их аргументами.
То, как Доннели представляет период правления Эйзенхауэра, не соответствует действительности. Он ошибочно утверждает, что администрация Эйзенхауэра, разработав «рамочную концепцию “убывающих активов”», осуществила «резкое сокращение расходов на оборону». На самом деле в 1950-м финансовом году, перед войной в Корее, расходы на оборону составили 126,6 млрд долларов (в пересчете на сегодняшний курс). Следом за послевоенным урезанием, в 1955 финансовом году, оборонные расходы составили 221,7 миллиарда. А в 1960-м финансовом году расходы достигали 265 млрд долларов, что трудно назвать сокращением. Доннели также характеризует стратегию администрации Эйзенхауэра «новый взгляд» как «катастрофическую». Однако не приводит доказательств каких-либо последовавших катастроф.
Доннели прав. Я действительно считаю, что военные должны «инвестировать в технологии… избегать вовлечения сухопутных сил… и пересмотреть стратегию в свете ограниченных средств», а не увеличивать расходы. Он утверждает, что «этот подход уже испытывался и потерпел неудачу», но не подкрепляет свое заявление никакой конкретикой. Подход Доннели к существующим и вновь возникающим угрозам – увеличить расходы, то есть, иными словами, продолжать то, что уже делается. Это финансовая фантазия. В текущем десятилетии расходы на оборону выросли более чем на 45 %, а административно-бюджетное управление прогнозирует в предстоящем десятилетии дефицит, превышающий 9 трлн долларов. Лучшие стратегии призывают быть умнее противника, а не просто швырять деньги на решение проблем.
Хорошие стратегии также выявляют, развивают и эксплуатируют те сферы, где имеется конкурентное преимущество. Для Соединенных Штатов одной из таких сфер являются технологии. Доннели недостаточно полно учитывает это обстоятельство. Например, в отличие от меня, он сомневается в необходимости наращивать потенциал воздушных ударов дальнего действия, хотя признаёт, что США действительно будут испытывать всё большие трудности с доступом к базам в отдаленных регионах за рубежом.
Доннели отстаивает увеличение численности армии, но у американцев нет преимущества в живой силе. Преимущество Соединенных Штатов заключается скорее в наличии относительно немногочисленного высококвалифицированного офицерского и сержантского состава. Вашингтону следует придерживаться своих обязательств, но при этом всюду, где это возможно, стараться применять «непрямой подход» к нерегулярным боевым действиям. Тогда войска США будут в первую очередь обучать и консультировать союзнические и местные силы в таких конфликтах, вместо того чтобы стремиться исполнять дорогостоящую ведущую роль.
Адмирал Дюр и я расходимся по более узкому набору вопросов. Главное разногласие заключается в том, что Дюр не принимает в расчет, насколько изменился характер военно-морских действий с тех пор, как Соединенные Штаты начали утрачивать монополию на высокоточное оружие. В прошлом веке работы в области технологий подводных лодок и торпед привели к устареванию нескольких стратегий Королевских ВМС Великобритании, особенно в отношении ближних блокад. Аналогичным образом последние разработки в различных странах потенциала антидоступа/воспрещения повысили стоимость переброски войск в столь узкие акватории, как Персидский залив, или за пределы береговой зоны таких ведущих держав, как, например, Китай. В свою очередь, это требует от Вашингтона серьезного реформирования военно-морских сил.
Что касается учений «Вызов тысячелетия-2002», Дюр правильно отмечает, что тучи катеров-камикадзе в узкой акватории не смогли бы причинить значительный ущерб сегодняшнему флоту США. Однако серьезную угрозу представляло бы сочетание катеров-камикадзе, передовых противокорабельных мин, огромного количества высокоскоростных наводимых противокорабельных крылатых ракет, субмарин, действующих в шумных водах, и – в случае конфликта с Китаем – баллистических ракет. И эта проблема со временем будет усугубляться.
Дюр критикует также мою поддержку разработки беспилотных ударных самолетов дальнего действия, утверждая, что «на большой высоте беспилотные самолеты станут относительно легкой добычей сил ПВО противника». Это правда, однако ВМФ планирует сделать новый самолет невидимым, вследствие чего озабоченность Дюра становится неактуальной. Больше того, дальность полетов беспилотных машин намного превышает диапазон действия сегодняшних палубных самолетов, а потому авианосцы смогут базироваться дальше в море, что снизит их уязвимость.
Наконец, Дюр выступает против поддерживаемого мной решения министра обороны Роберта Гейтса отказаться от эсминцев класса Zumwalt, утверждая, что только они «в состоянии противодействовать современным ракетным угрозам». Несомненно, радарные системы Zumwalt превосходят системы их предшественников. Но Zumwalt несет гораздо меньше ракет, чем другие корабли с функциями противоракетной защиты. Это делает его более уязвимым перед вражеской тактикой массированного применения, которая просто подавит защиту корабля, используя большое количество ракет. А если Zumwalt попытается устранить эту слабость, включив в свой ограниченный инвентарь больше ракет-перехватчиков, это негативно скажется на его якобы основной миссии – наземной атаке. Как справедливо отмечает Дюр, ВМФ может встроить многие прогрессивные технологии Zumwalt в свои будущие корабли.
И Доннели, и Дюр предпочитают придерживаться прежнего курса, а не приспосабливаться к сдвигам в финансовой реальности и в природе военной конкуренции. Им не помешало бы прислушаться к предостережению сэра Фрэнсиса Бэкона: «Тот, кто не хочет прибегать к новым средствам, должен ожидать новых бед».
Опубликовано в журнале Foreign Affairs, No 4 (июль – август) за 2009 год. © Council on
Foreign Relations, Inc.
