В декабре 2008 года минуло 60 лет со дня принятия Всеобщей декларации прав человека. В этом универсальном международном акте государства мира впервые согласовали, систематизировали и провозгласили основные права и свободы, которые должны быть предоставлены каждому жителю планеты Земля.
На торжественном пленарном заседании Генеральной Ассамблеи ООН, посвященном 60-летию Всеобщей декларации прав человека, Генеральный секретарь ООН Пан Ги Мун назвал этот документ, подготовленный в период страшной разрухи и лишений после Второй мировой войны и Холокоста, отражением стремления человечества к процветанию, уважению достоинства всех и мирному сосуществованию.
«С тех пор мы прошли долгий путь. Однако реальность заключается в том, что мы не оправдали надежды, закрепленные в декларации, – по меньшей мере, всё еще не оправдали», – отметил Пан Ги Мун. Он обратил внимание на грубые нарушения прав человека во всем мире, а также на чрезвычайную нехватку продовольствия и глобальный финансовый кризис, крайне негативно влияющие на возможность человека реализовать свои права, включая право на развитие.
УГРОЗЫ, СВЯЗАННЫЕ С КРИЗИСОМ
Многие эксперты обоснованно полагают, что мировой финансово-экономический кризис обернется новыми вызовами и угрозами. Прогнозируется ускоренное расширение потоков незаконных мигрантов из стран Африки в Европу. Ведь в результате кризиса под угрозой прекращения оказались гуманитарные программы продовольственной и медицинской помощи голодающим и жертвам региональных конфликтов. Рост нелегальной миграции всегда сопровождается увеличением объема торговли людьми. Причем в условиях спада она может принимать самые бесчеловечные формы.
Кризис будет способствовать обострению всех территориальных, межэтнических, межконфессиональных конфликтов в регионах, где катастрофически не хватает продовольствия и пресной воды.
Неизбежен рост преступности в странах Европейского союза, СНГ и в США. Очевидно, что часть людей, привыкших в период экономического бума к определенному уровню комфорта, постараются сохранить его, добывая недостающие материальные и финансовые ресурсы незаконными способами.
Возникшие проблемы имеют интернациональный характер. Они требуют разработки и внедрения новых «критических технологий» в политике, экономике и праве. Именно по этой причине Россия предлагает изменить глобальную финансовую архитектуру, пересмотреть роль действующих международных институтов и создать новые, включая адекватное правовое регулирование на основе гармонизированной системы международных и национальных стандартов деятельности участников финансовых рынков.
Строительство новой финансовой архитектуры потребует принятия принципиально новых правовых решений, многие из которых могут выглядеть непопулярными в общественном мнении. С позиций защиты прав человека придется взглянуть и на многие привычные правовые и экономические категории.
С точки зрения экономиста, мировой кризис – это прежде всего результат нарушения законов экономики. Но он также свидетельствует о деформации принципов права как в законодательстве, регулирующем экономику, так и в правоприменительной практике финансово-экономической сферы. В первую очередь речь идет о неадекватной реализации формального равенства (или правовой справедливости) и вытекающего из него юридического эквивалента в качестве универсальных императивов права. Последовательное применение этих универсальных регулятивных принципов придает экономике правовой характер. Очевидно, законодатели не смогли заранее обеспечить надлежащие юридические формы (включая и меры ответственности), рассчитанные на такие кризисы. В свою очередь политики, экономисты и юристы не проявили должного профессионализма, чтобы своевременно предусмотреть и предотвратить нынешний кризис.
С юридической точки зрения реальная угроза финансово-экономической пандемии – результат различных отклонений от принципа верховенства права в экономике в отдельных государствах и на глобальном уровне. Это и неэффективные нормативные правовые акты, и непрофессиональные, неправомерные действия чиновников, должностных лиц и корпораций, включая сомнительные и незаконные финансовые пирамиды – как внутригосударственные, так и транснациональные. Все вместе взятое привело к тому, что правовые принципы в должной мере не применялись к сфере регулирования современной экономики и финансов. Следствием стала деформация прав и обязанностей субъектов экономических отношений, включая государства и международные финансовые институты.
Особенные опасения вызывает обеспечение социально-экономических прав граждан. В условиях кризиса практически невозможно добиться положения, при котором все категории населения будут удовлетворены политико-экономическими решениями правительства. Государство призвано гарантировать разумный баланс и соразмерность между решениями, принимаемыми в целях выхода из кризиса, стабилизации финансов и экономики, и фундаментальными правами и свободами граждан, закрепленными во Всеобщей декларации прав человека, а также в Конституциях отдельных стран.
Кризис обнажил несостоятельность классической либеральной доктрины права, которая предусматривает формальное равенство между деянием и воздаянием перед единой для всех нормой свободы. В сфере социальных отношений это не предполагает какого-либо правового корректирования с учетом социальных и биологических различий людей как субъектов права. С данной доктриной связано представление о том, что социальные права не являются правами в строгом смысле, а социальной политика – это лишь основанная на политической целесообразности благотворительность и вспомоществование бедным со стороны государства за счет богатых.
Между тем формальное равенство в его двух аспектах – как справедливости уравнивающей и справедливости распределяющей – логически предполагает преодоление исходного фактического неравенства путем создания равенства стартовых возможностей в использовании прав и свобод. Эта идея находит все большее понимание в условиях современных глобальных процессов, когда стало ясно, что традиционных – либеральных – прав, гарантированных человеку, недостаточно для реализации его способностей как разумного существа, обладающего свободой воли.
По смыслу российской Конституции, социальная политика, основанная на принципе социального государства, – это не произвольная по своей природе благотворительная деятельность, движимая нравственным чувством сострадания к социально незащищенным слоям. Это конституционно-правовая обязанность государства гарантировать и защищать социальные права в качестве основных и неотчуждаемых прав, что соответствует основному принципу распределяющей (или пропорциональной) справедливости. Она предполагает правовую всеобщность и формальное равенство.
Исходя из этого, общество (в лице государства) с помощью соответствующих компенсаторных механизмов обеспечивает наиболее слабым своим членам равенство стартовых возможностей в реализации основных прав и свобод. Данная деятельность предполагает в случае необходимости и законодательное ограничение более сильных субъектов (в том числе посредством налоговых инструментов), но она не должна быть произвольной и продиктованной лишь соображениями политической целесообразности либо моральным чувством сострадания и взаимопомощи.
В противном случае преимущество более «сильных» возрастает не вследствие собственных усилий и предприимчивости, таланта и заслуг, а за счет доставшихся им ресурсов (эффект «накопленного преимущества»). Тем самым искажению подвергается действительный смысл и распределяющей справедливости, и справедливости уравнивающей, то есть юридического равенства в целом как основного принципа всего правового регулирования. В конечном итоге общество попадает в «ловушку неравенства». Такое регулирование не гарантирует эффективной защиты интересов людей и не способно обеспечить выживание и развитие цивилизации.
Ныне конституционно-правовая доктрина и практика призваны обеспечить истолкование и реализацию принципа юридического равенства применительно к сфере социальных прав с учетом конкретных социальных условий, вызовов и угроз.
Истолкование положений о социальном государстве, юридическом равенстве и справедливости (как уравнивающей, так и распределяющей) в регулировании, обеспечении и защите социальных прав позволило Конституционному суду РФ выработать правовые позиции, имеющие существенное значение для законодательного регулирования общественных отношений в сфере социальной защиты и проведения единой социальной политики.
В ЗАЩИТУ СИСТЕМНОГО ПОДХОДА
Острота событий предопределяет применение адекватных правовых методов и доказывает несостоятельность формалистической (коренящейся в юридическом позитивизме) трактовки права, согласно которой право отождествляется с законом. Как показывает исторический опыт, на практике это порождает убеждение, будто любое повеление власти, облеченное в форму закона, становится правом. В регулировании экономики такое пренебрежение принципами права приводит к волюнтаризму.
В период кризиса стали очевидны издержки и практические последствия доктрин, трактующих право как «чистую» форму в отрыве от ее содержания и не учитывающих взаимосвязь юриспруденции и экономики как прикладных наук. Это ведет, по существу, к игнорированию системного подхода как методологической основы профессионализма.
Есть профессиональные рамки, которые надо уважать. Выход за такие рамки – любимое занятие дилетанта. Профессионал, будь то экономист или юрист, отвергает дилетантизм и ценит высокую профессиональную компетентность. Но представим себе, что начинается извержение вулкана. А вы живете в Помпее, то есть прямо под этим вулканом. Вы ощущаете подземные толчки и понимаете, что нечто задевает вашу личную судьбу, судьбу вашего любимого города. Вы обеспокоенно спрашиваете, что происходит. А вам отвечают: «Это вас не касается – данная проблема находится в компетенции вулканологов».
Есть мировые процессы, имеющие определенную динамику. Можно говорить, что они цикличны, и описывать конкретные циклы. Кто-то считает, что все развивается только по закону циклов. А кто-то верит в великую новизну, приносимую историей. Лично я склоняюсь ко второй версии с ее верой в провозвестие и истину. И именно эту версию считаю и научно достоверной, и отвечающей чувству великой правды, свойственному верующему человеку.
Но каковы бы ни были процессы, они предполагают ритм, в котором спокойствие сменяется беспокойством, стабильность – потрясениями. Китайская мудрость гласит: «Не дай бог жить в эпоху перемен». Но у каждого – свое время. И кому-то предначертано жить в эпоху перемен, «в минуты роковые», как говорил великий русский поэт и политический деятель Фёдор Тютчев.
Эпоха стабильности характеризуется определенными разграничениями между прерогативами различных профессий. Нестабильность же, не отменяя самого разграничения, придает ему совершенно другой характер.
Юриспруденция эпохи нестабильности и юриспруденция эпохи стабильности по-разному подходят к проблеме профессиональной компетенции. Юрист, следящий за правовыми нормами, соблюдаемыми в острой фазе того или иного переходного процесса, перестав отдавать себе отчет в том, что он имеет дело с определенным процессом, перестает быть юристом. Он превратится в никому не нужного буквоеда, не способного помочь людям решить их проблемы, смягчить потрясения, заклясть хаос, погасить дух распри, воспылавшей в человеческих умах и сердцах. Здесь невольно всплывает образ «игры в бисер» как доведенный до гротеска способ жизни касты рафинированных профессионалов, созданный в известном романе-утопии Германа Гессе.
Можно любить право и даже поклоняться ему. Но никогда нельзя забывать о том, что не человек существует для права, а право для человека. Если в мире разворачиваются острые процессы, то в подходе к правовым нормам и механизмам мы должны, как минимум, учитывать их и рассматривать в качестве контекста для нашего законодательного действия. А как максимум – включать сам процесс в диалектику осуществляемого законотворчества.
Та нестабильность, в рамках которой нам предстоит вершить правовые деяния, порождена мировым финансовым кризисом. Она уже вносит коррективы в наше профессиональное самоощущение. Где сейчас проходит разумная и функционально обоснованная граница между профессиональным и человеческим, понятийным и общесистемным, частным и общим, корпоративным и мировоззренческим?
ПРЕОДОЛЕТЬ КРИЗИС ДОВЕРИЯ
Нынешний мировой финансовый кризис уже назван кризисом доверия.
В прямом и буквальном смысле слова речь идет о доверии вкладчика к банку. Ни один банкир не может вести дело в условиях, когда все его вкладчики одновременно требуют вернуть деньги. Если распространить слух (пусть и абсолютно лживый, но убедительный), что банк завтра лопнет, так и произойдет. И тогда банк обязательно лопнет. Такова буквальность кризиса. Но вряд ли мы можем ограничиться таким объяснением доверия.
Глобализация побудила нас к юридически формализованному доверию. Где-то на другом конце света неизвестные нам люди выпускают акции. И есть рейтинговые агентства, профессиональная обязанность которых – объективно их оценить. А мы обязаны доверять рейтинговым агентствам. Мы не знаем людей, выпускающих акции. Не знаем их человеческих и профессиональных качеств. Но мы верим, что есть инстанция, которая обладает такими знаниями и поделится ими с нами. Эта вера создает глобальную интеграцию. Человек начинает ощущать себя своим в любой точке земного шара. Мир опасным образом унифицируется, и при этом он фантастически расширяется, обещая совершенно новые возможности.
Потом оказывается, что верить рейтинговым агентствам нельзя. Чему начинает доверять человек? Тому, что он знает лично. Своим знакомым, друзьям, своей реальности, которая тут же схлопывается, превращаясь чуть ли не из всемирной в узкорегиональную. Дело уже не в том, что такой-то банк по таким-то абстрактным оценкам является наилучшим. А в том, что в маленьком и далеко не лучшем банке работает твой знакомый, которого ты знаешь как облупленного. Ничему формальному доверять нельзя. Можно доверять только конкретному.
Финансовый кризис убедил тех, кто верил в простоту и однонаправленность глобализации, что все не так просто и не так однозначно. Будет крайне прискорбно, если, разочаровавшись в прописях глобализации (финансовой, юридической и не только), человечество откажется от идеи схождения, симфонии, взаимообогащения. Если в результате мир снова начнут растаскивать по маленьким и затхлым квартиркам. И это обязательно произойдет, если мы не научимся понимать суть процесса. И обязательно скажется на всем, что касается права.
Право – не косное монолитное целое, способное существовать в качестве неизменяемой данности. Право – это живая сверхсложная система, чувствительная к культуре и религии, к политике и экономике, к социальной жизни и техническому прогрессу. Любое другое понимание права превращает нас, отвечающих за человеческое доверие к данному институту, в догматических жрецов, не способных хранить огонь в потухших, мертвых светильниках.
Если глобализация будет развиваться дальше, то конституционное и вообще национальное право окажутся в итоге продуктом синтеза с правом всечеловеческим. Рухнет глобализация – частное возобладает над общим, национальное – над общечеловеческим. Раньше или позже это оформится в совершенно другую систему международных институтов, к чему нас уже призывают, говоря об архаичности ООН и необходимости организации мира по принципу Венского конгресса.
Внимательное наблюдение за этими призывами и апелляциями к Realpolitik не может не увязываться в нашем сознании с кризисом доверия ко всем и вся, породившим в итоге конкретный кризис доверия к финансам. Человеческий мир устроен намного сложнее, чем это казалось людям, считавшим, что деньги окажутся мерилом всего, окончательным регулятором, эквивалентом общемировой власти.
Алан Гринспен покаялся в том, что он преувеличивал значение рыночных регуляторов. Но почему не каются те, кто говорил об альтернативной упрощенной глобализации, которая в итоге отменит разницу между единичным, особенным и всеобщим, лежащую как в основе нашей культуры в целом, так и в основе философии права? А ведь именно философия права является мировоззренческой и в этом смысле стратегической доктриной всей юридической практики.
Либо – либо… Либо мы откажемся от глобализации вообще. Откажемся всерьез и надолго. И что тогда? Разве тогда фундаментальнейшим образом не изменятся правовые нормы, не перестроится в корне иерархия общечеловеческого (то есть всеобщего) и национального (то есть особенного)? Разве при этой трансформации не окажется задет индивидуум как единичное? Но это же не может не произойти в рассматриваемом прискорбном случае…
Доведем до конца логику тех, кто призывает к Венскому конгрессу, и спросим себя: при чем тут, в этом печальном и пока еще не взявшем нас за горло сценарии, права человека и декларации ООН вообще? Если возобладает «Венский конгресс», то рухнут не только существующие институты, не только глобализация, но и международное право. А то, что возникнет вместо него, станет качественно иным. Если же это качественное изменение запоздает, то на руинах подорванного мирового доверия возобладает звериное право сильного со всеми катастрофическими последствиями.
Но в чем альтернатива? Не в том же, чтобы отмахиваться от потрясений, напастей, порожденных недоверием, которое пришло к нам, уверен, не из финансов, как таковых, а из недр политики и культуры.
Альтернатива в другом. В том, чтобы усложнить модель глобализации, превратить ее из унификации в нечто совершенно другое – сложное, богатое содержанием, многомерное явление, способное возвратить подлинное доверие во все сферы человеческой жизни. В политику и культуру, в религию и философию, в финансы и право.
Осознав, насколько опасны возобладавшие на сей момент упрощения, мы, я верю, сможем прийти к новому, гораздо более адекватному пониманию соотношения единичного, особенного и всеобщего. А через это – к новому культурному, а следовательно, и правовому синтезу.
Если мы не хотим, чтобы мир сорвался в пропасть, то любое наше правовое действие должно, оставаясь профессиональным, становиться философско-правовым. А значит, мировоззренческим.
Тогда мы изгоним демона недоверия из разных сфер нашей жизни. И обеспечим будущим поколениям мир подлинно гуманистический, открытый и целостный.
